– Убрать бы, – пробормотала я.

Вошла в ванную, поискала веник. Напрасный труд. Подобные предметы в современных номерах не водятся. Значит, придется ждать уборщицу.

Я вернулась в комнату, улеглась на кровать и натянула на себя одеяло. Меня сильно знобило.

Сна не было ни в одном глазу. Я чего-то ждала. Чего? Сама не знаю.

В таком полузабытьи я пролежала до самого обеда. Затем заставила себя подняться и пойти в ванную. Залезла под душ, яростно содрала с себя паутину липких ночных страхов. Влезать в мятую несвежую одежду после купания было неприятно вдвойне. Я с отвращением напялила мятый свитер, застегнула потрепанные джинсы и вышла из номера. Следовало заняться делами, которых у меня накопилось немало.

Я спустилась в холл, протянула магнитную карту девушке за стойкой. Сегодня дежурила другая смена, но незнакомая барышня все равно окинула меня любопытным взглядом. Человека встречают по одежке, и ничего с этим не сделаешь.

– Вы освобождаете номер? – спросила меня барышня.

– Что? – не поняла я.

– Номер за вами до сегодняшнего дня, – объяснила девушка. – Расчетное время до двенадцати. Если вы не оплатите вторые сутки, номер может быть сдан другому человеку.

Я потерла висок. Почему у меня все время болит голова?

– Продлеваем пребывание еще на сутки? – уточнила барышня.

Я достала рублевые остатки, расплатилась за номер. Нужно менять доллары. При нынешних ценах деньги текут между пальцев, как вода.

Я вышла на улицу, подняла воротник куртки. Меня знобило все сильней.

– Нельзя болеть, – пробормотала я вслух. – Только не сейчас. Потом. Когда все кончится.

Сунула руки в карманы и двинулась вдоль по улице, осматриваясь вокруг.

Магазин одежды нашелся быстро. Я скользнула равнодушным взглядом по витринам с выставленными манекенами и вошла в дверь. Мне навстречу тут же устремилась встревоженная продавщица.

– Что вам нужно?

Я пожала плечами.

– Ничего особенного. Хочу купить себе кое-что из одежды. А в чем дело?

– Девушка, у нас цены в условных единицах! – сообщила мне продавщица ультимативным тоном.

Просто поразительно, до чего российский обслуживающий персонал любит намекать посетителям на их ничтожество!

– Буду иметь в виду, – холодно ответила я.

Отстранила девицу и пошла вдоль стоек с развешанной одеждой. Продавщица неотступно следовала за мной. Если бы она могла проверить чистоту моих рук, она бы это сделала. Когда я дотрагивалась до дорогих шмоток, продавщица издавала болезненный вздох.

Мною овладело недостойное злорадство. Я выбирала из рядов самые дорогие вещи, крутила их перед глазами, прикладывала к себе, подходила к большому зеркалу, стоявшему в конце ряда. И постоянно видела за своим плечом отражение перекошенной бледной мордочки. «Поволнуйся, поволнуйся!» – думала я свирепо.

Наконец игра на чужих нервах мне наскучила. Я отобрала из просмотренной груды тряпья практичные темно-серые джинсы, теплую байковую рубашку в клетку и шерстяной пуловер. Присоединила к повседневному набору теплую куртку с капюшоном, предварительно проверила, есть ли в ней внутренний карман. Так сказать, персональный банковский сейф. Перебросила вешалки с одеждой ошеломленной продавщице, расстегнула куртку, достала пачку долларов и коротко велела:

– Выписывайте!

Как и следовало ожидать, при виде денежной пачки лицо продавщицы просветлело.

– А как же примерка? – осведомилась она почти подобострастно.

– Обойдусь, – ответила я сухо. – Размеры мои.

Продавщица не рискнула продолжать разговор со странной клиенткой. Еще раз угодливо улыбнулась мне и поскакала к своему рабочему месту. А я опустилась в кресло, стоявшее у стены, и уставилась на свои руки. Программа минимум выполнена. Что дальше?

Вообще-то, не мешало бы мне поесть. В приличное место в таком виде не пустят. Или пустят, но со скандалом. Скандалы мне надоели, да и не хочется расходовать силы понапрасну. Они мне еще пригодятся.

Я поднялась с кресла, подошла к продавщице:

– Я передумала. Срежьте ценники и бирки, я переоденусь прямо здесь.

– Прекрасно! – с энтузиазмом воскликнула барышня. Окинула любопытным взглядом мой мятый прикид, поколебалась и спросила:

– Вы, наверное, недавно в Москву приехали?

– Точно, – ответила я. – Из Ханты-Мансийска мы. Нефть добываем. Вот, накопили денежку, решили посмотреть, какая она, столица.

– А-а-а, – протянула барышня понимающе. – Ну, и как вам у нас? Нравится?

– Не-а, – ответила я равнодушно. – Хамов много.

Барышня поперхнулась, низко склонила голову над новыми шмотками и вся ушла в отрезание бирок. Надеюсь, ей стало стыдно. Хоть немного.

Барышня быстренько подвела итог и провозгласила сумму.

– Семьсот пятьдесят долларов!

Впечатляет, правда? Особенно если учесть, что ничего парадного я не покупала. Такой набор в любом европейском магазине среднего класса больше чем на сто баксов не потянул бы.

Но мы не в сытой благополучной Европе, а в нищей бесправной России. Поэтому протестовать нет никакого смысла.

Я отсчитала от долларовой пачки нужную сумму и попросила:

– Разменяйте сами.

Девица быстренько сцапала бумажки.

– Одну минуту! – Мило улыбаясь, почти бегом удалилась к обменнику, который находился тут же, в магазине.

Как только барышня повернулась ко мне спиной, я сделала то, что хотела. Схватила со стола большие острые ножницы, сунула их в карман и пошла в раздевалку. Пристроила вешалки на крючок, сняла сапоги. И уже хотела разоблачаться дальше, как вдруг увидела... коричневые мужские ботинки, забрызганные грязью. Ботинки прошлись вдоль примерочной и остановились прямо напротив моей кабинки.

Очень медленно, стараясь не производить ни малейшего шороха, я достала ножницы. Зажала пальцами кольца, как рукоятку кинжала, выставила вперед остро отточенные узкие концы и застыла.

Ботинки не тронулись с места. Казалось, мужчина прирос к полу.

Сердце вернулось в грудную клетку и принялось отсчитывать секунды, как хронометр.

Так, разделенные тонкой занавеской, мы простояли довольно долго. Мои пальцы, сжимавшие ножницы, взмокли. Я торопливо перехватила оружие левой рукой, вытерла правую ладонь о джинсы.

Но тут рядом с мужскими ногами возникли кроссовки небольшого размера. Я бы сказала, женские кроссовки. Подтверждая мою догадку, капризный женский голос возвестил:

– Ничего интересного! Хлам по ломовым ценам!

Коричневые ботинки сделали маленький шаг в сторону. Мужской голос ответил:

– Я тебя предупреждал: в центре ты ничего хорошего не найдешь! Поехали на барахолку?

– Поехали, – со вздохом согласилась обладательница кроссовок.

И две пары обуви, мужская и женская, удалились в полном согласии.

Я обмякла, выдохнула воздух, скопившийся в легких, и упала на плетеный стул. Наверное, я просидела так очень долго, потому что продавщица деликатно постучала в стенку примерочной и поинтересовалась:

– У вас все в порядке? Размеры совпадают?

Я посмотрела на новые вещи, развешанные по стене. А кто их знает?

Поднялась со стула и принялась с ожесточением сдирать джинсы.

Через десять минут я крутилась перед зеркалом, рассматривая облагороженный облик.

Что и говорить, вещи самые обыкновенные. Но от них исходят импульсы, свойственные только новым, не потрепанным шмоткам; флюиды собственного достоинства. В таком прикиде меня пустят в любое приличное место. Вот только обувь...

Я склонила голову к плечу и критически осмотрела растоптанные сапоги. Да, обувка не гармонирует. Придется заменить.

Я собрала старую одежду, сложила ее в куртку и крепко завязала рукава. Ножницы после недолгого раздумья пристроила за пояс новых джинсов. Временно, конечно. Главное, чтобы они не грохнулись на пол до выхода из магазина.

Продавщица встретила меня осточертевшей подобострастной улыбкой.

– Здорово! – ненатурально восхитилась она, оглядывая меня с головы до ног. – Вам очень идет!