«Ладно, проехали, – сказал себе Гомер. – Нужно справиться со своими эмоциями и работать. Одиссей потребует план уже сегодня вечером».

Гомер сосредоточился на поставленной задаче. Кто-то из команды должен пробраться в клинику, чтобы обставить смерть Вани Сизова достойным образом. Мозг Гомера, дисциплинированный долгими годами работы, выдал идею: использовать Адониса! Адонис в роли засланного казачка будет просто идеален!

Наверняка в клинике есть медсестра, обделенная мужским вниманием... Пускай даже не обделенная! Какая женщина устоит против такого красавца?! Гомер схватил ручку, подвинул чистый лист и быстро застрочил, торопясь заключить идею в слова до того, как она ускользнет.

Одиссей явился, как обычно, ночью. Гомер стал находить в его ночных появлениях какой-то мистический сакральный оттенок: визиты вампира. Выглядел Одиссей прекрасно: румянец во всю щеку, сверкающие азартом глаза... Похоже, со смертью очередной лабораторной мышки он обретает все большую силу, как и положено носферату.

– Ну как? – выпалил Одиссей, захлопнув за собой дверцу. – Есть план?

Гомер молча протянул ему исписанный лист. Одиссей быстро пробежал глазами неровные строчки, о чем-то задумался, глядя в темное окно.

У Гомера упало сердце. Сценарий был построен таким образом, чтобы больной мальчишка даже понять ничего не успел, просто вырубился. Неужели Одиссей сочтет это недостаточно эффектным и потребует перекроить планы? Но Одиссей вздохнул и вдруг спросил Гомера:

– Как вы себя чувствуете?

– Нормально, – отозвался Гомер. Не хватало еще расписывать свои болячки упырю!

Одиссей минуту смотрел на него, не отрываясь. Под этим взглядом Гомер запаниковал.

– Вам не нравится план?

– Удовлетворительно, – отозвался Одиссей. – Но раньше вы проявляли больше выдумки.

Гомер промолчал. Раньше... Тогда в его сердце еще не закралась предательская жалость.

– Ладно, – сказал Одиссей, и Гомер не смог сдержать вздох облегчения. – Хотите вывести пациента безболезненно, пускай так и будет. Но учтите, для остальных я потребую образцово-показательной казни!

– Да-да, я постараюсь! – бодро пообещал Гомер. И тут же добавил, стремясь закрепить инициативу: – Придется посвятить главврача в наши планы. Вы же понимаете, после того, как парня... выведут... врачи должны будут его осмотреть...

– Об этом я уже подумал. Врачей беру на себя. Вызывайте Адониса, пускай работает. Нам нужно, чтобы медсестра пустила его в больницу, значит, пускай обрабатывает дежурную на первом этаже. Как познакомиться, придумает сам, опыта у него предостаточно. Завтра, максимум послезавтра, дело должно быть сделано.

С этими словами Одиссей открыл дверцу «Газели» и исчез, словно растворился в темноте. «Ну, точно вампир!» – поежился Гомер. Взял мобильник и набрал номер Адониса.

Дунька спала. Во сне ее лицо наконец стало спокойным, и я порадовалась за подругу. Пускай хоть ненадолго забудет про все ужасы, которые нам пришлось пережить. Я достала из сумки косметический набор и отправилась в ванную. Встала перед зеркалом, покрутила головой влево и вправо.

Черт знает, на кого похожа. Не женщина, не девушка, не юноша, не мальчик... Какое-то бесполое существо с испуганным глазами и лохматой головой. И в кого я такая уродилась? Отец очень красивый мужчина, мама была не красавица, но вполне привлекательная женщина. К тому же она, в отличие от меня, за собой следила. Надо что-то делать со своей внешностью, нельзя превращаться в огородное пугало.

«Ничего, – пообещала я себе. – Выберемся из этой передряги – схожу в косметический кабинет и к хорошему визажисту. Интересно, можно разрисовать мою физиономию таким образом, чтобы она показалась привлекательной?»

Я торопливо пригладила взлохмаченные волосы, тронула скулы кисточкой для румян. Одна щека получилась ярче. Криворукая! Ничего не умею делать! Даже самых простых вещей, которые интуитивно осваивает любая женщина! Я смыла с лица неумелый грим, насухо вытерлась полотенцем. Черт с ней, с косметикой! Я такая, какая есть. Не нравится, не ешьте!

С этой спасительной мыслью я вышла из комнаты и дважды повернула ключ в замке. Подергала ручку, убедилась, что дверь не поддается, и отправилась в гости.

– Почему не запираешься? – спросила я шепотом Севку, переступая порог палаты мальчиков.

Севка поднялся мне навстречу.

– Тебя ждал.

Я подошла к Ванькиной постели:

– Все еще спит?

– Ага, – ответил Севка. – Ему еще один укол сделали.

Я поправила Ванькино одеяло, огляделась вокруг. Куда бы сесть?

– Придется на кровать, – сказал Севка, угадав мои мысли. – Больше некуда.

Я немного поколебалась и села рядом с Севкой. Интересно, почему я так по-дурацки себя чувствую? Может, потому, что он смотрит на меня, не отрываясь?

– Ну? – спросила я. – Чего уставился?

– Нравишься.

У меня запылали уши. В комнате сгущались ранние зимние сумерки, и я понадеялась, что Севка не заметит признаков моей трусости.

– Ты мне тоже нравишься, – сказала я и лицемерно уточнила: – Как человек.

– Да ну?

Показалось мне или в Севином голосе мелькнула ирония? Я покосилась на приятеля. Он быстро перевел взгляд на стенку.

– Ну, да! – переставила я слова местами. – И не только мне. Всем нам.

Севка взял мою руку, поднес к губам и поцеловал. Странно поцеловал, по взрослому. Я запаниковала и выдернула ладонь.

– Если бы ты знала, как мне надоело притворяться! – неожиданно произнес Севка.

Я поразилась.

– А ты притворяешься?

– Конечно! – ответил Севка. – А ты никогда это не делаешь?

– Нет, ну почему, иногда бывает...

Севка взглянул на меня мерцающими кошачьими глазами. Я подумала, что нужно включить лампу, благо она стоит рядом на тумбочке – только руку протяни, – но отчего-то не включила. Полумрак вызывал приятное возбуждение человека, неожиданно выигравшего в лотерею и еще не поверившего в свою удачу. Севка наклонился, взял в ладони мои щеки, и я перестала соображать. Сидела и ждала, чем все это закончится. Теплые губы мягко дотронулись до моих, и это прикосновение меня отрезвило:

– Нет... – сказала я.

– Прости, – сказал Севка. – Я сделал глупость. Я обиделась:

– Выходит, поцеловать меня – это глупость?

Севка тихо засмеялся. Я тоже улыбнулась. Таковы женщины. Мягко скажем; непоследовательны в желаниях и обидах.

– Я имел в виду другое, – сказал Севка. – Глупо расслабляться в такую минуту. Я не удержался, потому что ты мне нравишься.

Я спросила чужим, треснувшим голосом:

– Давно?

– Очень давно, – подтвердил Севка. – С самого начала. Помнишь тот день, когда я приехал в колледж? Димка Миронов спросил, кто у меня папаша.

– А ты сказал, что папаши у тебя нет. И что твоя мать – не миллионерша.

– И тогда Димка спросил, что я тут забыл, – Севка негромко фыркнул.

Я оторвалась от лицезрения пола и испуганно посмотрела на него.

– Брось! Миронов просто мелкий жлоб!

– По-моему, именно это ты тогда и сказала. – Севка произнес вполголоса, неуловимо копируя мою интонацию: – «Миронов, ты мелкий жлоб!»

Мы стукнулись лбами и одновременно тихо захихикали.

– Правду говорить легко и приятно, – заметила я.

– Вот именно тогда я тебя и запомнил. Ты совершенно не похожа на сытых избалованных детишек.

– Не обижайся на них! – попросила я. – Ты в миллион раз умней придурка Миронова, и вообще... Ты умней всех, кто учится в этой дурацкой богадельне!

– Я знаю. Просто странно: отчего жизнь так несправедливо устроена?

Я не ответила. Самой интересно, отчего?..

Севка нашел в темноте мою руку, накрыл ее своей ладонью, и я не стала вырываться. Было приятно ощущать, что я не одна. Что темнота, накрывшая нас черным плащом, не угроза, а спасение.