После того, как Невструева выпустили из «саркофага», взяли кровь на анализ, измерили давление и сняли электрограммы сердца и мозга, он отправился на приём к психологине.

– Ну как вам пережитый опыт? – спросила Стейси.

– Это лучшее переживание, которое у меня было во сне! Да и наяву тоже… – признался Невструев. – Вы не представляете, как я счастлив, что попал в этот эксперимент. Спасибо вам всем огромное! И вам, и руководству своему передайте. Я всего лишь пишу фантастику… даже не пишу, собираюсь… а вы тут воплощаете её в жизнь.

– Значит, понравилось?

– Да не то слово! Даже не знаю, с чем сравнить… Это как в раю побывать. А как там всё прекрасно! И интерьеры, и люди, и запахи…

– Погодите-погодите, – улыбнулась Стейси. – Вы отвечаете на вопросы, которые я только собираюсь задать. Давайте по порядку.

– Я понимаю, вам сложно отклониться от плана беседы, но меня эмоции так и переполняют!

– Александр. Посчитаем до десяти, чтобы успокоиться? – предложила психолог.

– Да ну вас, ей-богу. Сами считайте. Всё. Я спокоен… Задавайте, пожалуйста, ваши вопросы по порядку.

Стейси начала спрашивать и отмечать его ответы у себя в компьютере. Александр отвечал, но думал при этом о своём.

Всё было замечательно: его переживания по поводу развода обесценились, жену он больше не ревновал, скорее, даже сочувствовал ей – у неё какой-то старый Лозон, а у него космическая тигрица, и сам он при этом ещё и негр… Писать ему теперь, наверное, есть о чём. Немного смущало, правда, что он не чувствовал этот материал до конца своим. Но после того, как Александр хлебнул предложенного Стейси кофе и окончательно проснулся, его больше всего стал занимать вопрос, чем же ему заниматься до вечера. Денег не было ни копейки. За участие в эксперименте ему пообещали хорошие деньги, которых и на то, чтобы жильё снять хватит, и на пропитание, чтоб дожить до того момента, когда он найдёт себе работу. Но получит он их только после окончания исследования, то есть через месяц, а что делать весь день и как раздобыть хлеб насущный, было совершенно неясно. Домой под страхом нового, на этот раз гораздо более продолжительного тюремного заключения, идти было нельзя.

– У меня всё, – наконец произнесла психолог. – Думаю, у вас тоже появились вопросы. Задавайте. Попытаюсь на них ответить.

Тогда Невструев выпалил, преодолев смущение:

– Скажите, а нельзя ли мне некий аванс получить?

– К сожалению, нет. Эту практику отменили. Знаете, сколько таких было? Деньги получат и поминай как звали… – Стейси начала строго, но потом смягчилась. – Но, учитывая вашу ситуацию и вашу ценность для эксперимента, я могу устроить вас на полный пансион в нашу столовую. Можете завтракать, обедать и ужинать. У нас очень хорошая кухня.

– Спасибо огромное.

– Ой, да пустяки, не благодарите. И вам же где-то писать надо… А знаете что! У нас на этаже есть библиотека. Я вам ноутбук найду, там и сидите хоть весь день.

– Так а что же я буду писать, Стейси? – немного слукавил Александр.

– Что за вопрос? Мне кажется, это очевидно. Сновидения свои и описывайте. За месяц целый роман накропаете.

– У меня такое ощущение, что это было бы нечестно. Как будто я использую допинг или чит-код, какой-то запрещённый приём…

– О чём это вы?

– Понимаете, не я же это всё придумал. Это всё ваш гипносон, ваш искусственный интеллект. Я не чувствую себя вправе…

– Какой вы, оказывается, щепетильный. Но послушайте: если книга хороша, читателя абсолютно не волнует, в каком состоянии находился её автор, когда писал её, как он изменял своё восприятие мира: медитацией или ЛСД, алкоголем, марихуаной или индуцированными сновидениями, помогал ему искусственный интеллект при этом или нет… Что мешает вам писать? Не только внешние факторы – отсутствие свободного времени и условий для работы, но и внутренние – дефицит вдохновения, недостаток фантазии, неуверенность в собственных силах. А гипносон лучше любых веществ, расширяющих сознание, стимулирует творческий потенциал.

– Возможно, читателю плевать на состояние, в котором писалась понравившаяся ему книга. Точно так же, как ему часто плевать на то, как писатель жил или умер: в достатке или в нищете, застрелили ли его враги, или сам он пустил себе пулю в лоб, угас от чахотки или от рака. Но мне-то не плевать! Что делать, если я чувствую себя плагиатором? – упёрся Невструев.

– Оставьте! – отрезала Стейси. – Люди, которые в бодром состоянии абсолютно не способны к музицированию и стихосложению, слышат в обычном сне несуществующие наяву прекрасные мелодии или неплохие стихи, которые иногда даже могут воспроизвести, проснувшись. Абсолютно не умеющие рисовать, грезят великолепными пейзажами. А представьте, на что способен мозг, имеющий склонность к творчеству и, главное, желание творить. Уверяю вас, вклад нашего Буратино в создание этой космической истории по сравнению с вашим ничтожен. Он лишь помогает увидеть более чёткую умозрительную картинку, лучше запомнить пережитое во сне. Понимаете?

Подопытный кивнул.

– Существует приём, когда творец в своём поиске перекладывает работу на подсознание. Вы наверняка что-то такое используете. Разве нет? – предположила Стейси.

Невструев снова кивнул.

– Когда засыпаю или просыпаюсь, я пытаюсь продлить пограничное состояние между сном и бодрствованием и в этот момент думать о том, что пишу. Иногда происходят вспышки озарения.

– Вот! А гипносон – это гораздо более удобный способ общения со своим подсознанием, повышающий КПД от этого процесса почти до ста процентов. В гипносне человек живёт, играет, наслаждается, а потом, когда просыпается, помнит всё и может описать доступными ему средствами. Вместо того чтобы перекладывать работу на подсознание какими-то медитативными методиками или, не дай бог, с помощью наркотиков и ждать потом неделями, а то и месяцами зачастую не очень внятного результата, можно просто погрузиться в гипносон, в котором всё происходит гораздо эффективнее. Подсознательное в нём легко переходит в сознательное и обратно.

Невструев сделал вид, что только сейчас дал себя уговорить, и перешёл к практическим вопросам:

– Но откуда мне известны все эти конструкционные особенности космического корабля? Откуда я знаю, как исполнять обязанности старшего помощника капитана? Всё это плод моего подсознания или всё-таки продумано вашим роботом?

– Он не совсем робот. Буратино – он скорее… как я его для себя определяю, – мыслящая трансперсональная сущность. А вашу осведомлённость в космическом деле считайте плодом совместных усилий. Скажем так: он предоставляет вам научно-техническую информацию в доходчивой форме и немного помогает её обработать.

– Вот бы мне поболтать с ним об этом… – мечтательно произнёс Невструев.

– Если Буратино сочтёт это нужным, то обязательно сам свяжется с вами. Одно могу сказать: ваша реакция на эксперимент, то, как вы взаимодействуете с виртуальной реальностью, интересует его не меньше меня.

– Так это что же получается? С помощью вашей технологии каждый сможет стать творцом? – вдруг испугался Александр.

– Вот именно! – обрадовалась Стейси. – Есть такая надежда. Её мы и пытаемся воплотить в жизнь с помощью этого эксперимента. В этом основная суть моей научной работы.

– С одной стороны, это замечательно, но с другой – настораживает. Если все будут творческими личностями, то, не представляю, какая тогда начнётся конкуренция…

– Ну и прекрасно! Чем должны заниматься люди, когда всю тяжёлую работу возьмут на себя роботы? Останется только творчество! И те, чьи фантазии, усиленные гипносном, окажутся самыми интересными, и будут наиболее почитаемы в обществе.

– Вот это и настораживает… Вот поглядите на то, что происходит сейчас в сетевой литературе, —Невструев начал скромно, но по мере того, как говорил, распалялся всё больше. – Я, если честно, ожидал от развития информационных технологий гораздо большего. Но бесконтрольное распространение стихийной психопродукции и отсутствие какой-либо цензуры привело к тому, что по-настоящему мудрые и талантливые писатели, которые могли бы научить человечество разумному, доброму и вечному, всё более задвигаются на второй план, куда-то в закулисье, и на авансцене оказывается ряженное, кривляющееся быдло, сквернословящее безыскусно, похабно шлёпающееся на задницу и издающее самые вульгарные звуки и запахи. И находятся люди равные им по умственному развитию, а значит восприимчивые к их потугам. Поскольку дураков большинство, то выходцы из их среды и становятся самыми известными и популярными. Если раньше пробивались если не достойнейшие, то хотя бы неглупые и образованные, то теперь любой тупорогий халтурщик может занять свою нишу и килотоннами продавать низкопробный ширпотреб. Что мы и наблюдаем теперь на всех книготорговых площадках…