После обеда, с трудом поднявшись из-за стола, 32/08 решительно направился к производственному корпусу.

Начальника он застал в кабинете.

– Почему ты снова поставил меня работать на улице?

– С какой это стати я должен объяснять тебе свои решения? – Начальник даже побледнел от злости.

– Потому что я не могу работать на солнце второй день подряд. Я не чернокожий, – он понимал, что жаловаться на боль в спине и усталость было бы нелепо.

– А чем ты лучше чернокожего?

– Да не в этом дело, – с досадой на то, что его неправильно поняли, ответил 32/08. Он оттянул воротник робы. – Я физически не могу столько находиться на солнце, у меня шея обгорела.

– Ну так намотай на неё полотенце. И живо! Обеденный перерыв пять минут назад кончился.

Он взял с полки позади себя белую тряпку и кинул её подчинённому.

– Но это несправедливо…

– Чего? – Начальник мрачно расхохотался. – Несправедливо? У тебя что, в башке помутилось? Не знаю, в какие игры ты играешь во сне… Проснись, пчела! Ещё одна минута потерянного времени, и у тебя будут большие неприятности.

32/08 уже сориентировался в реальностях, но боевой запал его никуда не делся.

– Я на улице работать отказываюсь!

До развозки ему пришлось просидеть в заводской столовой. Скамейки тут были жёсткими и узкими, чтоб не рассиживались. 32/08 метался между рядами столов и переживал; он осознал всю катастрофичность ситуации, в которую завела его аристократическая горячность, странным образом просочившаяся в реал из средневековой сказки.

С этой работы его наверняка теперь уволят. А что может быть хуже? Пока бюро по жизнеустройству подыщет ему новую работу, он будет отключён от виртуальной реальности. И если он не сойдёт с ума за дни отлучения, работать, возможно, придётся по первой, а то и по второй категории, а это означает – гораздо меньше времени проводить в волшебных сновидениях.

Но вопреки всему в глубине души 32/08 тлела гордость, и он не понимал, почему в виртуальном мире он может быть героем, а в реальной жизни – безропотной рабочей скотиной.

За несколько минут до окончания рабочего дня в столовую зашла совсем молодая девчушка из отдела кадров. Она изо всех сил старалась выглядеть сердитой.

– У меня для тебя две новости, пчела. За то, что ты отработал всего четыре часа из двенадцати, тебя лишат двух третей игрового времени во сне. Это плохая.

Она интригующе помолчала.

– Но есть и хорошая. На первый раз тебя не уволят, я всё уладила.

32/08 просиял. Это был вариант, который он даже предположить себе боялся.

– Не забывай – ты рабочая пчела. Причём золотая, а это значит, что должен тяжело работать, – наставительно сказала девчушка. – Завтра у нас с тобой проблем не будет?

Он замотал головой и сморщился от боли – обгоревшая шея саднила.

Когда Закари, Гвидо и Маргарет собрались в каминном зале, чтобы посовещаться перед самым приездом герцога, комендант заявил о своём намерении рассказать обо всём без утайки.

Повар кашлянул и возразил:

– Я бы на твоём месте не спешил очернять короля в глазах герцога… Если это окажется неправдой, ты будешь, мягко говоря, нелепо выглядеть. Герцог решит, что ты интриган, и это может плохо сказаться на твоей карьере при альбрукском дворе.

Закари посмотрел на него как на ненормального.

– Ты не выспался, друг мой? Или напился с утра? Как это может быть неправдой? Ты же сам влил в глотку Одноглазого зелье Правды, и голова его не взорвалась после слов о короле.

– Понимаешь, Зак… мой дедушка был всего лишь знахарь, травник. Не колдун, не ведьмак. Его сожгли на костре по трагическому недоразумению. Никаких колдовских рецептов он мне не передавал.

– Но позволь! Мне же удалось переубедить горожан после того, как я разбил склянку с зельем Прозрения?

– Это была всего лишь парфюмерная настойка для ароматизации воздуха в отхожих местах. Мне было важно, чтобы ты сам поверил в её чудодейственные свойства и был твёрд и убедителен.

Тут до Закари наконец дошло.

– Но как же ты мог так рисковать мной?!

– А у нас был другой выход? Замок ты бы сдавать не стал, мы бы нипочём его не отстояли, и головы наши насадили бы на наконечники копий и выставили над воротами. Так Питер поступает с теми, кто не принимает его требования. А что было бы с герцогиней, я и предполагать не стану.

Маргарет произнесла с улыбкой:

– А ты редкий плут, Гвидо. Но, возможно, зря рассказал о своей хитрости. Она могла бы не раз ещё пригодиться…

Гвидо поклонился.

– Постойте! – вскричал Закари. – Но Питер же, как и я, поверил, что зелье разорвёт ему голову, скажи он неправду.

– Может быть, и так. А может, он был готов рискнуть жизнью, чтобы убедиться в действенности зелья. Если он соврал про короля и голова его осталась целой, тогда он понял, что может врать тебе без риска, – пояснил Гвидо.

– А скабрёзные подробности про Пропаганду? В них-то тогда зачем ему было признаваться? – продолжал упорствовать Закари.

– А это затем, чтобы его предыдущая ложь выглядела правдивее, – предположила герцогиня.

– И всё-таки не будем отрицать возможность того, что Питер сказал правду… – подытожил комендант.

Закари встречал герцога Альбрукского Ренольда Золотое Сердце и его свиту в воротах. Маргарет сослалась на нездоровье и не пошла приветствовать мужа.

По случаю хорошей погоды столы для пиршества выставили на плац между жилым зданием и казармой.

Закари коротко доложил Ренольду о предотвращённой опасности. Герцог очень удивился тому, что предводитель мятежников был отпущен на свободу. Комендант объяснил своё решение так:

– Ваша светлость, я дважды встречался с Питером Одноглазым и оба раза выходил победителем. Он не очень хороший тактик, а стратег и того хуже. Я подозреваю, что у него есть могущественный покровитель, который почему-то делает на него ставку. И пускай уже известный и дважды поверженный противник противостоит нам, нежели кто-то неведанный, а потому более опасный.

Герцог окинул его подозрительным, изучающим взглядом.

– Что ж. Победителей не судят. Надеюсь, ты не перемудрил, сынок. Я бы принародно повесил этого негодяя, чтобы другим неповадно было… Но поскольку ты сам пленил его, ты был волен распоряжаться его судьбой.

Посреди роскошного пиршества, приготовленного командой Гвидо из охотничьих трофеев, захмелевший герцог объявил о своём решении пожаловать сэру Вентеру титул за успешную оборону замка от мятежников.

– А к этому я присовокуплю те самые две деревни, пожалованные мне старым герцогом, когда в своё время он также нарёк меня баронетом, – после этих слов герцог не смог сдержать слёз.

Кроме официального прозвища Золотое Сердце в народе он имел ещё одно – Плакса.

Закари уже засыпал после застолья, которое продолжалось до позднего вечера, когда в дверь его комнаты на верхнем этаже казармы кто-то постучал.

– Идите к дьяволу! Я сплю.

Стук повторился.

– Если ничего срочного, уши отрежу! – предупредил Закари, поднимаясь с кровати.

На пороге стояла герцогиня, прикрывая ладонью свечу от сквозняка. Он в замешательстве посторонился.

– Ты с ума сошла? – поинтересовался он, когда они смогли наконец оторваться друг от друга.

– Герцог обожрался так, что спит сейчас как убитый у себя в опочивальне. Его сейчас трубы иерихонские не разбудят, – отвечала Маргарет, блаженно улыбаясь.

– А если кто другой увидит?

– Да плевать. Хуже не будет… Я уже давно не сплю с мужем. Разве что прикажет тебя повесить, – она засмеялась.

Потом поведала, что, после того как отец почти насильно выдал её за Ренольда, они неплохо поладили. Она даже влюбилась, он вроде бы тоже… Но счастье было недолгим, он как будто утратил к ней всякий интерес… Глаза её заблестели, но герцогиня тут же подобралась и как будто рассердилась на себя за минутную слабость. Она произнесла преувеличенно весело: