– То есть вы без всякой ненависти, просто так, убили пятерых наших людей?! – возопил полный праведного гнева Легран. – Это же в сто раз хуже!..

Он даже задохнулся от возмущения.

– Я сейчас не понял, что вы имеете в виду: то, что нельзя убивать без ненависти, или то, что ваши жизни ценнее наших? – низким голосом заметил Анатолий Максимович.

Камиль растерялся на секунду и решил в дальнейшем взвешивать каждое своё слово.

– Убивать вообще плохо. Тем более без причины. А своей жизнью, вы, очевидно, сами не дорожите. Ваш человек взорвал себя вместе с танком – это же сумасшествие какое-то!

– Этот человек – герой! Я бы сам сидел в том танке, но я нужен своему народу, – пророкотал иерарх.

– Вы взорвали ядерный заряд всего в пятидесяти километрах от города. Вы хоть представляете себе возможные последствия?!

– Конечно. Тактический танковый боеприпас мощностью всего четверть килотонны в тротиловом эквиваленте. Радиация и полпути до нас не доберётся, – эту информацию Анатолий Максимович сообщил интеллигентным дискантом.

Легран не нашёл, что возразить.

– А как называется ваш город?

– Омск. Кстати, Невадский атомный полигон в Америке располагался всего в ста двадцати километрах от Лас-Вегаса. Там взорвали четырнадцать атомных зарядов, и каждый был многократно мощнее нашего.

– Так объясните мне, почему вы хотели нас уничтожить? Есть для этого какая-то разумная причина?

– Представляете, есть. Но это очень долгая история. Надеюсь, у вас есть время, чтобы её выслушать?

– О да. Мы никуда не торопимся. Мы живём вечно, если нас не убивают атомной бомбой, – ответил старпом с горечью.

– Вот оно что… – иерарх вздохнул, как будто сожалея. И заговорил нормальным человеческим голосом. – Тогда слушайте. В конце XXI века один из мудрейших представителей человечества понял, что ядерной катастрофы не избежать. Мир окончательно слетел с катушек, лукавых мерзавцев в правительствах повсеместно заменили сумасшедшие фанатики. Простые люди также были одержимы идеей истребления инакомыслящих. Этот период истории фигурирует в летописях как «Глобальный фашизм». Так вот наш мудрец решил произвести эксперимент: возможно ли выжить в атомной катастрофе. Спастись самому и спасти как можно больше людей. Он был очень богатым человеком, но ненавидел власть денег. Считал, что вся та дичь, что творится в мире, происходит оттого, что власть предержащие наживаются на глупости подавляющего большинства. Поскольку конечная человеческая жизнь сама по себе смысла не имеет, то оправдать её может только религия. Ничего иного не остаётся. Для этого ему самому пришлось стать мессией. Поскольку религиозные разногласия мешают людям мирно сосуществовать, а в разных религиях есть множество несоответствий и нелепостей, он создал верование, объединяющее все авраамические религии, и от каждой взял лучшее: от христианства – всепрощение и любовь к ближнему, от иудаизма – веру в единого бога и отсутствие посредников между человеком и богом, от мусульманства – силу веры, от растафарианства – отрицание Вавилона как олицетворения власти капитала и олигархии.

Иерарх почтительно, обеими руками взял увесистый том с рабочего стола и развернул его обложкой к Леграну. В толстую чёрную кожу золотой старославянской вязью было вдавлено название, – «Последний Завет». После чего аккуратно положил книгу на место.

– Он приехал сюда, в город, из которого был родом, и объединил людей на основе своего учения. Спрятал своих последователей в бункере, который оборудовал в недостроенном и заброшенном омском метро. Там они дожили до момента, когда ядерная зима сменилась глобальным потеплением, улеглась радиация и стало возможно выбраться на поверхность. Этот человек был мой отец. Он умер двадцать два года назад в возрасте четырёхсот тридцати лет и одного года. Перед смертью он предупреждал меня о том, что, скорее всего, вы, проклятые олигархи со своими прихвостнями, вернётесь на Землю ещё при моём правлении. И тогда я должен буду предпринять самые решительные меры, чтобы убедить вас убраться восвояси. А ещё просил, если дойдёт до общения с кем-то из ваших, передать привет от О́дина для Буратино и Закари Вентера, если последний будет ещё жив. И спросить у них, кто оказался прав в споре. И на этом… объявляю первый раунд переговоров оконченным.

Анатолий Максимович поднялся со своего кресла.

– Жду вас завтра в это же время после того, как вы поговорите со своими боссами.

Вернувшись на челнок, старпом запросил одновременный сеанс связи с капитаном и корабельным ИИ.

– Вам привет от человека, который умер. От О́дина. Что всё это значит?

Ответил капитан:

– Это был наш друг и компаньон Максим Одинцов. Волею судеб незадолго до войны наши пути разошлись. Мы оказались по разные стороны монеты, если можно так выразиться… Мы звали его с собой на Терра Нову, но у Одина был комплекс вины перед человечеством. Он считал, что является одним из тех, кто завёл цивилизацию в тупик, поэтому остался, чтобы попытаться спасти, кого сможет. Кроме того, он ненавидел Гольденберга и всю эту олигархическую братию, потому что они и им подобные – главные виновники мировой катастрофы.

– А про какой спор он упомянул?

– Мы говорили, что сможем воспитать из миллиона эмбрионов новое, прекрасное и бессмертное человечество и никакие Гольденберги нам не помешают. А он утверждал, что у нас в итоге получится армия бессмертных рабов, если у руля будут богатеи. И как это ни прискорбно признавать, оказался прав.

Буратино заметил:

– По-моему, это не совсем этично…

– Да брось ты, старина, – не дал ему договорить Закари. – Камаль не такой как все, он поймёт. Не зря же я выбрал его своим помощником.

ИИ помолчал, как будто соглашаясь, потом решил уточнить:

– «И не возвращайтесь, – сказал он нам на прощание. – Вам будут здесь не рады». Один пришёл к выводу, что самый справедливый строй из возможных – это коммунизм. Именно его он и решил построить в постапокалиптическом обществе. Но к нему, считал он, можно прийти только через изобилие, а не через террор. А ещё, как это ни парадоксально, через веру. Поскольку конечное существование смысла не имеет, он решил придумать новую религию, чтобы дать надежду своим последователям.

– Религиозный коммунизм – это не нонсенс, а средство достижения, кажется, что-то такое он говорил, – добавил капитан.

Невструев был не из тех, кто легко сходится с людьми, поэтому во время обеда он, как правило, за столом сидел один. Изредка, когда мест не хватало, к нему подсаживался кто-нибудь из работников Golden Key или кто-то из подопытных. Тогда они молча поглощали пищу, не глядя друг на друга. Ему было неуютно. Хотелось поскорее закончить и уединиться в библиотеке. Но сегодня к нему подсела геверет Копхилер, чего ранее она никогда не делала.

– И что это вы, мадам – профессиональный психолог, вдруг не боитесь скомпрометировать себя? – не скрывая иронии, поинтересовался Александр.

– Никакого компрометирования… – начала Стейси.

– Компрометации, – не удержался он.

– Пускай так. Почему бы профессиональному психологу не поболтать со своим подопечным на какую-нибудь отвлечённую тему во время обеденного перерыва?

– Ну и какую же отвлечённую тему вы хотели бы обсудить с подопечным?

– Я вот что заметила. Помнишь, ты говорил о том, что людей надо объединить на основе некой Книги, а сегодня тебе приснилась история про пророка, который стал им благодаря той же идее?

– Так.

– Вот это и доказывает, что ты самый настоящий, а космонавт и остальные обитатели будущего тебе снятся.

– А почему бы этому не оказаться простым совпадением?

– Маловероятно.

– Маловероятно, но не исключено. Я, как психиатр, должен избавлять людей от вредных иллюзий, но, когда факты подтверждают, что иллюзии эти неиллюзорны, то я, как учёный и человек с гибким, развитым интеллектом, должен признавать очевидное… Вот представь себе такую гипотетическую ситуацию. На Землю прилетают инопланетяне. Агрессивные. Хотят сожрать все ресурсы, изнасиловать всех людей и в конце уничтожить планету. И вот кто-то их заметил и вступил в конфронтацию. Прибежал к властям за помощью. Что делают власти? Правильно. Сдают его в психушку. А там сидит психиатр – консерватор и конформист и, естественно, начинает пичкать нашего вестника Апокалипсиса лошадиными дозами транквилизаторов и нейролептиков. Так, чтобы тот забыл навсегда про инопланетян, а если он и имя своё забудет при этом, так нашему психиатру пофиг – главное, что он купировал острый приступ шизофрении. А инопланетяне тем временем осуществляют свои коварные замыслы. Так вот я не хочу оказаться тем психиатром и сильно удивляться, когда инопланетяне доберутся до моей задницы. Как же так? Я ведь всё делал по учебнику. И если некоторые факты указывают мне на то, что я вовсе не человек, а чьё-то сновидение, то я должен объективно и непредвзято разобраться в ситуации. И если окажется, что моё существование эфемерно, надо понять, что со всем этим делать.