– Штаб-квартира полиции. Мы называем ее материнским домом.

Машина неторопливо преодолела подъем на Хоттингерштрассе. Дома становились все больше и эффектнее, а деревья во дворах – все гуще. Вскоре они доехали до Хаусерштрассе и свернули в переулок, проходивший мимо казавшегося приземистым здания из бурого песчаника, стоявшего посреди заботливо ухоженного участка. Анна обратила внимание на то, что нигде поблизости не было ничего похожего на замаскированные полицейские машины.

– Несомненно, это верный адрес, – сказал Кестинг.

Анна кивнула. «Еще один швейцарский банкир, – подумала она, – с большим домом и красивым садиком».

Они вышли из машины и подошли к парадной двери. Кестинг нажал кнопку звонка.

– Надеюсь, вы не будете возражать, если беседу начну я.

– Ни в коей мере, – с готовностью откликнулась Анна. Что бы ни означали на бумаге слова «международное сотрудничество», но существовал совершенно определенный протокол, и они оба хорошо его знали.

Выждав несколько минут, Кестинг позвонил снова.

– Он старик и уже несколько лет назад передвигался только в инвалидном кресле. Ему потребуется немало времени, чтобы проехать по дому из конца в конец.

Еще через несколько минут Кестинг проворчал:

– Не думаю, чтобы Россиньоль в его возрасте часто выходил на прогулки. – Он еще раз нажал на кнопку звонка и долго не отпускал ее.

«Я знала, что все идет слишком уж легко, – подумала Анна. – В чем же будет промах?»

– Возможно, он нездоров, – взволнованно произнес Кестинг. Он подергал дверную ручку, но дверь была заперта. Вдвоем они обошли дом и оказались перед черным ходом; эта дверь с готовностью открылась.

– Доктор Россиньоль, – негромко крикнул в глубь дома швейцарец, – это Кестинг из прокуратуры. – «Доктор». Такое обращение было, по-видимому, весьма почетным.

Тишина.

– Доктор Россиньоль?

Кестинг вошел в дом, Анна следом за ним. Свет был включен, откуда-то доносились звуки классической музыки.

– Доктор Россиньоль?! – уже громче позвал Кестинг и поспешно зашагал в глубь дома. Вскоре они оказались в столовой, где горел свет и небольшой магнитофон проигрывал музыкальную запись. Анна почувствовала запах кофе, яичницы, жареного мяса.

– Доктор… О, помилуй бог!

Анна с ужасом увидела то, что Кестинг заметил несколькими секундами раньше.

Старик сидел в инвалидном кресле перед столом, на котором стоял его завтрак. Его голова свешивалась на грудь, широко раскрытые глаза уставились в одну точку. Он был мертв.

Эти люди сумели добраться и до него! Само по себе это не удивило Анну. А вот что ее по-настоящему ошеломило, так это был выбор времени – судя по всему, убийство произошло непосредственно перед их прибытием. Как будто убийцы знали, что здесь вот-вот появятся представители власти.

Она почувствовала страх.

– Черт возьми, – сказала она. – Вызовите «Скорую помощь». И бригаду по расследованию убийств. И, пожалуйста, не позволяйте им ни к чему прикасаться.

Бригада по расследованию убийств цюрихской Kantonspolizei приехала менее чем через час. Полицейские тщательно сняли все на видеокамеру и к тому же сделали массу фотоснимков. Дом жертвы был тщательно обследован на предмет отпечатков пальцев, особенно парадная и задняя двери и три окна, в которые можно было забраться с земли. Анна попросила, чтобы специалист снял отпечатки пальцев и с инвалидного кресла Россиньоля, и со всех открытых частей его кожи. Чтобы избежать путаницы, отпечатки пальцев сняли и с трупа, прежде чем его увезли.

Если бы американцы не проявили такого интереса к Россиньолю еще при его жизни, то смерть старика, несомненно, рассматривали бы как естественную. В конце концов, Гастону Россиньолю уже был девяносто один год.

Но вместо этого назначили вскрытие трупа, причем особое внимание следовало обратить на состав глазной жидкости. Патологоанатомическое обследование проводилось в Институте судебной медицины Цюрихского университета. Вполне обычное явление, так как в городе не было своего судебно-медицинского эксперта.

Анна возвратилась в гостиницу. Чувствуя себя совершенно измученной – ей так и не удалось ни на минуту заснуть во время полета из Америки, – она задернула занавески на окнах, разделась, надела огромную футболку, которую использовала вместо ночной рубашки, и легла в постель.

Разбудил ее очень резкий и неприятный телефонный звонок. На мгновение утратив ориентировку, Анна подумала, что она у себя в Вашингтоне и что сейчас глубокая ночь. Но, взглянув на светящийся циферблат своих часов, она увидела, что было два тридцать дня по цюрихскому времени. Она взяла трубку.

– Мисс Наварро? – спросил мужской голос.

– Это я, – спросонок голос у нее был хриплым и смахивал на карканье, но она тут же откашлялась и заговорила нормально. – Кто это говорит?

– Я сержант-майор Шмид из Kantonspolizei. Я детектив по расследованию убийств. Извините, не разбудил ли я вас?

– Нет, нет, я просто задремала. Что случилось?

– Поступили данные по отпечаткам пальцев. Есть кое-что интересное. Вы сможете найти дорогу к управлению полиции?

Шмид оказался приветливым человеком с широким лицом, короткими волосами и смешной маленькой челкой. На нем была светло-синяя рубашка, а на шее он носил золотую цепь.

И кабинет у него был приятным, залитым светом и скупо обставленным. Напротив друг друга стояли два стола из светлого дерева; Анна сидела за одним, а хозяин кабинета за другим.

Шмид рассказывал, поигрывая скрепкой для бумаг:

– Отпечатки пальцев были направлены в Kriminaltechnik. Отпечатки Россиньоля сразу отбросили, но осталось много других, большинство из которых не опознано. Он был вдовец, и поэтому мы предполагаем, что они принадлежат его домохозяйке и еще нескольким людям, работавшим у него в доме и на участке. Домохозяйка находилась в доме до утра, она приготовила хозяину завтрак и ушла. Кто-то наверняка наблюдал за домом и видел ее уход.

– У него была медсестра или сиделка?

– Нет, – ответил Шмид. Он выпрямил проволоку, из которой была сделана скрепка, и теперь азартно перегибал ее в разные стороны. – Вы, может быть, знаете, что у нас теперь тоже есть компьютеризированная база данных отпечатков пальцев, точно такая же, как и у вас. – Он имел в виду Автоматизированную службу идентификации отпечатков пальцев, в которой хранилось несколько миллионов образцов. – Отпечатки были отсканированы, оцифрованы и переданы по модему в Берн, в центральный банк данных, где их прогнали по всем доступным базам. Поиск оказался недолгим. Мы очень быстро получили ответ.

Анна вскинула голову.

– И?..

– Так вот, именно поэтому дело поручили мне. Отпечатки принадлежат человеку, который был задержан здесь всего лишь несколько дней назад, в связи со стрельбой около Банхофплатц.

– И кто же он такой?

– Некий американец по имени Бенджамин Хартман.

Имя ничего не сказало Анне.

– И что же вам о нем известно?

– Не так уж мало. Видите ли, я сам его допрашивал. – Шмид вручил Анне папку из тонкого картона, в которой находились фотокопии американского паспорта Хартмана, водительских прав, кредитных карточек и протокол допроса в швейцарской полиции с фотографиями анфас и в профиль.

Анна с замиранием сердца просматривала документы. Неужели это тот самый человек, которого она ищет, убийца? Американец? Около тридцати пяти лет, инвестиционный банкир из финансовой фирмы под названием «Хартманс Капитал Менеджмент». Судя по всему, семейный бизнес. Это, вероятно, подразумевало, что у него имелись немалые деньги. Живет в Нью-Йорке. В Швейцарию приехал, чтобы покататься на лыжах во время отпуска. Так он сказал Шмиду.

Но все это могло быть ложью.

Три остававшиеся в живых персоны из списка «Сигма» были убиты в течение того периода, пока он находился здесь, в Цюрихе. Одна жертва жила в Германии, куда без труда можно было доехать на поезде, так что такая возможность у него имелась. Второй находился в Австрии; тоже рукой подать.