– Да. Ты права. Как это я сам не догадался? А ты тоже из этих… – он мотнул головой в сторону, откуда пришёл, – как ты сказала? Из панкстеров?

Она засмеялась заразительно, да так, что ему тоже пришлось улыбнуться.

– Нет. Я из изгоев. Слышал о нас?

Он испуганно присмотрелся к ней.

– Совсем немного. Так ты сумасшедшая?

– Это как посмотреть… Пойдём-ка я тебя провожу до твоего улья, а заодно просвещу немного.

32/08 послушно поднялся с песка и поделился опасением:

– Нам придётся идти через трущобы. Ты не боишься? Мне-то терять нечего, а вот у тебя, я думаю, есть, что отобрать…

– Мы торгуем с панкстерами. Они нас не трогают. Они, вообще, не такие плохие ребята, как тебе, наверное, показалось…

Он посмотрел на неё удивлённо.

– А по-моему, самые обыкновенные бандиты.

Поддерживая под руку хромающего лишенца, Сильвия рассказала, что в южной части города испокон веку селились маргинальные элементы. Лет двадцать назад правительство решило снести полуразвалившиеся бомжатники, их обитателей переселить в соты, тех, кто не захочет стать пчёлами, – на окраины, а освободившуюся территорию застроить ульями. Однако власти внезапно встретили мощное и организованное сопротивление со стороны аборигенов, которые стали называть себя «панкстерами». Они сбивали полицейские дроны, устраивали теракты и в знак протеста совершали публичные аутодафе. В конце концов от них отстали. Договорились с их лидерами о том, что те сами будут поддерживать порядок в гетто.

– Чем же они живут? Тем, что грабят тех, кто заходит к ним в гости?

– Обычно они так не поступают. Ты, наверное, сам напросился. У них много занятий. Кто-то получает пособие по безработице. Те, кто поамбициознее, пашут на низкоквалифицированных работах за минимальную зарплату. Ну а самые изобретательные устроили лаборатории в бывшем метро, где производят и продают алкоголь и наркотики. Ещё у них есть публичные дома, в которые захаживают люди из самых разных слоёв общества.

– Разбойничья вольница.

– Ты прав, но они активно противостоят системе и способствуют раскрепощению угнетаемых. Бывшие пчёлы присоединяются к ним гораздо охотнее, чем к нам. Может быть, они как раз та самая сила, что вечно хочет зла и вечно совершает благо… – процитировала она с выражением.

– Гёте, – узнал он. – Откуда ты знаешь?

– То, что я знаю, – это как раз не странно, что нам ещё делать, если не читать? А вот откуда знаешь ты? – она посмотрела на него с любопытством.

– Играл когда-то в игру на основе «Фауста». Зная первоисточник, пройти её было проще.

– А ты необычная пчёлка, – произнесла она задумчиво и стала рассказывать про изгоев.

Оказалось, что в отличие от панкстеров, у которых есть салоны гипносна, изгои принципиально живут только в реале. Их основное занятие, дающее средства к существованию, – сельское хозяйство и кулинария. Современная пищевая промышленность производит полупереваренные смеси, а изгои – натуральную растительную и животную пищу.

– На вот попробуй, – она выудила из своего маленького рюкзачка, который на одной лямке болтался у неё на плече, красивое, спелое яблоко.

32/08 сильно проголодался – вечерняя порция пластиковой каши не была рассчитана на то, что, вместо того чтобы спать, он будет шляться по улице. Может, поэтому плод показался ему слаще и сочнее тех, что он пробовал во сне.

Про рабочих пчёл Сильвия рассказала, что в современном обществе их большинство – около семидесяти процентов. Их реальное существование убого и подчинено производству, их сны волшебны, но стоят свободы. По сути – дешёвая рабочая сила, вкалывающая за кров, еду и гипносны. Крупные предприятия могут позволить себе роботов, которые давно могут выполнять любую работу, а владельцам малых и средних фабрик и заводов выгоднее задействовать пчёл.

Есть ещё прослойка наёмных руководителей различных уровней от мастера на заводе до управляющих производственных предприятий и коммерческих организаций, которые получают неплохие зарплаты и могут себе позволить комфортное существование как в реальном, так и в виртуальном мирах. Однако некоторые из них так же, как и изгои, принципиально не играют, предпочитая земные удовольствия.

И наконец немногочисленная элита, в которую входят владельцы предприятий и многочисленных бюро по жизнеустройству. Они зарабатывают деньги и могут позволить себе гипносон любой продолжительности.

Эти бюро – самое страшное порождение современного общества. Название их произошло от ранее существовавших бюро по трудоустройству, когда спекулянты человеческим мясом поняли, что можно «устраивать» не только труд, но и всю жизнь подопечного. В сговоре с владельцами средств производства и провайдерами виртуальных игр они превращают реальную жизнь огромного количества пчёл в пытку, от которой те могут спастись лишь во сне.

Есть ещё небольшая прослойка тех, кто занят в создании игр, они стоят особняком, и их ничтожно мало – основную работу там делают нейросети.

– Ну вот. Вкратце примерно так всё и устроено. И мы как раз дошли до ульев. Давай прощаться.

– Но постой. У меня ещё много вопросов.

– Мне нужно идти. И ты иди спать, но помни: реальная жизнь может и должна быть гораздо интересней самых замечательных снов. Что-то мне подсказывает, что мы не в последний раз видимся. Когда тебя вновь одолеет бессонница, набери меня, – она навела свой третий глаз старой модели, выглядевший как знак касты на лбу у индийской женщины, на его, современный и практически незаметный. Устройства синхронно пикнули, подтверждая обмен контактами. – Я тебя с нашими познакомлю, ну и покажу, как мы живём. Может, тебе у нас понравится больше, чем в твоём гробу. Вас лишили воли, но не выбора. Иногда это гораздо надёжнее, чтобы держать в узде. Торчать, как наркоман, на гипносне – вовсе не единственный выход в жизни.

Она порылась в своей котомке и протянула на ладони две золотые пчёлки, точь-в-точь такие же, как те, которые забрали панкстеры.

– Держи. Подарок.

– Но откуда они у тебя?

– Я же говорила, что у меня не всегда было имя. Забирай, они мне не нужны.

Саркофаг диагностировал у 32/08 поднадкостничный перелом двух рёбер, ушиб мягких тканей головы, лёгкое сотрясение мозга и гематому в правой почке и сообщил своему жильцу, что сеанс лечебного гипносна продлится двадцать шесть часов четырнадцать минут. 32/08 жадно втянул ноздрями такой знакомый запах усыпляющего газа и отправился во «Время ведьм».

Баронет Вентер налегке, в походной одежде, возвращался в Альбрук после затянувшейся на пять дней инспекции своей новой вотчины. При каждом шаге коня мошна на его поясе мелодично побрякивала. И не так, как в бытность его бедным рыцарем – медью и серебром, а в основном золотом, издавая при этом другой, как будто более благородный звук.

Дорога была живописной, но долгой. Его единственный попутчик, оруженосец Вольдемар – тот самый любитель нести сторожевую службу в компании гражданских лиц женского пола, изо всех сил пытался развлечь баронета беседой.

– Сэр, – выговорил он как будто через силу, – а можно, я спрошу вас кое о чём? Только пообещайте не сердиться.

– Послушай, друг Вольдемар, – Закари почувствовал его напряжение, – мы сейчас вдвоём, называй меня по имени и на «ты», пожалуйста. Не надо этих «сэров». Спрашивай.

– Хорошо. Так как ты считаешь, друг Закари, почему одним всё, а другим ничего?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну вот возьми себя и меня. Я и сильнее тебя, и красивее. Бабы меня любят, а удача – нет. Ты меньше меня на службе у герцога, а уже баронет, а я всё ещё ратник. Где справедливость?

– И ты туда же. Завидуешь…

– Нет, правда! Может, ты душу дьяволу продал? Как же иначе, чтобы так везло? Или ведьма какая тебе помогает?

– Ты, может, и самый сильный, и самый красивый, однако точно не самый умный, – отмахнулся баронет.