Тэмулун закусила губку.

— Кто он? — шепотом спросила она.

— Чохос-хаан, вождь хоролаев.

Девушка вздрогнула.

— Никогда! — Она вскочила на ноги и, повернувшись, стала перед ним. — И ты можешь отдать меня ему! Он безобразный, а когда смеется, то будто дикий осел кричит! Не хочу…

Тэмуджин сказал:

— Он намекал, что давно тебя хочет. Во всяком случае тебе надо выходить замуж поскорей — ты уже не ребенок. Сколько ты еще думаешь гонять на лошадях с мальчишками, упражняться в стрельбе из лука и охотиться? Что бы, ты думаешь, они сделали с тобой, если бы ты не была сестрой хана? Удивляюсь, что я вообще предлагаю Чохос-хаану невинную девушку.

Тэмулун завизжала.

— Я никогда не выйду за него!

Кукучу и Хучу хихикали. Оэлун строго посмотрела на них.

— Выйдешь, — тихо сказал Тэмуджин, — если я изобью тебя и брошу в его постель сам.

Девушка затопала ногами.

— Не выйду!

Тэмуджин вскочил. Он ударил ее по лицу, она упала. Оэлун быстро подошла к ней и опустилась на колени, прикрыв дочь руками.

— Ты сделаешь так, как я говорю, — проворчал хан. — Мне нужен Чохос-хаан, и я должен быть уверен в нем. Если он оскорбится, то может подумать о возобновлении союза с моим андой, а я не могу пойти на это. Взяв тебя в жены, он крепче привяжется ко мне.

Тэмулун стерла кровь с губ и зарылась лицом в грудь матери.

— Перестань, — сказала Оэлун рыдающей дочери. — Это хорошее предложение. Может, он человек и некрасивый, зато кажется дружелюбным. Муж — часто то, что делает из него жена.

— Ты моя сестра, — сказал Тэмуджин. — Ты думаешь, быть сестрой хана означает лишь играть с птицами и делать, что хочешь? У тебя есть случай сослужить мне службу, стать моим голосом в юрте Чохос-хаана. Я думал о тебе лучше, Тэмулун.

— Твой брат прав, — уговаривала Оэлун, хотя в душе сочувствовала дочери. — Ты не понравишься мужу, если будешь рыдать и плакать, он подумает, что ты презираешь его. Ты должна увидеть его в лучшем свете.

Тэмулун вырвалась из ее рук и обхватила ноги брата.

— Пожалуйста, — всхлипывала она, — отдай меня кому-нибудь еще, Борчу, или Джэлмэ, или Субэдэю, когда он подрастет. Я лучше буду младшей женой кого-нибудь из них, чем главной женой Чохос-хаана. Мой стан тогда будет ближе к твоему — мне не придется уезжать так далеко.

— Они мне верны и без тебя, — ответил Тэмуджин. — Мне нужно обеспечить верность хоролаев. — Он поставил ее на ноги. — Ты недооцениваешь Чохос-хаана. Он знает, какая ты, с этой твоей охотой и ястребами, и тем не менее хочет тебя в жены. Ты будешь по-прежнему предаваться удовольствиям, если ублажишь его. Я хан и глава рода — ты должна мне подчиниться. — Он возвысил голос. — Если ты как-то оскорбишь человека, который будет твоим мужем, ты потеряешь мое покровительство. Один Бог знает, что тогда случится с тобой.

При этой угрозе лицо Тэмулун стало белым, как мел. Оэлун встала и протиснулась между ними.

— Прекратите, — сказала она. — Я не хочу слышать такие горькие слова в своей юрте. — Она прижала к себе дочь. — Ты, бывало, говорила, что хочешь нести туг своего брата в битве, но ты можешь сослужить ему хорошую службу, выйдя замуж за этого человека. У тебя будет время после сговора узнать его получше — воспользуйся этим и заслужи его любовь и уважение, чтобы он тебя слушался потом.

Тэмулун опустила голову.

— У меня нет выбора, так? Неважно, что у меня на душе. Я принуждена улыбаться и делать вид, что счастлива.

— Да, — подтвердил Тэмуджин, — ради себя и ради меня. Прикинь, что я могу потерять, если он отойдет от меня, и как ты можешь пострадать. Я уверен, что ты подчинишься мне, Тэмулун. — Рука его стиснула ее плечо, девушка выпрямилась. — Теперь иди к своим ястребам и соберись — я не хочу, чтобы Мунлик ввдел тебя несчастной. Я посмотрю твоих птиц, когда поговорю с матерью.

Слезы холодили лицо Тэмулун, Оэлун вытерла их рукавом. Дочь взяла тулуп и пошла к порогу. Хучу и Кукучу, раскрыв рты, смотрели на Тэмуджина, явно потрясенные размолвкой.

— Вы никому ничего не скажете об этом, вы, двое, — твердо сказала Оэлун, — иначе я обломаю палку о ваши спины. А теперь идите и принесите мне кизяков.

Мальчики выбежали вслед за Тэмулун. Тэмуджин вздохнул.

— У нас с Тэмулун кровь одна, — сказал он, садясь. — Немногие осмелятся говорить со мной таким тоном. Я думал о ее счастье, ты знаешь, Чохос-хаану нравится ее норов.

— Не утешай меня, Тэмуджин. Все не в счет, если замужество не приносит тебе выгоды. Может быть, я слишком баловала ее, но она не трусила, когда нам приходилось туго, и я не видела большой беды в том, чтобы дать ей повольничать чуть дольше.

— Ты должна внушить ей, в чем заключается ее долг, — наставлял он. — К тому времени, когда ты отправишься со свадебным поездом в стан ее мужа, она забудет, что когда-то расстраивалась.

Служанки устроились у очага повязать, а Оэлун села рядом с сыном.

— Ты мне что-то хотел сказать.

Тэмуджин кивнул.

— У меня новость для тебя, мама. Я нашел мужа и для тебя.

Она замерла.

— Значит, я еще одно животное, которое надо обменять на что-то.

Он прищурился.

— С сестрой ты говорила более мудро.

— Тэмулун пора замуж, она молодая, а я слишком старая, чтобы рожать мужчине сыновей.

— Женщины и постарше беременеют, но у этого человека уже есть несколько сыновей. Он все еще считает тебя прекрасной и говорит, что другой жены ему не надо. Я подумал, что такой муж тебе подойдет, мама… Мунлик хочет жениться на тебе.

Это ее не тронуло. Есть мужчины и похуже, Мунлик будет неплохим мужем. У нее была мимолетная страсть к нему после смерти мужа, но все это давным-давно умерло, да и Мунлик не выдерживал сравнения с багатуром.

— Я понимаю, почему ты хочешь выдать меня замуж, — сказала она вполголоса. — Мунлик был не из самых верных друзей в прошлом. Как приемный отец, он выиграет немало, будучи верным тебе. — Ее сын понимал, что у нее достаточно сильный характер, чтобы привязать мужа к нему крепкими узами. — Как ты говорил, Мунлик всегда знает, откуда дует ветер.

— Он любит тебя, мама… и говорит, что всегда любил.

— И это пойдет тебе на пользу, если мы поженимся. Он любит то, чем я когда-то была, но еще больше любит идею женитьбы на матери хана. — Она опустила голову. — Я должна подать хороший пример дочери и показать, какой восторг я испытываю, когда он ухаживает за мной.

— И ему, и мне будет приятно. — Он встал. — Надо посмотреть птиц Тэмулун. Ей, наверно, больше понравится замужество, когда она узнает, какие великолепные соколы у Чохос-хаана.

— Что бы мы там ни чувствовали, ты свое получишь.

Он ушел. Будучи ханом, он не мог позволить себе растрогаться, откликнуться на мольбы матери и сестры. Ему приходилось быть готовым наказать любого, кто подводил его. Ей следовало бы быть благодарной за его решительность. Несмотря на то что в юрте было тепло, Оэлун стало зябко. Она встала и пошла к очагу.

Гурбесу стала на колени, потом распростерлась. Три священника читали молитвы, брызгали святой водой на синий камень в ее маленьком алтаре, а потом дали поцеловать золотой крест. Найманская королева молча прижалась губами к нему, благодаря Бога и Его Сына за успех ее мужа. Она посоветовала ему не вести свои войска против кэрэитов, но Инанча не послушал ее. Она знала, что Инанча Билгэ, даян найманов, победит и погонит хана Тогорила с трона, и все же боялась, что победа ускользнет.

Гурбесу села на пятки. Она призвала шаманов днем раньше и попросила их прекратить с помощью заклинания зимний буран, чтобы ее муж вернулся побыстрей. Рассвет принес чистое небо. Поскольку зло постоянно борется с добром, мудро было заручиться помощью по возможности большего числа святых людей.

«Спасибо тебе, Господи, за дарование моему даяну победы. Молю, чтобы то, чего я боюсь, никогда не наступило».

Она сотворила знамение креста и встала. Домашние служанки вскочили. Та-та-тунг, писарь-уйгур, который был хранителем печати даяна, поклонился и перекрестился. Гурбесу подозвала другого писаря, тот вручил мешочек с золотом священникам за их молитвы.