— Молчать! — заорал Инанча. Слуги, стоявшие рядом, бросились врассыпную. — Что ты здесь делаешь?

— Я пришел только для того, чтобы поприветствовать мою королеву и мачеху, — ответил Баяруг. Глаза у него были такие же дерзкие и лихорадочные, как у брата. Гурбесу захотелось дать ему пощечину.

— Ты поприветствовал ее. Иди помоги другим устроить лошадей. — Баяруг ушел. Громадина подкатила к старшему сыну. — А ты?

— Я был уверен, — сказал Бай Буха, — что тебе потребуется доклад о том, что случилось в твое отсутствие.

— Мне могут рассказать об этом жена и Та-та-тунг. Я думаю, они не меньше тебя присматривали за моим народом. Отправляйся в свою юрту. Ты можешь сказать своему сыну Гучлугу, что я с радостью навещу своего внука позже.

Бай Буха ушел. Инанча подошел к трону и устало устроился на нем, Гурбесу сняла халат и прикрыла им его ноги.

— Баяруг проявил некоторую храбрость, — сказал он.

— Ты хочешь сказать, что он не сбежал?

— Перестань, Гурбесу… Хватит того, что мои сыновья поливают друг друга грязью. Мне не хотелось бы, чтобы моя жена наговаривала на них.

Она присела на подушку слева от него.

— Бай Бухе надо было поехать с тобой тоже.

— Бай совсем не боец. Он это знает, но пытается доказать обратное, что лишь подвергает опасности любых людей, которыми он командует. — Инанча вздохнул. — Было бы лучше, если бы он выучился править. Вместе с Баяругом, который руководил бы армией, они, возможно, были бы способны править моим государством.

— Сегодня этим заниматься не стоит. — Гурбесу вытянула руку и коснулась его руки. — Пусть Господь даст тебе долгие годы жизни.

— Небо и так дало мне долгую жизнь.

Она взглянула на него. Когда бы он ни возвращался к ней, она видела все больше седых волос в его редкой бороде, больше серебра в косицах за ушами. Ей невыносимо было думать, что случится, когда он скончается. Храбрейшие сыновья даяна погибли, остался только горячий мальчик шестнадцати лет и молодой человек, имеющий мало военного опыта. Но Инанча не хотел, чтобы она осуждала его сыновей. Подобные разговоры лишь напоминали ему, что она не родила ему сына.

Та-та-тунг сел справа от даяна.

— Государь, — сказал он, — я записал приказы, которые отдавали твоя королева и твой сын в твое отсутствие, и скрепил их твоей печатью. У тебя не отнимет много времени взглянуть на них, или я могу зачитать их тебе, если ты предпочитаешь не утомлять своих глаз.

Хранитель печати был вежлив, Инанча не умел читать слова, которые писал уйгур, хотя иногда делал вид, что читает. Искусство уйгуров, которые служили ее мужу, было полезным, и караваны, проходящие через южные земли, где жили эти люди, иногда поворачивали на север, ведомые уйгурскими проводниками, и торговали с найманами. Инанча завидовал учености уйгуров, которые служили найманским правителям и до него, но он также удивлялся народу, предпочитавшему оседлую жизнь в оазисах вольной жизни в степях.

— В другой раз, — сказал даян. — Мне нужно знать одно — не грозит ли что-нибудь моему народу? Эркэ Хара в благодарность за ханский престол подарил четыреста боевых коней и двести кобыл.

Служанка принесла вино в золотых кубках, священник благословил напиток. Инанча пролил несколько капель вина, чтобы умилостивить духов, и припал к бокалу. Пять девушек сидели на подушках подле Гурбесу и легонько пощипывали струнные инструменты, а еще одна девушка принесла даяну блюдо с нарезанным мясом. Инанча навалился на баранину, то же сделали и люди, сидевшие в юрте на подушках за низенькими столиками.

— Как же жена обрадовалась моему возвращению из похода. — Инанча улыбнулся ей. — Теперь ты видишь, что беспокоиться было нечего.

Она знала, что он не упустит возможности упрекнуть ее.

— Я бы держала тебя под боком всегда, если б могла. — Она прильнула к нему. — Но я думаю не только о себе. У тебя есть союзник на кэрэитском троне, но трудно сказать, долго ли он удержится на нем. Монгольские племена будут не очень довольны тем, что их сосед — твой вассал.

— Проклятые монголы! — Инанча откашлялся. — Эта злобная сволочь слишком занята сведением своих счетов, чтобы угрожать нам.

— Они могут объединиться перед лицом большой угрозы. — Она взглянула на Та-та-тунга, зная, что он разделяет ее опасения, но уйгур молчал.

Инанча рассмеялся.

— Моя дорогая жена… разве ты забыла историю с ханским пиром? — Гурбесу не ответила, зная, что он все равно расскажет снова эту свою любимую историю. — Сидели они на берегу Онона и пировали с этой собакой, которую они называют Чингисханом, чествуя тех, кто недавно присоединился к нему, и едва они принялись за кумыс, как ханский брат и один из его двоюродных братьев вцепились друг другу в глотки.

Все стали хихикать, хотя не раз слышали этот рассказ. Даян хлебнул вина и вытер рот.

— Мои шпионы говорят, что брат назвал двоюродного брата вором, а потом две старые расфуфыренные джуркинки стали кричать, что младшую жену обслужили вне очереди, и вскоре вся компания передралась, пуская в ход палки и сучья, отломанные от деревьев! — Он хохотал на весь большой шатер. — Чингисхан был в такой ярости, что взял в заложницы двух старых сук, а вождей джуркинов заставил пойти на мировую, чтобы они опять не ушли. Вот как они прекрасно отпраздновали свое объединение!

— Воистину отпраздновали, — сказала Гурбесу со смехом, — но это не первый пир, кончившийся дракой, и, кажется, они поладили. — Девушки, сидевшие рядом, хихикали. Она махнула рукой, чтобы продолжали играть. — Я не слышала о размолвках между монгольским ханом и его союзниками за последние два года, прошедшие с тех пор.

— Дай им только время, — согласился муж. — Их с двух сторон теснят мэркиты и татары, а теперь и хан кэрэитов — мой человек, так что беспокойства у них хватает, даже если они и объединились, да и мир между ними больно уж непрочный. Стоит ли тебе тревожиться из-за шайки грязных монголов.

— Я только думаю, — сказала она, — что наглого хама, который называет себя Чингисханом, дразнить не следовало бы.

— Всякий, кто имеет наглость выбрать себе такое имя, несомненно навлечет на себя гнев Неба. — Инанча подозвал служанку, которая поспешила налить ему вина. — Мне не нужны союзы с собаками, пропахшими мочой. Они будут терзать друг друга набегами, их будут беспокоить враги, и рано или поздно на Правителя Вселенной пойдет войной этот джайратский любитель мальчиков, которого он когда-то называл своим другом. — Люди вокруг засмеялись снова, шпионы Инанчи были добросовестны. — О, у них будет единство, — продолжал он, — но под найманскими знаменами. Когда монголы истекут кровью в междоусобных битвах, а мэркиты и татары обглодают их кости, мы вонзим когти в уцелевших.

Ее муж верил, что проживет достаточно долго, чтобы осуществить задуманное.

«Мне надо было стать твоей женой, когда ты был молод, — подумала Гурбесу, — и родить тебе сыновей, которые могли бы править таким государством. Даян отлетит в Небо до того, как завоюет те земли, а его сыновьям их не видать».

Этого она сказать ему не могла. Она полюбила его молодой пыл и былое величие. Гурбесу взяла его за руку и прижала к своей щеке.

Виднелся главный стан Тэмуджина. К Оэлун приближались мальчики на пони. Верблюд, запряженный в ее кибитку, фыркнул. Мальчики натянули поводья, и пони пошли шагом.

— Бабушка! — крикнул Угэдэй. Оэлун улыбнулась и помахала ему рукой. У Угэдэя были отцовские глаза, но в них не было холодности, которую она так часто замечала во взгляде Тэмуджина. Младший мальчик был привязан к седлу впереди Угэдэя.

— Красивый парнишка, — сказал один из мужчин, сопровождавших кибитку.

— Мой внук Угэдэй, — представила Оэлун, светясь от гордости. Угэдэю было всего четыре года, но верхом на пони, с детским луком и колчаном, висевшим на поясе, он был уже похож на маленького воина. — А этот мальчик с тобой… неужели это…

— Тулуй, — ответил Угэдэй. — Для двухлетнего он сидит на коне хорошо.