– Да, вполне вероятно, – признала она. – То есть, вероятно, что восторги его ученические. Знаете, девчонки, я когда-то листала французский разговорник. В нем авторы посвящают целые разговорные абзацы восхвалению другой страны.

– Какой? – спросила я.

– Неважно! – ответила Маринка. – Любой! Там на месте названия страны прочерк: подставляй любое, и делу конец! Мой новый знакомый разговаривает как русский, изучавший иностранный язык по учебнику.

– С акцентом? – уточнила Дунька.

Маринка досадливо передернула плечами.

– Да нет! Акцента у него, насколько я могу судить, нет. Просто он говорит как-то неестественно... Ладно, забыли.

Маринка бросила расческу на туалетный столик, поднялась с круглого низкого пуфика.

– Какие планы на завтра? – спросила Дунька.

– Мы с Жаном едем кататься на тройке.

– И сколько стоит это удовольствие? – поинтересовалась я.

– Кажется, сто евро в час, – равнодушно ответила Маринка. – Да какая разница? Меня пригласили!

– Я слышала, что в Европе женщины платят за себя даже в ресторанах, – задумчиво произнесла Дунька.

– По этикету платит тот, кто приглашает. В Европе женщина может заплатить за мужчину, если она его пригласила.

– Ужас! – фыркнула Дунька.

Маринка кокетливо улыбнулась:

– Финансовое равенство, не более того. Женщины там зарабатывают не меньше мужчин, а то и больше.

– Ладно, не спорьте, – вмешалась я. – Если пригласил француз, значит, он и платит. Но ты на всякий случай деньги прихвати. Вдруг он кошелек потеряет.

Маринка высокомерно приподняла брови.

– Это будут его проблемы! – заявила она. – Расхлебает как-нибудь, не маленький! Мы не в Европе живем, чтобы я на мужика тратилась! Чего-чего, а этого добра в России пока бесплатно хватает!

– Правильно, Маруся! – поддержала Дунька. – Ишь ты! «Финансовое равенство»! Здесь Россия, а не Франция! Здесь женщины – существа зависимые.

– Ага! Особенно ты, – насмешливо напомнила Маринка.

– Я – исключение из правил.

– Причем во всех смыслах.

Дунька обиделась, швырнула в Маринку подушкой. Та ответила двойным подушечным залпом. Завязался бой. Я встала с кровати и отошла к окну, чтобы не принимать участия в щенячьей возне. Меня одолевали невеселые размышления.

Все-таки правильно устроена жизнь в Европе. В том смысле, что женщины и мужчины – существа финансово равноправные. В последнее время я все чаще думаю, что нужно самой зарабатывать на жизнь. Зависимость от папаши так давит на мозги, что и не передать. Тем более если учесть, какие отношения между нами сложились.

А после истории с надписью на наших родственных связях, скорее всего, придется поставить крест.

Девчонки наконец прекратили визжать, перестали кидаться подушками и объявили перемирие. Дунька потопала в ванную, мы с Маринкой остались одни.

– Ты чего такая странная? – спросила Маруська, ныряя под одеяло. – Задумчивая, как Ассоль на берегу. О чем размышляешь, подруга?

Я подошла к Маринке, уселась на край кровати и спросила:

– Как ты считаешь, нужно на жизнь зарабатывать?

– А как же! Денежки пока никто не отменял!

– И как ты собираешься это делать?

Маринка так удивилась, что даже приподнялась.

– Милая, ты не заболела? Это пускай у моего папашки голова болит!

– То есть ты собираешься и дальше жить за его счет? – уточнила я.

– Ты так выражаешься, будто я ему не родная дочка!

– Ты же его терпеть не можешь!

Маринка обдумала сказанное.

– Я его... игнорирую, – сказала она.

– А его деньги?

Маринка обиделась окончательно.

– В чем ты меня упрекаешь? В том, что я содержанка? Позволь тебе напомнить, что ты в том же положении!

– Я тебя не упрекаю. Я хочу сказать, что нам нужно подумать о будущем. И о деньгах тоже. О том, как их зарабатывают.

Маринка закинула руки за голову. Ее глаза стали мрачными.

– Пускай предки думают, – отрезала она. – Они меня на свет произвели, я о таком одолжении не просила.

– А ты сама как? – поинтересовалась я. – Рожать не собираешься?

Маринка выразительно покрутила пальцем у виска.

– Я имею в виду потом, не сейчас, – поправилась я. – И кто же наследников будет содержать?

– Хватит! Достала! – выкрикнула Маринка, демонстративно отвернулась к стене и закрыла глаза, нахмурившись.

– Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав, – изрекла я, но ответа не получила.

Я улеглась на свою кровать, раскрыла детектив, но не осилила даже абзаца. Мысли мои бродили очень далеко от событий в маленьком курортном американском городке. Курорт, курорт... Невозможно бесконечно жить на курорте. Все когда-то кончается. Отпуск, курортный роман, путевка, деньги... Даже жизнь когда-то кончается.

Мысли были невеселыми, и я тихонько вздохнула. Или это кончалось мое затянувшееся детство?

– И что потом? – спросил Одиссей.

– В каком смысле? – не понял Гомер.

– Ну, что будет после того, как Стаковская выйдет из игры? Вы продумали дальнейшие действия? Здесь детишки остаться не смогут, значит, им придется уехать. Куда на этот раз?

Гомер не ответил. Так далеко он пока не забирался. К тому же вся эта затея совсем перестала греть душу. Отчего-то он проникался сочувствием к затравленным детям, которым и так не повезло в жизни. Вчерашняя распечатка разговоров добавила новых красок: оказывается, Ульяна Егорова тайно влюблена в самого непрезентабельного члена компании, сына домработницы! Надо же, ничто человеческое золотой молодежи не чуждо! А еще девушка серьезно задумывается о будущем, о том, как заработать себе на жизнь...

– Вы меня слышите?!

Гомер вздрогнул от резкого окрика. Невольно помассировал левую сторону груди и тихо ответил:

– Я слышу. Просто обдумывал ваш вопрос.

– Вы должны были все обдумать до того, как я спрошу, – уколол Одиссей.

Гомер покорно кивнул. Должен. За те деньги, что ему пообещали, он просто обязан это сделать. Одиссей смягчился.

– Ладно, – сказал он. – Будем действовать по обстановке. Но на всякий случай наметьте отходные пути. И вызовите Геракла, скоро его выход.

С этими словами он открыл дверцу «Газели» и скрылся в темноте.

Гомер достал из кармана валидол, бросил под язык таблетку, дождался, когда во рту разольется мятная свежесть. Сердце барахлит все сильней, но нужно продержаться до конца. Завтра из пяти лабораторных мышек в живых останутся четыре. Кто следующий?

Гомер задумчиво вертел ручку. Одиссей предложил ему для работы отличный мощный ноутбук, но старые привычки оказались живучими. Гомер привык писать от руки и не желал осваивать компьютер. Правда, никогда раньше ему не приходилось сочинять такие страшные сказки, как сейчас. Жизнь меняется, и ничего с этим не поделать.

Чтобы лучше сориентироваться, Гомер достал толстую папку с собранной информацией, перелистал странички. Досье Стаковской отложил в сторону сразу, девушка, считай, уже вне игры. Потом не удержался и просмотрел давно изученный текст новым взглядом.

Стоковская Марина Леонидовна. Дочь дипломата и светской львицы. Родители разошлись давно, дочери было лет семь. Мать вернулась в Москву, где продолжает вести гламурный образ жизни, отец остался на дипломатическом поприще, дочь повисла между небом и землей. Одно время ее перекидывали с места на место, как футбольный мячик, потом определили в интернат, созданный специально для богатых проблемных детишек. Отец видится с дочкой раз в год, мать не видится вообще: семнадцатилетняя барышня не соответствует имиджу тридцатилетней женщины. Неудивительно, что Марина Стаковская превратилась в верблюжью колючку.

Гомер снова поймал себя на неуместном чувстве жалости. В последнее время оно все прочнее утверждалось в ноющем сердце и здорово мешало работать. Он с досадой отогнал крамольные мысли, достал мобильник и позвонил Гераклу. Как сказал Одиссей, пора готовить на выход новое действующее лицо.