Маринка удивилась.

– Ты целовалась с этим дерьмом?

– Заткнись! – велел Севка, выведенный из терпения. Тут же осадил сам себя и ответил тоном ниже: – Прости, Уля. Это опять-таки была импровизация. Но до чего здорово все получилось! Незапланированная лирическая линия! Очень красиво. Публика будет визжать и плакать.

– Думаешь, публику удовлетворят наши поцелуи? – спросила я. – Это после секса в прямом эфире?

Севка вздохнул и ничего не ответил. Зато ответила Маринка:

– Дура! Этот секс был продажной акцией! Проституцией в чистом виде! А ваши поцелуи...

– Заткнись! – снова оборвал ее Севка.

Маринка злобно рассмеялась.

– Ну, хорошо, – произнесла я. – Что было дальше?

– Дальше была деревня. Перевалочный пункт. – Севка посмотрел на меня виноватыми глазами. – Прости, Уля. Зрителям интересно посмотреть, как золотая молодежь живет в свинарнике.

– Вы жили в свинарнике? – осведомилась Маринка.

– Почти, – ответила я. – Почему следующей была Дунька?

– Психолог посоветовал, – ответил Севка. – У Дуньки начало крышу сносить. В общем, она становилась...

Он остановился.

– Балластом, – договорили мы с Маринкой хором.

Севка промолчал.

– Да, – сказала я пустым невыразительным тоном. – Здорово придумано.

– Ты была неподражаема! – отозвался Севка. – Один твой забег в супермаркете чего стоит! Клянусь, я в тебя чуть не влюбился!

Я вспомнила визг тормозов, десятиэтажный мат перепуганного водителя, толпу людей, кольцом сомкнувшихся вокруг меня. Дотронулась до правого бедра и сказала:

– Чуть не влюбился... А если бы я его догнала и убила, тогда бы влюбился?

– Уль, не утрируй, – попросил Севка.

– Я не утрирую, – ответила я. – Я этому вашему... актеру... плечо продырявила. С этим что делать?

– Ничего не делать, – хмуро ответил Севка.

– Плечо оплачено, – объяснила мне Маринка. – Так?

Севка не ответил.

Несколько минут мы сидели молча, потом я спросила:

– Где Ванька с Дунькой?

– Они в больнице, – ответил Севка. – Ничего серьезного! Просто Ванька немного заикается и плохо ходит. Дунька за ним ухаживает.

– Действительно, – подтвердила Маринка. – Что тут серьезного?

– Ребят, вы не понимаете! Это такой шанс! Вы все можете прославиться! – Севка в волнении вскочил с кресла и пробежался по комнате из конца в конец. – Это популярность! – сказал он, останавливаясь. – Это деньги! Это возможность сделать карьеру! Это все, что нужно нормальному человеку для нормальной жизни!

Мы с Маринкой молча переглянулись. Севка снова уселся напротив нас и вкрадчиво сказал:

– Кроме того, вас ждет сюрприз.

– Как, еще один? – всполошилась Маринка.

Севка не обратил внимания на ее выпад. Наклонился к нам и торжественно произнес:

– Месячная поездка в любую страну мира! По желанию! Пятизвездный отель! Оплаченные развлечения! Десять тысяч наличными! Каждому!

– Мы же не продаемся! – напомнила Маринка. – Забыл? Публике это не понравится!

Севка бросил на нее короткий хмурый взгляд и с надеждой посмотрел на меня.

– Уля! Скажи что-нибудь!

Услышанное пока не уложилось в моей заторможенной голове, и я не могла совместить Севку, в которого была влюблена, с этим незнакомым мне телевизионным человеком. Но отвечать было нужно, и я постаралась четко сформулировать свои мысли.

– Значит, так, – начала я. – Никакая программа с нашим участием в эфир не пойдет. Это раз.

Севка нервно закинул ногу на ногу. Его губы заметно побледнели.

– Если ты осмелишься это сделать, мы тебя засудим, – продолжала я так рассудительно, что сама удивилась. – Поводов масса, ты и сам прекрасно знаешь.

– Уля! – прошептал Севка. – Ты понимаешь, сколько денег вложено в этот проект? Ты же меня без ножа режешь! Я же обещал, что вы не будете против! Я обещал, что вы меня поддержите!..

– Плевать мне на это, – ответила я спокойно.

– Уля! Мы же друзья! – напомнил Севка дрожащим голосом. – Ты не можешь со мной так поступить! Это мой шанс! Единственный шанс в жизни!

Я пожала плечами и повторила:

– Плевать. Выбирайся как хочешь.

– Кстати, – вклинилась Маринка, – где ты нашел продюсера на этот ублюдочный сценарий?

Севка не ответил. Сидел, прикусив нижнюю губу, и не сводил с меня отчаянного взгляда.

– Ах, да! – вспомнила Маринка. – Твоя мамаша работает на какого-то киношника! Он, что ли, в тебя вложился?

– Уля, – попросил Севка, не обратив на Маринку внимания. – Помоги мне. Умоляю тебя!

– Нет, – ответила я. – Ты оказался невыгодным проектом. Смирись и убирайся.

Севка не шевельнулся.

– Снимаете? – спросила Маринка у оператора.

Тот не ответил, но от камеры не оторвался.

Маринка выбросила вперед правую ногу и с силой врезала в основание кресла. Кресло свалилось набок, Севка кувыркнулся через голову и оказался на полу.

Маринка продемонстрировала камере букву «о», сложенную из большого и указательного пальцев.

– Снято! – сказала она с удовлетворением. И деловито велела Севке: – Пошел вон.

Севка завозился на полу, пытаясь подняться. Мужчины, пришедшие вместе с ним, застыли в дверях, не пытаясь прийти на помощь.

– Руку дайте! – с бешенством произнес Севка, обращаясь к ним.

Никто не тронулся с места. Маринка расхохоталась.

– Ну что? – спросила она. – Вот тебе наглядная котировка собственных акций! Ты банкрот!

Севка медленно поднялся на ноги, его лицо расцвело ярко-красными кляксами. Минуту он стоял неподвижно, переводя пристальный взгляд с меня на Маринку.

– Ненавижу! – сказал он негромко, но очень выразительно.

– Взаимно! – откликнулась Маринка.

А я промолчала. Произошедшее все еще не желало укладываться в моем сознании.

Севка постоял еще немного, словно ожидая, что мы с Маринкой рассмеемся и обратим все в шутку. Действительно, какие вопросы?! Мы же друзья!

Но мы молчали, и это молчание говорило яснее всяких слов.

Севка вырвал у оператора камеру, отшвырнул ее в сторону и двинулся к выходу. Оператор пожал плечами, подобрал камеру и помахал нам ручкой. Его челюсти без устали пережевывали какую-то жвачку.

– Дверь закрой! – крикнула Маринка.

Раздался громкий треск захлопнувшейся двери, и мы с подругой остались одни.

– Скоты, – пробормотала Маринка себе под нос. Я с удивлением увидела, что она плачет.

Прошло несколько недель.

Мы с Маринкой вернулись в спецколонию для обеспеченных преступников совсем другими людьми.

– Детство кончилось, – так резюмировала Маринка наше преображение.

Я согласилась с подругой. Навалились вопросы, неизбежные во взрослой жизни. И главным из них был вопрос «как дальше жить».

– Займусь языками, – хмуро сказала Маринка. – Это мой единственный шанс заработать на пропитание. А ты?

Я пожала плечами.

– Начну специализироваться по дизайну жилых помещений и офисов.

Маринка удивилась.

– Ты – дизайнер?

– Не видишь меня в этой роли? – спросила я с улыбкой.

Маруся смутилась.

– Да нет, почему же... Но тебе всегда нравилась история.

– Историей сейчас на жизнь не заработаешь, – сказала я философски. – Пускай это будет моим хобби.

Мы сидели на подоконнике и смотрели в окно. На улице мела яростная февральская вьюга, но это была уже агония зимы. Весна не за горами.

Ванька все еще пребывал в клинике. Потрясение, пережитое им, дало серьезное осложнение на речь, и Дунька переселилась в Ванькину обитель. Опекуны попробовали на нее надавить, но новая Дунька дала им решительный отпор. Что ж, нет худа без добра. Несостоявшаяся телеигра под названием «Первый день смерти» серьезно скорректировала наши характеры. Возможно, она скорректировала даже нашу судьбу.

– Может, сказать Севке спасибо? – спросила Маринка, словно прочитав мои мысли.

Севка покинул наше избранное общество. То ли благодетель отказался вкладывать деньги в его дальнейшее обучение, то ли Севка уже всему научился, не знаю. Но больше мы его не видели.