– Я предлагаю хорошенько выспаться.

– Ты сможешь уснуть? – удивилась я.

– А как же! – ответила неузнаваемая Дуня. – А ты разве нет?

– Наверное, нет.

Дуня не отрывала взгляд от потолка.

– Тогда попроси врача сделать тебе укол, – посоветовала она пустым ровным голосом. – Севка! На ночь останешься здесь. Дверь никому не открывайте.

Она повернулась лицом к стене и больше не издала ни одного звука.

– Что скажете? – спросил Гомер.

Представительный мужчина в круглых очках покачал головой.

– Ничего хорошего. Ульяна Егорова в более-менее сносном состоянии, а вот Лопухина... – Психолог поджал губы, подумал и произнес: – Спорадическая афазия.

– Что-что? – не понял Одиссей.

– Девочку клинит, – объяснил психолог, переходя на сленг. – Как большинство слабохарактерных людей, попадающих в стрессовую ситуацию, Лопухина начинает демонстрировать упрямство. Это имитация внутренней силы. Сила позволяет человеку приспособиться к непростым условиям, найти адекватное решение; если нужно, прогнуться, если нужно, передвигаться ползком. Словом, выжить. А слабые люди, как правило, выпрямляются во весь рост и с криком бросаются в атаку. Ну и, естественно, погибают.

Одиссей выслушал психолога с напряженным вниманием. Они находились в салоне «Газели», где по-прежнему мерцали экраны мониторов. Трое парней в наушниках дежурили, по очереди сменяя друг друга. Каждый шаг, каждое слово лабораторных мышек отслеживались и тщательно анализировались. Похоже, на этот раз у них возникли серьезные проблемы.

– А я было подумал, что она выбилась в лидеры, – сказал Одиссей.

– Имитация силы не есть лидерство, – поправил психолог. – Это краткосрочный выброс энергии, не более того. Хотя изменения в психике детей налицо. Если сравнить с тем, что мы имели вначале...

– Потом, – перебил Одиссей. – Сравнивать будем потом. Меня сейчас волнует другой вопрос: можно ли продолжать игру с участием Лопухиной?

– Смотря что вы планируете. Сменить жизненные условия? Перебросить детей в чужеродную среду? Не знаю, не знаю... Насколько я понимаю, их существование в деревне трудно будет назвать комфортным?

– Другие там живут и не жалуются, – обронил Одиссей.

– Для других это привычная среда, – возразил психолог. – Если человек с детства привыкает к стрессу, то именно это состояние для него является критерием нормальности. В данном случае мы имеем поворот на сто восемьдесят градусов. Добавьте к этому два убийства, которые им пришлось пережить! – Психолог покачал головой: – Нет, не советую.

Одиссей хрустнул пальцами. Гомер втянул голову в плечи, словно лично он был виноват в сложившемся положении. Хотя он, конечно, виноват. Кто расписал весь этот дьявольский план? Гомер! Следовательно, если мозги девочки не справятся с перегрузкой и она попадет в психушку, это будет целиком на совести Гомера. Интересно, она у него еще осталась, эта совесть? Наверное, осталась. Иначе он не испытывал бы сейчас мучительного стыда, смешанного с жалостью.

– Кого вы считаете лидером в этой тройке? – спросил Одиссей у психолога.

– Мальчика из народа, – ответил тот, не раздумывая. – Он с самого начала захватил лидерство и до сих пор не сдал позиций. Вы заметили, что остальные участники принимают решения только с его подачи? Если бы только он мог выжить...

– Вы же знаете, что это невозможно, – оборвал Одиссей.

– Да, – согласился психолог. – Что ж, за неимением лучшего предлагаю кандидатуру Егоровой. Если честно, я не ожидал от девочки такой внутренней стойкости. Мне казалось, что она сломается если не вначале, то в середине. А она держится. – Психолог с улыбкой добавил: – Стойкий оловянный солдатик.

– Солдатка, – машинально поправил Гомер. Хотя это слово было неверным: раньше в деревнях так звали солдатских жен.

– А эта незапланированная лирическая линия меня даже растрогала, – продолжал психолог, не обращая внимания на реплику Гомера. – Надо же, девочка влюбилась в парня из народа! Прямо хоть роман пиши!

– Меня это тоже удивило, – признался Одиссей. – Я думал, что мальчишка для них просто игрушка. Что-то вроде шута на жалованье. Детишки оплачивают все расходы, а он веселит и развлекает честную компанию. – Одиссей вздохнул и повторил: – Не ожидал.

– Мне их жаль, – снова вклинился Гомер. Тут же спохватился, что озвучил тайную мысль, но было уже поздно.

– Вот и хорошо, что жаль, – спокойно ответил Одиссей. – Верный признак того, что мы на правильном пути: публика растрогана. Этого мы и добиваемся.

– Убийствами?

Одиссей прищурился, разглядывая взбунтовавшегося подчиненного.

– Убийствами по вашему сценарию, – подтвердил он мягко.

– Что может произойти с Лопухиной, если ей показать двойника Сизова?

– Есть двойник? Надо же, не знал! – удивился психолог. И тут же запретил: – Ни в коем случае! Реакция будет непредсказуемой! Кстати, история с покупкой оружия меня, честно говоря, пугает. Оружие в руках неадекватно настроенных детей – это катастрофа. Нужно как-то незаметно проконтролировать процесс. Любое сопротивление обострит у Лопухиной чувство противоречия.

Одиссей не ответил, но Гомер знал, что этот вопрос уже решен. Завтра на рынок выйдет засланный казачок и продаст детишкам пистолет с холостыми патронами. Ситуация выходила из-под контроля и начинала всерьез его беспокоить.

– Могу еще чем-то быть полезен? – спросил психолог. Одиссей молча протянул ему конверт с деньгами. – Благодарю.

С этими словами психолог вышел из машины и направился к своему автомобилю, припаркованному неподалеку.

Этой ночью мы с Севкой не спали.

Сидели рядом на кровати, смотрели в темное окно и размышляли каждый о своем. Дуня лежала тихо, дышала беззвучно, ни разу не повернулась к нам лицом. Поэтому не знаю, спала она или нет.

Утро мы встретили рано: часов в семь. Дуня поднялась с кровати, пригладила растрепанные волосы и молча отправилась в ванную. Вернувшись, обронила:

– Умывайтесь, пора завтракать.

После завтрака мы оделись и спустились в холл, где дежурили два охранника. За стойкой сидела медсестра.

– Доброе утро... – начала она, увидев нас. Но тут же осеклась, вспомнила, что утро совсем не доброе. Смутилась и торопливо спросила: – Уходите?

– Мы ненадолго, – сказала я.

Медсестра выпустила нас, торопливо захлопнула дверь и провернула ключ в замке. Похоже, персонал клиники напуган побольше нашего.

До ближайшего рынка мы добрались минут за пятнадцать. Послонялись среди торговцев, наметили одинокого мужчину криминальной внешности, торгующего автомобильными запчастями. Севка потолкался рядом с ним, что-то сказал вполголоса. Торговец развел руками.

– Цену набивает, – сквозь зубы пробормотала Дуня. Решительно подошла к продавцу, жестко приказала: – Кончай ломаться, ты не гимназистка. Платим двойную цену. Если скажешь «нет», – уходим.

Мужчина обжег нас испытующим взглядом и неожиданно смягчился:

– Ладно, стойте здесь, – велел он. – У меня оружия нет, пойду спрошу. Может, у кого найдется.

Мужчина зыркнул вокруг недоверчивым взглядом и нырнул в толпу. Мы переглянулись, и Севка с уважением признал:

– Дунь, ты стала нашим неформальным лидером.

Мужчина вернулся не один. Его сопровождал юркий вертлявый парнишка лет двадцати.

– Вам, что ли, ствол понадобился? – спросил он, окинув Севку цепким взглядом. – Зачем?

– Не твое дело, – вмешалась Дуня. – Давай показывай, что есть.

Парнишка быстро оглянулся.

– «Макаров» пойдет? – спросил он шепотом. – Говорят, вы бонус пообещали?

– Сказала же: заплатим двойную цену, – нетерпеливо повторила Дуня.