– Это зачем же?

– Я не хочу, чтобы, когда они полезут к тебе, у них было преимущество.

– Кто «они»?

– Гольденберги со своими прихвостнями.

– А ты думаешь, всё-таки полезут?

– Гадалке засади.

– Чего?

– Ну это выражение такое, значит, двести процентов. Я их знаю как залупленных.

Иерарх ненадолго опешил.

– Ясно. У нас это звучит несколько по-другому… А как ты без своих-то будешь? Не соскучишься?

– Да ну их. Там один нормальный человек был, и тот улетает. Остальные зомби гольден-бер-го-сов-ские. Нет, лучше гольденбергские. Может быть, только пара-тройка со мной пойдут.

– А как Камиль такой получился, если все остальные зомби? – иерарх сразу понял, кого имеет в виду капитан.

– А бог его знает. В семье не без красавца. Я, конечно, много занимался его воспитанием, но есть у меня подозрение, что он такой неспроста…

– Что за подозрение?

– Никому не скажешь?

– Могила, – без раздумий поклялся Анатолий Максимович.

– Сдаётся мне, Буратино намутил что-то с его хромосомами. Какой-то ген сомнения подсадил. Самый толковый парнишка получился. Один такой из миллиона эмбрионов.

– Так не бывает.

– А как, по-твоему, бывает?

– А может, он один нормальный, а у остальных что-то не так с наследственностью? Олигархи эти ваши и намутили.

– Не может быть! Люди всегда были баранами, которым можно внушить, что угодно. Для них не надо никаких особенных хромосом. Рабство в крови у каждого.

– Даже у надсмотрщика?

– У него особенно.

– Допустим, – не очень уверенно произнёс иерарх.

– Да какое там «допустим»? Ты уж мне поверь, за четыре сотни лет я видел все модели рабства: от пещерного до самого что ни на есть демократического, как у террановианцев сейчас, например. Так вот те, кто управляют рабами, – самые главные носители и одновременно жертвы рабской психологии.

– А я тебе так скажу, старина Закари, если такой ген у Камиля и есть, то, слава богу, что у остальных его нет. Как же людьми управлять, если у всех сомнения будут? Никакой правитель власть не удержит.

– Вот об этом я и говорю, – капитан посмотрел на иерарха с сочувствием. – А я думаю, что, если все такие, как Легран, будут, никакое правительство не понадобится. Вот Камиль с Надеждой и летят, чтоб таких людей вырастить и создать общество без рабов и надсмотрщиков. И ты молодец, что дочку отпустил.

На глаза иерарха навернулись слёзы. Он сморгнул их и спросил:

– А ты чего тогда с ними не летишь?

– Да кому я там, старый дурак, нужен? Я буду полезнее на Земле. Так вот я и спрашиваю: пустишь меня и тех, кто со мной пойдёт, в Омске жить?

– Ты сказал «на время». Почему?

– Я хочу подождать лет пятьдесят, пока отцы-основатели попередохнут. Они, конечно, своих потомков вместо себя править оставят, вот тут-то я и заявлюсь к ним. Я всё-таки тоже отец-основатель, авторитета у меня побольше будет. Смещу этот молодняк и попытаюсь из них людей сделать.

– Пущу! – Иерарх даже хотел по столу по привычке кулаком грохнуть, но вспомнил, что в гостях, и передумал. – Прокормим как-нибудь.

Капитан обхватил его голову руками и поцеловал в макушку.

– Ай молодец! Я знал, что сын О́дина в приюте старику не откажет. Со мной не пропадёте, будь уверен, выжмем из вашего стимпанка что возможно. Мы на вашем пару в космос ещё полетим.

Иерарх выпростался из его объятий:

– Это зачем же?

– Ну, например, вон хоть внуков твоих навестить на Эдеме.

У Анатолия Максимовича вновь заметно повлажнели глаза.

Капитан провозгласил:

– А ну отставить сырость! Давай-ка, Максимыч, выпьем за начало нашей вечной дружбы!

Осушив рюмку, иерарх повеселел.

– Слушай, старина Закари, а ты знаешь, что будет, если Камиль с этим его геном научит свой народ сомневаться?

– И что же?

– Когда-нибудь они усомнятся в необходимости сомнений.

Закари захохотал и с размаху хлопнул иерарха по бедру.

– А ты ещё и шутник, оказывается!

Тот потёр отбитое место.

– Я, конечно, понимаю, что ты мне в праотцы годишься, но, пожалуйста, так больше не делай. Особенно принародно.

– Извини. Конечно! Я субординацию понимаю, ты иерарх, я твой советник, – заверил его Вентер.

– Советник значит? Хорошо. Пусть будет советник. Я тебя представлю народу как живого апостола О́дина. Люди, которые с тобой пойдут – это ученики твои апостольские. А про Надю скажу, что высшая сила забрала её в Эдем, чтобы она стала матерью нового человечества. Обустроила райскую землю, прекрасную и справедливую, на которую смогут прилететь потомки омичей или на которой смогут возрождаться их души. В общем что-то в этом духе… И врать, заметь, почти не придётся!

– Правильно! Зачем два раза колесо изобретать? Ну ты голова, Максимыч… – пришёл в восторг от его сообразительности капитан. – Давай за это выпьем!

– Ты смерти моей хочешь? Сколько можно? Ну наливай… Ты мне вот что расскажи, советник. Что эти ваши олигархи на Земле забыли? Зачем сюда сорок лет летели? Неужели этот ваш Буратино не мог им планетку без населения и такой печальной истории подыскать где-нибудь поближе?

– А ты знаешь, я ведь однажды примерно так и спросил нашего Гольденберга.

И капитан открыл, что одно время у него были почти приятельские отношения с главой олигархов. Как-то без всякой задней мысли он рассказал Майклу Гольденбергу, что родился в Израиле. Тот чрезвычайно обрадовался и внезапно расположился к Вентеру, к которому до этого относился несколько свысока, хотя в полёте у капитана статус выше, чем у любого из пассажиров. Они стали частенько проводить время вместе. Играли в шахматы, дабы отодвинуть маразм, и выпивали при этом коньячок, чтобы улучшить кровоснабжение мозга. Как-то лет тридцать назад, на пятой партии и второй бутылке, капитан спросил, почему Гольденбергу непременно нужно помереть на Земле. Старый пройдоха разоткровенничался. Оказалось, что ему тупо не хочется стоять в очереди. Он вполне допускает вероятность, что бог таки существует. И все научные достижения и межзвёздные путешествия никак не доказывают, что высшей силы нет. А что, если это всё происходит согласно изначальному божественному замыслу? Неужели при желании господь не смог бы скрыть своё существование? Согласно древнему иудейскому поверию, первыми призовут на Страшный суд тех, кто захоронен вблизи от места сотворения Мира. Тогда, кто знает, насколько может растянуться это ожидание, если человек умрёт, к примеру, на Терра Нове… Так вот, Гольденберг хочет предстать пред лицом Судии́ пораньше и для этого быть погребённым неподалёку от Краеугольного камня. Капитан охренел от подобного мракобесия и прямо высказал партнёру по древней интеллектуальной игре, что думает по поводу его двуличия и эгоизма. Выразил уверенность в том, что Гольденберг с присущей ему беспримерной наглостью потребует построить себе мавзолей прямо на Храмовой горе, а свой мерзкий труп закопать непосредственно под чёртовым камнем, чтоб явиться на суд первым. Также выказал серьёзные сомнения в том, что Майкл попадёт непременно в рай, и своё непонимание, в связи с этим, гольденбергосовского нетерпения.

– С тех пор в шахматы мы с ним не играем, – подытожил Вентер.

Старпом нёс вахту на капитанском мостике, как вдруг оказался в абсолютной темноте.

Это было очень странно и труднообъяснимо. Короткое замыкание? Но это чрезвычайно маловероятно на сверхтехнологичном самовосстанавливающемся корабле. И почему же тогда не включается аварийное освещение?

Легран захотел встать со своего кресла, но не смог даже пошевелиться. Что это? Паралич или… у него больше нет тела?! Он прислушался к себе и ничего не почувствовал. Это было странно и неимоверно жутко. Захотел позвать на помощь; кроме него в модуле управления должно находиться ещё восемь человек. Однако не удалось издать ни звука.

Запахи отсутствовали. Оказывается, что, когда ничем не пахнет, всё равно есть какой-то запах. А тут его не было. Совсем!