На вновь прибывших никто внимания не обращал.

– Так и чем же ещё кроме желания получить конкурентные преимущества было вызвано ваше решение тормозить наш прогресс? – решил прояснить для себя этот вопрос Даниэль.

Амир охотно пояснил:

– Сапиенсы безжалостны и нетолерантны. Как только у них появляется в руках новое орудие труда, они тут же пытаются применять его не по назначению. Сразу за пониманием того, что палкой можно сбить с дерева плод, к вам тут же приходит осознание того, что ей же можно огреть кого-нибудь по башке.

– Это как с топором?

– Примерно… Я уже приводил эту аналогию? Неважно. Мы больше двух тысяч лет спасали вашу цивилизацию, ограничив её арсенал бронзовым оружием…

– Бронзовый век длился так долго?

– Да. Примерно столько же, сколько и медный.

– Ага. А у самих, значит, что уже тогда было? Железо?

– Давно. Металлургия даже и развитое машиностроение.

– Вот как… Может, ещё и порох был?

– Конечно.

– То есть мы ещё с бронзовыми палками в набедренных повязках бегали, а у вас ружья уже были… Что ж они не вылезли из нор своих и всех к чёрту не перебили? Не зачистили для себя планету?

– Я понимаю, тебе это сложно принять: мы ценим жизнь всех разумных существ, а не только тех, с которыми находимся в кровных узах. Решение «зачистить для себя планету» для нас никогда не было приемлемым. Более того, мы заботились о том, чтобы сапиенсы сами от себя планету не зачистили… И люди Поверхности очень медленно, но менялись к лучшему. В их обществе дали ростки и расцвели гуманистические идеи, подсказанные религиями, которые мы им даровали. Тёмные времена сменялись периодами просветления, они становились всё дольше и осознаннее, и в один прекрасный момент под землёй решили, что уже пора: земное человечество наконец вышло из младенческого возраста и можно дать ему коробку со спичками. И мы отпустили прогресс. Но, возможно, поздно – и ваша цивилизация успела впасть в маразм, минуя период зрелости, или оказалась дебилом с детства, который может достичь максимум уровня подросткового развития… Почему-то у нас власть оказывается в руках лучших, у вас же всё происходит наоборот. Неизменно самые гнусные сапиенсы оказываются у руля и отравляют общество паранойей, ксенофобией, патологической алчностью и прочими проявлениями душевного нездоровья. И самое странное, что лучшие отступают или того хуже – принимают сторону психопатов у власти. Тогда общество превращается в коллективного кретина, который сползает по стене, пуская слюни. Ты ему толкуешь, что надо иметь своё мнение, что не надо верить пропаганде, что надо быть человеком, а он тебя на костёр или в кутузку… В итоге мы последовательно получили Вильгельма, Чингисхана и Тамерлана. Решили тогда притормозить, но после Ренессанса самые ретивые снова закричали: «Пора»! Оказалось, опять рано – вот вам Карл, Фридрих и Наполеон! В начале двадцатого века снова отпустили удила. Ну сколько можно? Так вот вам Первая и Вторая мировые войны и Великая Спецоперация в коллекцию.

Даниэль испытал приступ жгучего стыда за соплеменников и стал озираться по сторонам, делая вид, что его что-то заинтересовало. Постепенно любопытство действительно возобладало над досадой, и он спросил, указывая на древние пещеры наверху:

– А на какой глубине находится самая древняя часть города?

– Двести метров. Под этот уровень подтянуто всё наше «небо».

– Когда появился этот город?

– Около пяти тысяч лет назад. Сапиенсов тогда стало слишком много для того, чтобы неандертальцы могли оставаться жить близко к поверхности.

– Тогда-то у вас ещё не было сложных механизмов?

– Почти нет.

– А как можно зарыться на двести метров без экскаватора?

Амир усмехнулся.

– Ты думаешь, это сложнее, чем построить двухсотметровую пирамиду без подъёмного крана? Кстати, это именно неандертальцы поставляли египтянам материал для строительства их мавзолеев. И со строительным оборудованием помогали…

Дома вблизи оказались гораздо наряднее, чем виделось издалека. В их наружной отделке кроме мрамора Даниэль разглядел декоративные элементы из малахита, нефрита, обсидиана, яшмы, змеевика и каких-то ещё неизвестных ему полудрагоценностей. Колонны, карнизы, балюстрады, статуи, чаши и вазоны, достойные резца сказочного Данилы-мастера, поражали воображение. Местами они были скомбинированы с элементами из благородно поблёскивающих металлов. Такое великолепие Даниэль видел только в отделке царских и королевских дворцов на Поверхности. Здесь же каждое здание было дворцом.

На самом нижнем уступе, над парком, дома выглядели современней, но от этого их убранство стало ненамного скромнее. Тут жизнь била ключом: магазины, рестораны, иные заведения явно развлекательного назначения. На большинстве были вывески с рунами, но среди них сплошь и рядом попадались названия и логотипы знакомых с детства брендов.

Тут Амир подвёл Даниэля к стенду, на котором были две схемы.

– Андериерушалаим. Вид сверху и сбоку, – пояснил Амир.

Это было совсем необязательно – Даниэль догадался сам, но последующие пояснения были нелишними. Амир водил рукой над схемами, и те места, над которыми проходила рука, подсвечивались.

– Город простирается на два километра в длину и на полтора в поперечнике. Высота «неба» в самом высоком месте – четыреста метров. Вот древняя часть, тут в основном исторические, правительственные помещения, а также жилища самых уважаемых старейшин. Дальше на уступах и в их стенах – старая застройка, чем ниже, тем постройки свежее. В старой части самое престижное жильё. Чем ниже, тем оно скромнее, но не по качеству отделки, а по площади. После света больше всего у нас ценится пространство. Чем больше пользы обществу принёс за свою жизнь индивид, тем большим простором для проживания он обладает. В толще стен вокруг города жильё в такой же градации от самого шикарного ближе к древнему городу до капсульной застройки в районе водопада – здесь и уровней побольше, и окна поменьше. Вся жизнь человека – это непрерывное восхождение к свету и пространству.

– Как вы тут живёте? Не скучно? Всегда один и тот же вид из окна. Только под разными углами.

– Да у вас там на поверхности большинство живёт так же, только вид из окна гораздо хуже. И мрамор с позолотой только по праздникам, а у нас каждый день.

Даниэль согласился про себя с этим очевидным фактом.

– Ты непонятно выразился, Амир… «Чем больше принёс пользы…» Что определяет эту пользу? Заработанные деньги?

Амир поцыкал, мотая головой.

– У нас здесь нет денег. Польза рассчитывается по сложной формуле, решающий коэффициент в которой – возраст. Время является для нас третьим приоритетом после света и пространства. Чем больше времени у человека впереди – тем меньше пространства для жизни; чем меньше времени у него остаётся – тем комфортнее его жизнь. То есть чем человек старше, тем просторнее его жилище, но если при этом он приносит пользу больше среднестатистического жителя Подземелья, то получает за это дополнительные метры и более престижное место в городе. Ещё при расчёте учитывается и состояние здоровья, конечно…

До Даниэля начало доходить, и он в панике огляделся.

– И не одной церковки, ни одной синагоги… У вас тут что, коммунизм, что ли?!

– Конечно. И не надо такого ужаса в глазах. В условиях крайней стеснённости в средствах экономика возможна только плановая и распределение только справедливое. Но так было только в начале времён. Потом, когда человечество поверхности подсело на золото как на наркотик, у нас тут наступил период изобилия, который длится до сих пор, благодаря тому что вы всё ещё готовы гибнуть за презренный металл. А неандертальцы всегда жили при коммунизме. Ты знаешь, чем первобытнообщинный строй от коммунизма отличается?