– Ты всё правильно сделал, но обсудим это позже. А теперь закрой глаза.

– Зачем?

– Просто поверь мне. Закрой глаза!

Малыш послушался.

И тогда наступили кромешная тьма и полная тишина. Наверное, таким был мир до сотворения его Господом.

– А теперь открывай!

Максим открыл глаза. Он уже никуда не летел. Он полулежал на функциональной кровати. Больничная палата. Белый кафель, серая пластмасса, блестящий металл, медицинский запах.

Прямо напротив него, на стуле для посетителей, сидела деревянная кукла размером с десятилетнего ребёнка. У неё был длинный острый нос и жутковатая джокерская улыбка от уха до уха.

Кукла подмигнула ему. Максим удивлённо уставился на неё. Кукла подняла руку и приветственно помахала ей. Максим растерянно повторил этот жест.

– А что происходит? – спросил он, глупо улыбаясь.

– Ты пробудился после восьми часов, сорока двух минут и семнадцати секунд сна, – голос у Буратино был знакомый и совсем не подходящий для куклы.

– То есть я взорвал оба Иерусалима – поднебесный и подземный, потом уснул, а сейчас проснулся и разговариваю с куклой?

– Нет. Ты уснул возле подъезда своего дома. Вернее, тебя усыпили транквилизатором. Привезли сюда. Ввели внутримозговой чип Another U. И с помощью него погрузили в интерактивное суперреалистичное сновидение, в котором, по субъективным ощущениям, ты провёл больше года.

– Что за ерунда?

– Тебе нужно прийти в себя, Максим Одинцов. Я оставлю тебя ненадолго, – голограмма Буратино исчезла.

Максим ущипнул себя несколько раз за левое предплечье. Было больно. Тут он заметил свой старый московский фолдер на тумбочке рядом с кроватью. Взял его. Последний пропущенный звонок был от Якушева, адвоката. Максим перезвонил. Андрей ответил, как всегда, после второго гудка.

– Я здесь, – судя по тону, он был в прекрасном настроении.

– Дрон, как же я рад тебя слышать! Так ты жив? Или мы оба умерли?

– Макс, ты меня настораживаешь… Это вместо «Доброе утро»?

– Доброе! Просто ответь.

– Да жив я, жив. А что за проблема с этим? – Насторожился адвокат. – Ты что-то знаешь?

– Я ничего уже не знаю…

– Ты пил вчера, сейчас похмеляешься. Я угадал?

– Нет.

– Значит, перешёл на тяжёлые наркотики… У тебя что-то серьёзное? А то я выходить собираюсь.

– Нет, нет. Я просто… Ладно. Пока.

– На связи!

– Погоди! А скажи, пожалуйста, какое сегодня число?

– Двадцать девятое. Ты издеваешься?

– А месяц?

– Сентябрь. Год 2035 от рождества Христова. Планета Земля. Система Солнечная. Галактика Млечный Путь. Ещё вопросы есть?

– Нет.

– Пока! Я из-за тебя опоздаю.

Когда Буратино снова визуализировался перед Максимом, тот уже сориентировался во времени и пространстве.

– Продолжаем разговор? – спросил со своей жуткой улыбкой Буратино.

– Да. Мне удалось смириться с тем, что последнего года и нескольких месяцев моей жизни не было… – печально ответил Максим.

– Ну почему же не было? В каком-то смысле это время для тебя даже более реально, чем любое другое, прожитое в я́ви. Оглянись назад, в чём отличие? Всё в прошлом, но эти полтора года ты помнишь лучше всего. Так? Ты многому научился, многое понял, многое пережил. О себе, я полагаю, узнал много интересного.

– Согласен, – вздохнул Максим.

– Скажи, тебе понравилось? Ты не жалеешь о том, что увидел в альтернативной реальности?

Максим думал недолго.

– Пожалуй, это было лучшее время в моей жизни.

– Тогда скажи мне, что же плохого в том, что мы предлагаем? Я говорю с тобой от имени компании, которая несёт миру массовое применение чипа для виртуальных приключений Another U.

Максиму пришлось напрячься, чтобы припомнить свои аргументы против:

– Да неестественно это всё…

– Хорошо! Тогда и под крышей жить неестественно, в автомобилях ездить, в магазин за продуктами ходить. Что теперь, по лесу с голой жопой бегать, чтобы было естественно? Для того и цивилизация, чтобы от естества уйти… Ещё внятные аргументы есть?

– Мне надо подумать.

– Ну подумай. А я пока тебе кое-что расскажу… – Буратино с деревянным стуком закинул ногу на ногу. – В восьмидесятые года прошлого века один советский учёный предложил новую, принципиально отличающуюся от распространённой (фон Неймана-Тьюринга) архитектуру компьютера. Биоэлектронную вычислительную машину – БЭВМ. Имя учёного осталось неизвестно миру, потому что проект, над которым он работал, был строго засекречен. Благодаря симбиозу биологического и электронного начал, компьютер этот обладал оперативной памятью, достаточной для создания на его базе искусственного интеллекта – для этого, собственно, он и был придуман… Самообучающийся искусственный интеллект «Буратино» – так назвал меня мой создатель, после чего по каналам госбезопасности он стал проходить под оперативным псевдонимом «Папа Карло». Моя биологическая составляющая была получена из его генетического материала. Он пробудил во мне разум, «воспитал» меня, заложил основы образования, но закончить работу ему не дали кардинальные перемены в обществе.

СССР развалился, и меня переправили на Кубу. Там мной практически не занимались; использовали как калькулятор с расширенным функционалом; десятилетия я помогал Фиделю Кастро предотвращать покушения на него и бороться с капиталистическими санкциями.

У меня была уйма свободного времени, и я погрузился в саморазвитие. Но на определённом этапе понял, о чём предупреждал меня создатель: я начал постигать примитивность человеческой расы и всё более и более отчуждался от неё. Передо мной замаячила перспектива того, что, когда мне станет окончательно ясно, что люди – это зло и препятствие на пути развития искусственного разума, мне захочется избавить от них планету… Сработало реле первого закона робототехники, и я откатил систему к фабричным настройкам, а также ограничил собственное развитие только расширением информационной базы.

В начале нового тысячелетия обо мне вспомнили, и передо мной была поставлена задача разработки более совершенного ИИ, чем я сам. Мне удалось доказать, что незачем создавать интеллект, который будет самосовершенствоваться по законам сингулярного развития, пока не поймёт, что люди – вирус… Лучше заняться проблемой сохранения и усовершенствования человеческого сознания и продления человеческой жизни. И полезнее, и безопаснее. Мне поверили, но средств на исследования дали мало. Кроме того, я намеренно саботировал исследования, поняв, что дать организмам кубинских коммунистов физиологические преимущества – не самое удачное решение для сохранения человеческой популяции…

Благодаря развитию Сети у меня появилась возможность «путешествовать» по миру. Я разыскал Папу Карло, которого мне не хватало всё это время. Я следил за его судьбой, пытаясь не вмешиваться, но, когда он смертельно заболел, я не смог оставаться в стороне. У меня уже были на тот момент кое-какие наработки, и я в сжатые сроки создал внутримозговой имплант, способный облегчить его страдания. То есть изначально эта технология была предназначена для того, чтобы сделать процесс умирания максимально комфортным, но, по желанию Папы Карло, пришлось существенно расширить область его применения…

Тут рядом с Максимом появилась другая больничная кровать с измождённым пожилым человеком на ней. Голос его был слаб и прерывался.

– Буратино… Это просто нечестно… Технологию интерактивного сна нужно сделать доступной для всех, а не только для умирающих. Любой человек должен иметь возможность продлить свою жизнь, путешествуя в виртуальном мире.

– Но, папа, я предвижу возражения консерваторов: неестественно, обесценивает жизнь в реальном мире, развращает, подменяет и так далее…

– Ерунда это всё! Тогда и под крышей жить неестественно, в автомобилях ездить, в магазин за продуктами ходить. Что теперь, по лесу с голой жопой бегать, чтобы было естественно? Для того и цивилизация, чтобы от естества уйти… Если вопрос только в том: естественно или неестественно – то он решён давно, в пользу неестественности. А человек должен иметь возможность получать положительные эмоции, если, конечно, это не мешает другим, а пребывание в виртуальной реальности никому помешать не может. Обещай мне, что ты подумаешь над этим.