После того как Максим Одинцов пожертвовал собой ради спасения цивилизации, взорвав подземный город неандертальцев заодно с Иерусалимом, он понял, что он за человек такой замечательный. Если до этого и сомневался в собственной непогрешимости, то теперь сомнения исчезли раз и навсегда, отпустили разнообразные псевдоинтеллигентские комплексы, и Один достиг наконец пресловутой гармонии с собой и с миром.

Воспоминания о подвиге сём были особенно дороги для Максима потому, что он не знал, что вершит его в виртуальной реальности. В первый гипносон он был погружён без его ведома. Такое возможно было полвека назад на самой заре индустрии торговли сновидениями. Тогда ещё никаких саркофагов не существовало, и в головы обывателей самым варварским способом вживлялись нейрочипы. Одинцов был тогда противником этой технологии и активно противостоял её распространению с помощью своего довольно популярного блога в Интернете. Буратино хитростью вверг его в пучину виртуальности и заставил пережить самые яркие на тот момент впечатления.

Вернувшись, Одинцов резко поменял свои убеждения и стал ярым сторонником виртуальных развлечений. За что был принят директором по рекламе и продвижению в компанию Another U, основанную Буратино. Довольный собой и миром вокруг Один так и не завёл ни жены, ни детей, всего себя посвятил работе, которую полагал очень важной и меняющей мир к лучшему, и виртуальным путешествиям.

Ещё в самом начале он подтянул своего школьного друга Якушева, который стал юристом компании, а потом продвинулся до исполнительного директора.

Когда в России объявили государственную монополию на виртуальные путешествия, компания переехала в Израиль, по дороге сменив название на Golden Key. Одинцов и Якушев переехали вместе с ней.

У каждого была своя сфера ответственности. Они работали слаженно и редко спорили по стратегическим вопросам. Зато в играх, выпускаемых компанией, в которые увлечённо играли сами, они азартно конкурировали. С недавних пор, после того как поселился в клонированном теле своего создателя, к ним присоединился Буратино. До этого он сам игры не тестировал, ему это было неинтересно.

– А ты что думаешь по поводу штурма королевского замка, Закари? – задорно спросил Буратино.

– Да ничего. Как скажете… Хоть гвардейцев резать, – безразлично ответил 32/08.

Буратино внимательно посмотрел на него.

– А ты почему такой грустный? Что не так?

– Да я тут подумал просто… Мне вот, например, с учётом времени, проведённого в играх, лет под девяносто. Буратино больше ста лет существует в реале, плюс несколько лет в виртуальной реальности. Вам, – 32/08 кивнул на хозяина кабинета, – больше восьмидесяти реальных лет и, если вы уже пятьдесят лет играете, несколько сотен виртуальных. Такие взрослые мальчики и всё никак не наиграемся…

– Что наша жизнь? – довольно сносно пропел Один. – Игра! Почему нет?

– Да потому, что всё это несерьёзно.

– Мы помогаем человеку более интересно и насыщенно проживать жизнь. Существенно продляем её субъективную продолжительность, – включил Один директора по рекламе.

– Работаем на игры, живём ради игр. Какай-то психический инфантилизм, – 32/08 играл в симулятор психбольницы «Гнездо улетевшей кукушки», поэтому знал, о чём говорил. – Это клиника, господа.

– Ну почему же? Мы, например, заняты, кроме игр, и другими очень важными вещами, – обиделся Один. – Например, решили вопрос с расстояниями – турбопланы производим…

– Тоже игрушки. Есть гораздо более важные вещи, чем самолётики эти ваши.

– Например?

– Человеческая жизнь. Буратино вон захотел и поменял печень на какой-то более совершенный прибор, чтобы себе место в организме освободить. Почему вы печени эти искусственные массово не производите? Почему не усовершенствовать остальные органы? Почему не попытаться продлить людям физическую жизнь? Буратино же сделал для вас препарат, замедляющий старение.

– Это не наша компетенция. Да нам никто и не даст этим заниматься без лицензии. Это забота государственного здравоохранения.

– Да если бы вы захотели, купили бы себе эту лицензию. Но вам же всё равно! Пчела проживает шестьдесят лет в среднем, а потом её отправляют на месяц в «Последний сон», из которого она перемещается прямиком на фабрику сельскохозяйственных удобрений. И всем это выгодно: и системе жизнеустройства, и государству, которому не приходится платить пенсию. Так на кой же чёрт государству продлять человеку жизнь? Зачем эти траты?

– Не будем забывать, что за этот месяц он проживает тысячу лет в райских условиях, – заметил директор по рекламе.

– Не будем забывать, что это убийство.

– Какое же это убийство? Это эвтаназия. Пчела идёт на неё добровольно. Потому что не хочет обременять общество своим бесполезным существованием.

– Да нет. Вряд ли все настолько сознательны. Пчёлы идут на это потому, что у них нет выбора.

– Ну почему же нет. Пожалуйста, живи сколько хочешь, никто в «Последний сон» насильно не тянет.

– Жуй пластиковую кашу и мечись в обесточенном саркофаге, как заживо похороненный, потому что на гипносон никакой пенсии не хватит. Потом сойди с ума от абстиненции и сдохни. Это разве выбор?

– Ну какой никакой…

Тут их спор был прерван странными звуками, которые начал издавать Буратино. Лицо его было искажено невероятным страданием. Наконец он разрыдался, да так, что слёзы буквально брызнули из глаз во все стороны. Мальчик вскочил и выбежал из кабинета.

– После того как он вселился в это тело, сам не свой сделался, – прокомментировал этот демарш Один. – Смотри, до чего ты довёл его своей демагогией. Ты почему такой неблагодарный? Он ведь столько для тебя сделал.

– А вы когда-нибудь сидели у проклятой красной кнопки восемь часов подряд?

– Нет, – настороженно ответил директор по рекламе и продвижению. – У меня другой функционал по жизни.

– А я почему должен? Чем я хуже вас? А у меня ведь даже выбора нет и никогда не было! Только один путь – в пчёлы.

– Хорошо, – сухо сказал Один. – Мы учтём твои замечания. А теперь тебе пора, турбоплан ждёт тебя на крыше.

Закари со товарищи без сопротивления прошли владения маркиза Мирланда. Малоподверженный женским чарам маркиз без сожаления согласился выдать повстанцам свою ведьму Перверзию. Он даже готов был предать её огню и очень расстроился, когда оказалось, что в этом нет необходимости. Его сиятельство рассказал, что давно не разделяет государственную политику и мечтает о свержении короля, однако лично участвовать в походе отказался, сославшись на нездоровье.

Мирланд выделил в помощь повстанцам две сотни арбалетчиков и столько же лёгких всадников. Правда, о воинах маркиза поговаривали, что они, подобно своему господину, гораздо более эффективны в хвастовстве и танцах, чем в бою, но внешне отряд стал выглядеть внушительнее.

Граф Голуат, в полном соответствии со своим упрямым нравом, собирался дать полноценный отпор мятежникам. Его армия в отличие от маркизовой состояла из умелых и храбрых бойцов, и серьёзные потери с обеих сторон были бы неизбежны. Однако герцог Альбрукский вызвал его на поединок и легко сразил с помощью волшебного доспеха. По договору вассалы побеждённого должны были присоединиться к победителю, и армия пополнилась полутысячей пехотинцев и парой десятков рыцарей. Ведьма Голуата Малефисента попыталась бежать, обратившись в летучую мышь, но, поскольку дело происходило посреди бела дня, она ориентировалась с трудом, и стрела Питера Одноглазого легко настигла её.

По дороге к повстанческой армии присоединились ещё около тысячи крестьян, фермеров и ремесленников и около тридцати мечтающих о славе и свободе бедных рыцарей со своими отрядами.

В обозе заправлял Гвидо. Ни одна армия мира за всю историю не питалась так вкусно: повар был способен из бобов и потрохов сварганить такое блюдо, что при королевском дворе бы позавидовали.