– Мы доставить ее вы. Австрия, как вы говорить, место закона и порядка, да?

Анна одарила его самой теплой улыбкой, на какую была способна.

– Мы рассчитываем на вас.

Через несколько минут Бен и Анна уже сидели в такси и ехали в аэропорт.

– Это было чертовски нахально, – прошептал Бен на ухо своей спутнице. – Вот так подойти к полицейскому…

– Вовсе нет. Я же отлично знаю этих людей. Я прикинула, что они совсем недавно получили сигнал, иначе они гораздо лучше подготовились бы. Следовательно, они понятия не имели, как я выгляжу. Они знали лишь то, что ловят американку или американцев по просьбе американцев. И поэтому как он мог решить: я та, на кого он охотится, или же он ведет охоту для меня?

– Когда вы так все это объясняете… – Бен покачал головой. – Но все-таки, почему они вдруг начали гоняться за вами?

– Я еще не смогла вычислить это до конца. Все, что мне известно – обо мне распустили слух, что я мошенница. Продавала государственные тайны или что-то в этом роде. А вопросы: кто, как и зачем?

– У меня создается впечатление, что «Сигма» пустила в ход новые каналы. И при помощи каких-то манипуляций заставила работать на себя настоящую полицию.

– Но ведь это получается, не так ли?

– И это очень плохо, – сказал Бен. – Сама мысль о том, что на хвосте у нас будут висеть все полицейские Европы, возглавляемые психопатами-убийцами, состоящими в штате «Сигмы»… Все это может сильно затруднить нашу игру.

– Я вижу один путь, один выход из всего этого, – ответила Анна.

– Умереть?

– Это несколько грубовато. – Анна пожала плечами. – Как насчет того, чтобы двигаться к цели маленькими последовательными шагами?

– Каким же образом?

– Бен Хартман и Анна Наварро закажут билеты на самолет из Граца – это примерно в ста пятидесяти километрах к югу – до Мюнхена.

– А что нам нужно в Мюнхене?

– Мы не поедем в Мюнхен. Все дело в том, что я уже установила наблюдение за вашими кредитными карточками. А этого джинна я не в состоянии загнать обратно в бутылку. Стоит вам воспользоваться любой карточкой, зарегистрированной на ваше имя, как в Вашингтоне в тот же миг начнется тревога, и одному богу известно, какие еще службы включатся в работу.

– То есть мы попались?

– То есть как раз этим мы и воспользуемся. Бен, мне нужно, чтобы вы сосредоточились. Смотрите, ваш брат подготовил туристские документы для него и Лизл на тот случай, если им потребуется уехать инкогнито. Насколько мы знаем, удостоверения личности в полном порядке, и кредитная карточка тоже должна быть годной. Джон и Паула Фридман закажут билеты из Вены на ближайший доступный рейс в Париж. Наклеить мою фотографию вместо фотографии Лизл – раз плюнуть. Пара типичных американцев среди десятков тысяч людей, ежедневно проходящих через аэропорт.

– Совершенно верно, – согласился Бен. – Совершенно. Простите меня, Анна. Я не могу заставить себя четко мыслить. Но ведь риск все равно остается, не так ли?

– Конечно. Что бы мы ни делали, риск остается. Но если мы уедем не откладывая, то будет немало шансов за то, что они не успеют раздобыть и разослать наши фотографии и не обратят внимания на мистера и миссис Фридман. Главное сейчас – сохранять спокойствие и трезвую голову. И быть готовыми к импровизации, если потребуется.

– Несомненно, – отозвался Бен, хотя, похоже, даже не расслышал ее слов.

Анна посмотрела на него. Он почему-то казался сейчас очень молодым, намного моложе своих лет; его самоуверенность куда-то делась, и он очень нуждался – она чувствовала это – в поддержке.

– После всего, через что вам пришлось пройти, вы, уж конечно, не потеряете головы. Ведь до сих пор не теряли. А сейчас это, пожалуй, самое главное.

– Самое главное – это добраться до Шардана.

– Мы доберемся до него, – ответила Анна и решительно стиснула зубы. – Мы доберемся.

Маттиас Дешнер обеими руками закрыл глаза, надеясь, что мгновение пребывания в темноте прояснит его мысли. Одна из тех кредитных карточек, которые приятель Лизл оформил и поддерживал через его контору, наконец-то была пущена в ход. Запрос был формальным: поскольку счет давно не использовался, сигнал от активизированной карты попал к клерку из какого-нибудь отделения финансовой безопасности, а тот, по инструкции, должен был сделать запрос и установить, не объявлена ли карта утерянной.

Питер предусмотрел автоматическое перечисление ежегодного платежа; вместо имени, номера телефона и обратного адреса использовались реквизиты юридического лица, которое Маттиас для него учредил; все контакты вели к Дешнеру как законному представителю владельца. Дешнер чувствовал себя крайне неловко из-за всего этого – это казалось по меньшей мере сомнительным с юридической точки зрения, – но Лизл умоляла его помочь, и… ну, в общем, он сделал то, что сделал. Сейчас-то ему ясно, что он должен был немедленно бежать, бежать куда глаза глядят и как можно дальше. Дешнер считал себя благородным человеком, но никогда не питал иллюзий насчет своей склонности к героизму.

А теперь он снова, второй раз за каких-то несколько дней оказался перед дилеммой. Будь проклят этот Бен Хартман. Будь прокляты оба мальчишки Хартмана!

Дешнер хотел сдержать слово, которое дал Питеру и Лизл – хотел, невзирая даже на то, что они оба были теперь мертвы. Но они были мертвы, а вместе с ними и его клятва. К тому же теперь ему приходилось думать о еще более серьезных вещах.

Прежде всего о сохранении своей собственной жизни.

Бернар Суше из «Хандельсбанка» слишком умен для того, чтобы поверить его словам о том, что он совершенно не знал, в какие дела был замешан Питер Хартман. По правде говоря, это было скорее сознательное нежелание знать, надежда на то, что то, чего ты не знаешь, не может тебе повредить.

Но теперь все изменилось.

Чем больше он думал об этом, тем сильнее злился.

Лизл была чудесной девушкой – он почувствовал комок в горле из-за того, что о ней теперь нужно думать в прошедшем времени, – но все равно, с ее стороны было нехорошо вовлекать его в свои дела. Она злоупотребила родственными чувствами, разве нет? Он представил себе, что продолжает спор со своей погибшей родственницей. Это было нехорошо с ее стороны, очень нехорошо. Он никогда не хотел никоим образом участвовать в ее крестовом походе. Имела ли она хоть малейшее представление о том, в какое положение его поставила?

Он вспомнил ее слова: «Нам необходима твоя помощь. Очень нужна. Нам больше совершенно не к кому обратиться». Дешнер помнил светящуюся ясность ее голубых глаз, напоминавших о глубоком, кристально чистом альпийском озере, глаз, прямота и честность которых, казалось, ожидала увидеть такую же прямоту и честность во всех остальных.

Дешнер почувствовал, что у него начала, пульсируя, болеть голова. Молодая женщина просила слишком много, вот в чем все дело. Вероятно, слишком много для всего мира и, уж конечно, для него.

Она умудрилась стать врагом организации, которая убивала людей с тем же безразличием, с каким женщина-контролер раздает билетики на автостоянке. Теперь Лизл мертва, и казалось весьма возможным, что она заберет его с собой.

Они узнают, что карта была активизирована. И затем они узнают, что доктор Маттиас Дешнер лично получил уведомление об этом факте, но не удосужился сообщить об этом. И очень скоро доктора Маттиаса Дешнера не станет. Он подумал о своей дочери Альме, которая должна через каких-то два месяца выйти замуж. Альма не раз говорила о том, как ждет она того дня, когда пройдет по проходу вдоль всей церкви рядом со своим отцом. Он с трудом сглотнул и представил себе Альму, проходящую по церкви в одиночестве. Нет, об этом не могло быть и речи. Это было бы не просто опрометчиво, но и по-настоящему эгоистично с его стороны.

Пульсирующая боль в голове не только не ослабла, но и вроде бы усилилась. Он выдвинул ящик стола, вынул бутылочку «панадола» и, не запивая, разжевал и проглотил горькую меловую таблетку.