— Мне надо что-то тебе сказать.

— Говори.

— Мне бы хотелось рассказать тебе о своей вере.

Хан удивился и вздохнул.

— Давай.

— Мои священники, конечно, расскажут тебе больше — они больше знают.

— Ибаха, говори, что хотела сказать.

— Ну. — Она мяла в руках полу халата. — Ты, наверно, слышал от моего отца и других наших людей о Сыне Бога, о том, как он умер на кресте за наши грехи.

— Слышал, но у мужчин есть другие темы для разговоров.

— Христос сказал своим ученикам, что Бог их любит, и обещал им вечную жизнь, если они будут придерживаться истинной веры.

Он пожал плечами.

— Я слышал, что мудрецы в Китае тоже знают секрет бессмертия.

— Я говорю о душе, — возразила она. — Христос умер во искупление наших грехов, потом воскрес из мертвых и обещал, что у нас будет вечная жизнь на Небе. Если ты поверишь в Божьего Сына…

— У Бога много сыновей, — сказал он. — Он дал моей праматери Алан Гоа трех сыновей и сделал их отцами ханов.

Ибаха перекрестилась, растерявшись и не зная, что сказать еще. Пение священников, размахивавших своими кадилами, всегда наполняло ее радостным чувством, а мысль о Христе, наблюдающем за ней, давала ей счастье. Ей было жаль, что она не может объяснить это ему.

— Я была бы счастлива, если бы ты разделял мою веру.

— Ибаха, я позволю тебе держать священников. Верь во что хочешь, но не заставляй меня молиться по-твоему.

— Моя вера — это моя защита против зла, — сказала она. — В мире всегда добро и зло. Твой шаман Тэб-Тэнгри…

Ее муж нетерпеливо махнул рукой.

— Тебе не понадобятся его заклинания, — настаивала Ибаха, — если ты…

Что-то в его взгляде заставило ее замолчать.

— Мой сводный брат хорошо послужил мне своей силой, — сказал он тихо, — и я не такой дурак, чтобы превращать его во врага.

Служанки встали и убрали пустые блюда. Было бы удивительно, подумала она, если бы он легко согласился с ее словами, но еще не все потеряно. В конце концов среди ее священников найдется хороший проповедник, и тогда…

— Мы с Хасаром, — сказал он, — мальчиками обычно охотились на сурков. — Ибаха моргнула, удивившись, зачем он говорит об этом сейчас. — Каждой весной, услышав, как они свистят, и увидев, как они скатываются по склонам к своим норам, мы отправлялись на охоту, и часто это была наша единственная пища. Мы пробирались к норе, один из нас размахивал веткой, а другой целился. Чудно было видеть, как сурок сидит у своей норы, с любопытством уставившись на колышащуюся ветку, слишком глупый, чтобы заметить стрелу, нацеленную ему в сердце. Я выжидал как можно дольше перед выстрелом, потому что мне доставляло удовольствие следить за глупым существом, которое и не пытается защититься от опасности.

— У мужчин есть занятия и получше, чем охотиться за сурками, — сказала она.

Он показал ей рукой на сапоги. Она стала на колени и разула его.

— Ты знаешь, почему я взял тебя в жены? — спросил он.

Она подняла голову и посмотрела на него.

— Конечно, потому что ты счел меня приятной.

— Потому что ты красива, но твоя сестра тоже прекрасна. Я мог бы отдать тебя одному из своих сыновей и взять ее в жены, несмотря на ее юность.

Ибаха смутилась.

— Я благодарна, что ты предпочел меня.

— Да, я предпочел тебя. Хасар говорил мне о красоте дочерей Джахи Гамбу. Он также сказал, что у одной из них орлиный взгляд, а другая похожа на птичку. Теперь я скажу тебе, почему ты, а не твоя сестра моя жена.

Ибаха встала. Он тоже встал и улыбнулся ей.

— Мой сын Тулуй нуждается в мудрой женщине, которая стала бы его первой женой, похожей на его мать. Когда я увидел живость лица Сорхатани, я вспомнил о своей Бортэ, когда она была еще девочкой. Но не гоже было брать вас обеих, когда у меня еще есть неженатые сыновья, и поэтому я выбрал тебя. У меня уже есть мудрые жены, и ничего, что еще одна будет глупышкой.

Ей понадобилось время, чтобы понять смысл его объяснения. У нее на глазах выступили слезы.

— Ну, не надо, Ибаха. — Он все еще улыбался. — Я же сказал, что это ничего. Не стесняйся своей глупости, но и не делай вида, что ты умнее, чем есть на самом деле, и не говори о вещах, в которых не смыслишь. — Он положил ей руку на плечо. — Пошли в постель.

В ту зиму однажды ночью хан проснулся рядом с Есуген с таким неистовым криком, что она позвала караульных. Его сон был потревожен сновиденьем, которого он припомнить не мог, хотя был уверен, что с ним пытались разговаривать духи.

Следующей ночью он лежал с Ибахой, но так ворочался, что она не могла уснуть. Когда он застонал и вдруг сел, она послала за своими священниками.

Когда пришли три священника, он уже успокоился, но стоило им приблизиться к постели, как он нахмурился.

— Мне нужен шаман, — закричал он, — а не эти попы.

Ибаха обняла его.

— Разреши им помолиться за тебя. И сны перестанут тебя беспокоить.

Священники молились, окуривая его ладаном, и возлагали крестное знамение. Когда они ушли, хан громко захрапел. Ибаха была в восторге.

Днем ее служанки рассказывали другим, что священники Ибахи умиротворили хана. Через несколько дней, когда Есуй и Есуген пришли и сказали ей, что обе забеременели, она призналась, что ее священники молились за них. Есуй выразила удивление, почему эти священники до сих пор не способствовали оплодотворению чрева самой Ибахи, но это не омрачило ее радости.

Торжествовала она недолго. Когда хан пришел к ней снова, то не мог заснуть и, поднявшись с постели, крикнул караульным, чтобы сбегали за его главным шаманом.

— Но почему? — спросила Ибаха. — Разве мои священники не помогли тебе в прошлый раз?

— Я хочу видеть Тэб-Тэнгри.

Спорить с ним она не могла. Тэб-Тэнгри, возможно, потерпит неудачу, и тогда хан будет принужден снова призвать священников.

Сводный брат хана ничего не сказал ей, придя вместе с двумя другими шаманами. Ибаха сидела в восточной части своей юрты вместе со служанками, а шаманы заклали жертвенного ягненка и сварили его в котле. Тэб-Тэнгри, приплясывая, ходил вокруг постели, пел и потрясал мешком с костями, а потом дал хану какое-то лекарство. Другие шаманы колотили в бубны. Тэб-Тэнгри навис над ханом, несколько раз наклонялся и что-то шептал ему.

К тому времени, когда шаманы кончили камлать, у Ибахи от усталости разболелась голова.

— Мой брат спит, — шепнул ей Тэб-Тэнгри, отходя от постели. — Сон, который будит человека, часто бывает пророческим, и к нему надо относиться со вниманием. — Он посмотрел на Ибаху своими узкими черными глазами. — Тэмуджин скоро увидит такой сон.

Он вышел из юрты.

— Посмотрим, что за сон увидит мой муж, — сказала Ибаха двум другим шаманам, направлявшимся к выходу. — Наверно, он подскажет ему, как отделаться от своего главного шамана.

Служанки смотрели на нее с раскрытыми ртами, завтра они непременно перескажут ее оскорбительные слова другим. Она склонилась над мужем, глаза того были закрыты, дыхание редкое и ровное. Ибаха сняла халат и скользнула под одеяло.

— Ибаха.

Она с трудом проснулась. Муж сидел на постели и смотрел на нее.

— Я знаю, как истолковать свой сон, — сказал он.

Она села. В темной юрте слабо светился очаг, служанки спали.

— Тебе он не понравится, — продолжал он. — Ты не собиралась стать моей женой. Духи приказали мне отказаться от тебя.

У нее к горлу подкатил комок. Она вцепилась в одеяло.

— Этого не может быть! — вскрикнула она. — Это проделки Тэб-Тэнгри… он сглазил тебя, он…

Хан схватил ее за руки. Из темноты донесся кашель и бормотание.

— Сны всегда говорили мне правду, — тихо сказал он. — Они всегда показывали мне, как быть. Этот подсказывает, что я должен отказаться от тебя.

— Не верь…

— Молчать. — Он наклонился к ней. — Чтоб я не слышал твоих возражений, иначе я расскажу все, что я еще увидел во сне, и тогда ничто не поможет тебе.