— Между нами не может быть мира.

— Он же твой анда, — возразил уругуд. — Напомни ему о его клятве. Твой брат отомщен. Воспользуйся слабостью Тэмуджина теперь же.

— Он потеряет еще больше сторонников, когда мы встретимся в следующий раз. Я не хочу отказываться от будущей победы, оказав ему милость сейчас. — Джамуха выиграл битву, выиграет следующую и не оставит Тэмуджину ничего. — Сколько пленных мы взяли?

— Немного. Большинство погибло, сражаясь, или вынудило нас убить их, когда их брали. У нас примерно восемьдесят человек из рода хиносов, вождь их в том числе.

Проклятые хиносы были среди тех, кто первыми покинули его ради Тэмуджина.

— Я хочу посмотреть на них, — сказал Джамуха.

Мальчик подвел к ним свежих лошадей. Они сели и поехали вниз по склону, пока не приехали к ограниченному веревками загону для пленных. Те сидели, тесно прижавшись, руки их были связаны. Тут же собралась толпа воинов, дразнивших их. Оружие и доспехи у них отняли. Свежая кровь на их сорочках и штанах показывала, что многие были ранены.

Один из пленных смотрел, как Джамуха и Джурчедэй спешиваются. Джамуха встретился взглядом с воспаленными глазами Чахагана Увы, вождя хиносов.

— Мы больше никогда не встретимся, Чахаган Ува, — сказал Джамуха. — В прошлый раз я был в твоей юрте, ты говорил о нашей дружбе, потом ты забыл об этом и ночью удрал к проклятому кияту. Теперь я хочу выслушать твои последние слова.

— Я не забыл нашей дружбы. — Приземистый человек покачнулся и поднял голову. — Я ушел, потому что ясно было — вы не можете руководить нами вдвоем, и Тэмуджин понял это раньше тебя. Я никогда не собирался встречаться с тобой на поле битвы, но я дал клятву своему хану и был обязан защищать его. — Кровь полилась из раны в его лысой голове, косички, заправленные за уши, были в грязи. — Ты вызвал эту войну, ты вывел свое войско против нас… ради конокрада.

Джамуха ударил его. Чахаган зашатался, но не упал.

— Ты ничего не выиграешь, оскорбляя покойника.

— Я ничего и не хочу выигрывать. Ты бы лучше обуздывал своего двоюродного брата. А вместо этого ты позволил ему вовлечь себя в войну. Я подчинился своему хану, как и положено. Я прошу только, чтобы я и эти люди умерли достойной смертью.

Джамуха посмотрел на Джурчедэя.

— Приведи его к присяге, — прошептал уругуд. — Он был другом. Держи их заложниками, пока ты не сможешь…

Конец его фразы заглушил поднявшийся крик.

— Мечом их! — орал сзади какой-то человек.

Джамуха поднял голову. На вершине холма какой-то мальчик разводил костер под котлом.

— Достойной смертью? — тихо сказал Джамуха. — О, нет. Твоя смерть не будет достойной, и легкой для твоих людей она тоже не будет. Ты заслуживаешь той смерти, которой подыхают животные, за то, что удрал от нас и стал ничтожнее зверья, которое мы варим в своих котлах. Мы убиваем овец, прежде чем сварить их, но твои люди подвергнутся этому живыми.

Вождь хиносов открыл было рот, Джамуха выхватил из ножен меч и рубанул. Голова Чахагана Увы отлетела за ограждение, а кровь из его стоящего тела фонтаном полилась на пленных. Вперед бросились люди и стали выволакивать несчастных. Джамуха подобрал голову за косицу. Джурчедэй отпрянул, руки безвольно повисли вдоль тела.

— Вот так будут наказываться мои враги! — крикнул Джамуха. — Пусть те, кто против меня, знают, к чему приведет их предательство!

Мимо Джурчедэя проносились люди, волоча пленных к кострам. Уругуд повернулся и тяжело пошел к лошади. Джамуха презирал этого человека за его щепетильность. Ужас будет держать людей в подчинении, страх перед мщением приведет к нему людей.

Он зашагал к коню, привязал голову к лошадиному хвосту и прыгнул в седло. Люди кричали и потрясали оружием, но некоторые молча наблюдали за ним. Джамуха поднял меч и поехал по склону холма. Крики людей, которых варили заживо, были песней, славящей его победу.

Ястреб подлетел к Тэмулун и сел на руку девочке. Она дала птице кусочек мяса, а потом намотала бечевку на перчатку.

— Ты быстро его обучила, — сказала Оэлун.

Ее дочь повернулась в седле и улыбнулась. Птица затрепетала золотисто-коричневыми крыльями.

— Он красавец, — сказала Тэмулун. — Лучше его у меня не было.

Она надвинула шапочку ястребу на глаза. Хучу рысил рядом с ней. Девочка выросла очень красивой, с маленьким носиком, острыми скулами, длинными ресницами и зеленовато-золотистыми глазами. Но Оэлун все еще заставляла ее носить гладкую косу и самые простые и неприглядные сорочки.

Она выехала на прогулку с дочерью и двумя приемными сыновьями с утра, чтобы насладиться ясным днем, бесснежным, безветренным. К востоку от их юрт служанки расчистили снег и кормили овец. Служанки и рабыни позволяли ей лениться, всегда были чьи-то руки, которые готовили еду, доили вместо нее, вытряхивали одеяла и даже шили и вязали.

Тэмулун села и прикрыла глаза рукой.

— Тэмуджин вернулся, — сказала она.

Оэлун сощурила глаза, зрение у дочери острее, чем у нее. Три всадника ехали мимо черных бугорков юрт к ее кольцу. Она узнала любимого белого коня Тэмуджина и его темную соболиную шубу. Вторым всадником был Хасар, но она не узнала третьего.

Находиться в таком небольшом обществе было необычным для ее сына. Хана всегда окружали люди, которые просили его совета, охотились или учились военному делу, ехали с ним пробовать луки, сделанные его мастерами. Так положено мужчине, особенно хану, но ей порой хотелось, чтобы он заглянул к ней в юрту один или только со своими женщинами и детьми, как это делают другие сыновья. Он предоставлял Бортэ и братьям рассказывать ей о своих делах, а когда он приглашал ее в свой шатер, там всегда было много народа.

Подобные мысли не должны тревожить ее, он уже давно не мальчик, цепляющийся за мамину юбку. Он недолго пребывал в дурном настроении после своего поражения, нанесенного Джамухой прошлой осенью, сказав, по словам Бортэ, что сражение его многому научило. Оэлун была удивлена, когда много родов, включая и те, которые сражались против ее сына, попросились на осеннюю охоту, которую устраивал Тэмуджин, и она удивилась, что он разрешил им присоединиться и щедро оделил их добычей. Его суждения имели вес. Новые союзники превосходили числом тех, что пали в сражении при Далан-Галжуте. Вождь уругудов рассказал страшную историю после присоединения к сыну прошлой зимой — пленных сварили заживо в котлах. Некоторые говорили, что Джамуха и самые жестокие из его людей варили похлебку из человечины. Такая жестокость заставила Джурчедэя и вождя мангудов Хубилдара перейти на сторону Тэмуджина. Джамуха потерял больше, чем выиграл у Семидесяти болот.

Сын и его спутники остановились возле ее юрты.

— Кажется, — сказала Оэлун, — хан хочет посетить нас. Поехали, все поехали.

Тэмулун воспротивилась.

— Скоро стемнеет. Не могли бы мы…

— Недолго, дочка. Я жду тебя к тому времени, когда управлюсь с приемом твоих братьев и их товарища.

Тэмуджин направлялся к ней. Оэлун легонько щелкнула нагайкой лошадь и поскакала по снежной равнине. Хасар громко приветствовал ее, лицо третьего человека было скрыто глубоко надвинутой шапкой.

— Мама, — крикнул Хасар, — посмотри, кто приехал, чтобы присоединиться к нам. Вернулся старый друг отца.

Тэмуджин улыбнулся. Человек поднял голову. Усы у него стали длиннее, и лицо было смуглое и дубленое, но черные глаза Мунлика оставались теми же.

— Мунлик!

Оэлун подняла руку, да так и осталась, будто проглотив язык. Тэмуджин рассмеялся и поманил ее. Конечно, он счастлив и не только потому, что хонхотат был старым сподвижником его отца. Он покорил еще одного сомневающегося из союзников анды.

— Приветствую тебя, почтенная госпожа, — сказал Мунлик. — Как это случилось, что годы пощадили тебя?

Оэлун улыбнулась, а потом вытянула из-под головного убора шерстяной платок и укутала в него лицо.

— Это платок многое скрывает.