Оба мальчика не двигались с места, потом более высокий схватил копье и побежал к своей лошади. Другой барахтался, пытаясь встать. Шапка свалилась у него с головы, а возле виска была кровь.

— Ты ранен? — спросил Джамуха.

Мальчик покачал головой и упал на колени. Его товарищ мчался к лесу в предгорьях Хэнтэя. Джамуха подъехал к серой лошади, взялся за поводья и подвел к владельцу.

— Я еще могу догнать его и отнять твою добычу, — сказал Джамуха.

Мальчик с трудом встал с земли.

— Не беспокойся. Я поквитаюсь с ним в другой раз. — Он задрал голову, глаза у него были большие и светлые, зеленовато-карие, с золотыми крапинками. — Он трус и дурак, — добавил мальчик, когда Джамуха подал ему поводья его лошади. — Так он всегда — подберется со спины и украдет. Он это делает уже не в первый раз.

— Хорошо, что я тут проезжал. Он, кажется, был готов убить тебя. Ну, теперь ты от него отделался.

Светлоглазый мальчик взял пригоршню снега, вытер кровь с лица и прислонился к лошади.

— Но Бектер не оставит меня в покое, — сказал он, — и мне придется рассчитаться с ним. Он мой брат… сводный брат. Когда-нибудь он зайдет далеко. — Мальчик подобрал шапку, отряхнул ее и сел на лошадь. — Хорошо, что ты тут проезжал.

— Я вижу, ты и в самом деле не нуждаешься в моей помощи. Ты бы с ним разделался, если бы я не подъехал. — Джамуха помолчал. — Меня зовут Джамухой, я сын вождя джайратов Кара-Хадаана.

— Значит, ты потомок той женщины, которую умыкнул мой предок Баданхар.

Мальчик замолчал, глаза его заблестели.

— Если Баданхар твой предок, то твой род более благородный, чем мой. Я не могу претендовать на то, что произошел от него, потому что основательница нашего рода была беременна, когда он с ней стал жить, — сказал Джамуха, рассматривая мальчика. Одежда у того была рваная и заплатанная, войлочные сапоги пообтрепались. Несмотря на гордую осанку, он выглядел бедняком. — А какой у вас род?

Мальчик холодно посмотрел на него. Джамухе показалось, что его оценивают.

— Ты пришел мне на помощь, — сказал незнакомец, — так что я, наверно, могу довериться тебе. Здесь живет только наша семья: моя мать, братья и сестра… и мать Бектера с еще одним его братом. Поклянись никому не говорить, что видел меня.

Джамуха приложил ладонь к груди.

— Это останется в сердце. Клянусь перед Небом, что буду молчать. — У него и так было достаточно причин не говорить никому о своей вылазке. — Поверь мне.

— Ты должен знать, что если я узнаю, что ты нарушил свое слово, тебе достанется. — Он говорил тихо, но угроза не казалась пустой. — Меня зовут Тэмуджином, — добавил он. — Я сын Есугэя-багатура, который был сыном Бартана Храбреца, племянником хана Хутулы и внуком хана Хабула. Сподвижники моего отца бросили нас прошлой весной.

Джамуха смотрел на него во все глаза.

— Я слышал о вашей семье, — сказал он. — Одни говорят, что ты умер, другие, что жив, твои враги, наверно, уже забыли о тебе.

— Наши соплеменники и друзья забыли нас тоже.

— Дураки. Ты не заслуживаешь…

— Пусть верят, во что хотят. Если они забудут о нас, я буду в безопасности, пока не наберусь сил и не пойду своей дорогой.

Тэмуджин щелкнул серого поводьями и потрусил к реке. Джамуха держался рядом.

— У всякого свои болячки, Тэмуджин. У тебя есть семья, но нет племени, а у меня есть племя, но нет семьи. Мои родители умерли, когда я еще был маленьким. Их я не помню, а братьев у меня нет.

— Жаль, — сказал Тэмуджин.

— Не жалей меня. Когда-нибудь я стану вождем. Я уже сижу на советах вместе с мужчинами, рос я один и привык к одиночеству. Я часто охочусь или выезжаю на разведку один. Одиночество имеет свою хорошую сторону — учишься не слишком надеяться на друтих.

— Этот урок мне знаком, — сказал Тэмуджин.

Они приехали к реке. Свистел ветер, сдувая снежный покров с Онона, обнажая лед. Ребята спустились к реке, где ветер был потише из-за высокого берега.

— Сколько тебе лет? — спросил Тэмуджин.

— Весной будет тринадцать.

— Значит, скоро ты станешь мужчиной. А мне было одиннадцать прошлым летом.

Джамуха взглянул на него. Тэмуджин был высок для мальчика его возраста, да и плечи под овчинным тулупом были широкие.

— Чего это твой брат сражается с тобой? — спросил Джамуха. — Жизнь у вас и без того тяжелая.

— Отец сделал мою мать первой женой, хотя другая жена уже родила Бектера. Ему ненавистна мысль о том, что наследник отца — я. — Тэмуджин покачал головой. — Как ни мало у нас пожитков, он хочет завладеть всем. Мой сводный брат Бэлгутэй неплохой, когда рядом нет Бектера, а у моей матери еще три сына.

— Значит, ты стоишь у начала новой ветви своего рода, — сказал Джамуха. — Когда ты и твои братья женитесь, вы можете произвести много воинов.

Тэмуджин поправил воротник тулупа.

— За меня сговорили девочку-хонхиратку перед смертью отца. Мы пробыли вместе очень мало времени, и пришлось оставить ее.

— Она будет ждать?

Светлые глаза Тэмуджина сузились.

— Обещала, что будет.

— Ну, если она забудет, ты можешь найти другую жену. Неважно, какая это женщина — лишь бы любила и рожала сыновей.

— Ты бы этого не говорил, если бы увидел Бортэ.

Джамуха почувствовал в его голосе оттенок неприязни.

Хоть Тэмуджин и брошенный, ему не много надо для поддержки; он будет лелеять надежду, что хоть одна душа, даже далекая девочка-хонхиратка, до сих пор думает о нем.

Джамуха и думать не хотел об этой девочке. Связь мужчины с женщиной никогда не может быть такой же сильной, как связь с другими мужчинами, товарищами в сражениях и на охоте. Он поерзал в седле. Он никогда Не думал о любви, пока не позволил мужчинам получать и давать удовольствие; само соитие волновало, не говоря уже о чувствах.

— Мне надо вернуться, — сказал Тэмуджин. — Моя мать будет беспокоиться, если Бектер вернется без меня. — Он помолчал. — Она сохранила нам жизнь после того, как наши немногие овцы подохли. Мы умерли бы от голода без рябины и других ягод, которые она собирала, пока мы охотились.

Джамуха заметил, что щеки его под широкими скулами впали, и быстро достал из-под седла сушеное мясо.

— Возьми, — сказал он.

Тэмуджин схватил мясо и оторвал кусок зубами.

— Спасибо, — промычал он полным ртом, а потом проглотил остальное.

— Мы могли бы охотиться вместе, — сказал Джамуха. — Мне не надо уезжать сразу, а вдвоем охотиться сподручнее.

Тэмуджин засмеялся совсем как мальчик.

— Если ты пообещаешь не воровать добычу.

К тому времени, когда солнце скрылось на западе, Джамуха с Тэмуджином выследили молодого оленя и загнали его. Животное было худое, слабое, но Тэмуджин восторгался добычей.

— Мы хорошо сегодня поедим, — сказал он, когда они подняли тушу на его коня. — Ты должен поехать со мной, Джамуха. Моя мать хорошо встретит тебя, когда увидит, что мы притащили. Тебе еще не хочется уехать?

— Нет, — признался Джамуха.

— Тогда поехали.

Они ехали к предгорьям Хэнтэйского хребта. Вскоре Джамуха заметил струйку дыма, подымавшуюся неподалеку от опушки леса, затем увидел две юрты. Какой-нибудь проезжий всадник мог бы предположить, что это стойбище шамана, который приехал сюда, чтобы побыть поближе к духам гор. Над холмами возвышалась гора Тэрпон, на юго-востоке виднелась гора Бурхан Халдун. Были и другие места, откуда могучий шаман может взлететь к Тэнгри. Возле юрты стояла повозка, возле жилища поменьше — еще одна повозка, с сундуком. Красть у этой семьи было нечего.

— Поглубже в лесу мы устроили завал, — сказал Тэмуджин, — за которым можем прятаться. Сочигиль-экэ, вторая жена моего отца, убежала туда осенью, когда какая-то шайка приезжала охотиться у реки, но моя мать приготовила лук и оставалась с нами.

— И что было потом?

— Мать велела нам подождать, пока они не приблизятся. Мы дали предупредительный залп и отошли к завалу. Она сказала, что будет прикрывать нас, но, к счастью, шайка уехала, не тронув нас.