– Я тут один дивный пляж знаю… – начал было Малыш, но осёкся, увидев её гримасу.

– Нет! Так ты мне европейские достопримечательности не заменишь. Покажи-ка лучше, где тут у тебя спальня…

Они замечательно проводили время. Малыш чувствовал себя влюблённым и любимым… Он был почти счастлив.

Смущал его только один момент. Постоянное незримое присутствие Буратино.

– А ты думаешь, Карлсон о нас не знает? Ты уверена, что Буратино отключается, когда дело напрямую не касается выполнения задания? – как-то спросил он Дору.

– Надеюсь.

– Тогда ответь: в какой момент он включается?

– При критическом повышении уровня адреналина в крови или когда позовёшь…

– А как он узнаёт, что его позвали? Чтобы услышать свой позывной, он должен слышать всё.

– Есть вещи, о которых мы никогда не узнаем. И, может быть, это к лучшему.

Как у Карлсона, к обиталищу Малыша прилагалась огромная терраса. С неё звёзды казались очень близкими, ещё ближе, чем в Иерусалиме… На пятую ночь Малыш снял матрас с кровати и вытащил его под открытое небо. Они пили вино, смеялись и даже читали стихи.

А утром, когда Даниэль проснулся оттого, что солнце начало слепить его через закрытые веки, Дора сидела с бокалом вина в руке. Она была грустна и серьёзна.

– Что с вами, Доротея?

– Ещё раз так меня назовёшь… – без особой угрозы произнесла мулатка. – И никакой это не отпуск. На самом деле я здесь на задании.

– На каком? Почему сразу не сказала? – он почувствовал что-то неладное, но всё ещё пытался казаться весёлым.

– Не хотела тебя расстраивать. Я же вижу, как ты ко мне относишься. Ты мне тоже очень нравишься, Малыш.

– Ещё раз так меня назовёшь…

– Это тебе за Доротею… Ты должен понимать, что мы не просто мужчина и женщина, а прежде всего агенты.

– Слушай, ты так говоришь, как будто должна «убрать» меня. Что за задание?

– Я буду изображать твою взбалмошную и богатую фанатку-последовательницу. Я должна соблазнить Амира и выведать у него то, что ты выведать не можешь.

– Ты шутишь так, Дора? – спросил Даниэль с надеждой и сразу понял, что она не шутит.

Его охватила волна отвращения и отчаяния. Бутылка с остатками вина разлетелась о бетонный парапет.

Дора оставалась спокойной.

– Соберись! Ты же взрослый мужчина. Супермен. Джеймс Бонд.

– А ты что, Матой Хари себя возомнила?

– Ну почему же возомнила? Ей было бы чему у меня поучиться. Давай относиться к этому как свингеры. Некоторых людей возбуждает, когда его женщина с другим…

Дора попыталась поцеловать его. Но он оттолкнул её и закричал:

– Не могу! Меня это не прикалывает. Совсем! Я скорее чувствую себя котом при проститутке. А Карлсон, он… сутенёр.

Она вскочила с матраса.

– Ты совсем дурачок! Я знала, что тебе будет тяжело это принять, но это просто детский сад какой-то!

И зло направилась внутрь квартиры.

С этого момента для Малыша всё превращается в пьесу, в которой он одновременно и актёр и зритель, но где он сам – непонятно…

Вот в домофон звонит Амир. Амир-квартерон. Агент Неандертальского Разведывательного корпуса.

Малыш проводит его на террасу, где их встречает Дора вся в белом и золоте.

– Это Дора. Мы просто друзья, – скрепя сердце произносит Малыш. – Дора, это Амир.

– Очень приятно, Амир. Даниэль много рассказывал мне о вас, – Дора протягивает арабу руку как для поцелуя.

Тот учтиво жмёт кончики пальцев.

– Очень приятно, Дора.

Амир оценивает картинку:

– Прекрасный вид, прекрасная женщина. Ты уже привыкаешь быть богом, Даниэль?

Очевидно, что он гораздо более очарован Дорой, нежели горизонтами; он просит позволения пойти внутрь дома. Говорит, что у него агорафобия с детства.

Пока Малыш жарит снаружи бараньи стейки, Амир и Дора беседуют на диване в салоне.

– Даниэль сказал, что к нему приедет его духовный отец, – Дора обворожительно улыбается.

– О нет, я мало гожусь на роль духовника возможного месси́и… Я всего лишь скромный посредник между наукой и человеком, – смущённо улыбается Амир.

– Почему вы сказали «возможного»? Вы сомневаетесь, что Даниэль победит в этом конкурсе?

– Я буду только рад и всей душой желаю победы именно Даниэлю. Всех остальных пришлось искать, а он чудесным образом вышел на нас сам. Я думаю, это знак.

Дора улыбается в том смысле, что она и сама так думает. Про знак. Но не говорит ничего, решив, видимо, что не должна всё время развлекать гостя. Амир не даёт затянуться паузе:

– Мне кажется знакомым ваше лицо, Дора.

– Я люблю гламурные вечеринки. Мы могли встречаться на одной из них.

– О нет! – смеётся Амир. – Это не про меня.

– Тогда не знаю. Мир тесен… А ещё я помогала Даниэлю с двумя последними роликами. В одном сыграла католическую религиозную фанатку, в другом – фанатку новой религии. Вашей. Может, вы там меня видели?

– Точно! – радуется Амир. – Вы замечательно сыграли этих отрицательных персонажей.

– Католичка понятно, но… Я неправильно раскрыла образ вашей последовательницы? – расстраивается мулатка.

– Напротив! Вы сумели показать, что фанатики – это в любом случае too much, – спешит утешить её араб. – Они нам не нужны. Нужны люди здравомыслящие, способные сомневаться, с критическим складом ума. Вот как Даниэль, например. Все предыдущие религии рассчитаны на внушаемых психопатов. Сомневающихся, требующих доказательств предавали анафеме, объявляли неверными или вообще сжигали на кострах. А мы рассчитываем на таких, потому что за нами наука и истина – нам не нужна слепая вера.

– А вы? Вы разве не фанатик своей веры? Мне кажется, вы должны являть собой образец непреклонности.

– Вы думаете, если я араб, значит должен быть фанатичен и непреклонен? – эти слова звучат беззлобно и сопровождаются приятной светской улыбкой, но Малыш, который зашёл проверить, как дела у гостей, всё равно напрягается.

– Не обижайтесь. Наверное, я что-то не то сказала. Просто от вас так и веет уверенностью… – не особенно тонко льстит Дора и смотрит на араба так, что у Малыша всё внутри переворачивается.

Он никогда не видел, чтобы Амир столько улыбался – обаяние новоявленной Маты Хари неотразимо.

Малыш снова уходит на террасу, так и не найдя, что сказать.

Потом они весело напиваются под баранину. У Амира находится жирный джоинт с медицинской травой. Дора сноровисто раскуривает его…

Когда мулатка с арабом уходят, уже давно темно. Пьяный Малыш ложится грудью на парапет и смотрит, как они садятся на заднее сиденье кабриолета. Автопилот плавно выводит его на дорогу. Малыш думает о том, как было бы здорово спрыгнуть им прямо на головы… Вернувшись в комнаты, он отыскивает бутылку коньяку и, несмотря на бурный протест Буратино, который предупреждает об опасной концентрации этанола в крови, надирается вдрызг.

Просыпается он оттого, что фолдер его заливается, как серена противовоздушной обороны. Он с трудом подавляет желание разбить его о стену, тем более что это звонит Амир. Араб просит Даниэля приехать в отель за своей подружкой.

Удивлённый такой постановкой вопроса, Малыш быстро собирается и едет на электровелосипеде в отель на берегу Кинерета.

С отвращением проходит он через вестибюль этого логова разврата.

Входит в лифт, принюхивается. Может, здесь они начали? Пахнет обычной израильской затхлостью.

Он подходит к номеру. От ревности кружится голова и тошнит. Или это похмелье?

Стучит в дверь. Слышит шаги Амира. Как смотреть ему в глаза? Но спокойно… Дора – всего лишь подруга…

– Привет! Как спалось? – очень криво улыбаясь, выдавливает Малыш.

Араб молча сторони́тся.

Дора лежит на кровати в крохотном номере. Одетая. Прямая. Руки по швам. Дыхания незаметно…

Малыш резко разворачивается к Амиру. В лоб ему смотрит дуло пистолета. Он хочет произнести триггерную фразу, но Амир опережает его: