На тарелке перед Сколником лежала огромная отбивная из баранины и гора вареного шпината – все почти нетронутое. Он давно утратил аппетит. Прикрываясь чисто декоративной маской дружелюбия, Беннетт довольно тонко запугивал его, причем сообщения были на самом деле тревожными.

– Все это не обещает вам ничего хорошего, – уже не в первый раз говорил ему Беннетт. Благодаря маленьким, широко расставленным глазкам и почти бесцветным бровям чиновник из АНБ казался немного похожим на поросенка.

– Я это понимаю.

– Предполагалось, что в вашем корабле нет течи, – сказал Беннетт. Его собственная тарелка была чиста; он расправился со своим бифштексом в несколько быстрых глотков; было совершенно ясно, что этот человек ел лишь для того, чтобы снабдить организм топливом. – А то, с чем нам приходится иметь дело, внушает сейчас крайнее беспокойство.

– Все это вы очень ясно объяснили, – ответил Сколник, чуть ли не ненавидя самого себя за то, как прозвучали его слова – почтительно и даже испуганно. Он знал, что показывать свой страх такому человеку, как Беннетт, всегда было серьезнейшей ошибкой. Все равно что вылить полведра крови в воду неподалеку от резвящейся акулы.

– Безрассудство, с которым, как оказалось, ваши люди относятся к вопросам национальной безопасности, может скомпрометировать нас всех. Я смотрю на то, как ведут себя ваши сотрудники, и не знаю, что мне делать: смеяться или плакать. Что толку запирать парадную дверь, когда черный ход распахнут настежь?

– Давайте не будем делать слишком большой проблемы из риска огласки, – ответил Сколник. Хотя он старался говорить холодно и напыщенно, ему самому было ясно, что это чуть ли не мольба о пощаде.

– Я хочу, чтобы вы пообещали мне, что провал, возникший по вине этой Наварро, будет ликвидирован, – Беннетт наклонился вперед и погладил предплечье Сколника жестом, который был настолько же дружеским, насколько и угрожающим. – И что вы пустите в ход все имеющиеся в вашем распоряжении средства, чтобы поставить эту женщину на место.

– Это само собой разумеется, – отозвался человек из министерства юстиции, с трудом сглотнув стоявший в горле комок.

– Теперь встаньте, – приказал человек с козлиной бородкой, махнув зажатым в левой руке «макаровым».

– Это вам ничего не даст. Я не приложу палец к датчику, – ответил детектив Ханс Хоффман. – Так что уходите отсюда, пока не случилось ничего такого, о чем вам придется пожалеть.

– Я никогда ни о чем не жалею, – вкрадчивым голосом произнес незнакомец. – Вставайте.

Хоффман неохотно поднялся.

– Говорю вам…

Вторгшийся пришелец тоже встал с места и приблизился к нему.

– Повторяю вам, – сказал Хоффман, – что вы ничего не выиграете, если убьете меня.

– У меня нет необходимости убивать вас, – словно успокаивая его, ответил посетитель. А в следующее мгновение он сделал неуловимо быстрое движение.

Хоффман увидел вспышку металлического блеска немного раньше, чем почувствовал, что его руку пронзила невероятная боль. Он взглянул вниз. Там, где только что находился указательный палец, торчал короткий обрубок. Разрез был идеально чистым. Из кисти, совсем рядом с мясистой подушкой большого пальца, торчала окруженная плотью белая круглая кость. За долю секунды до того, как его рот раскрылся в отчаянном крике, детектив увидел в руке человека острый, как бритва, охотничий нож, а затем с изумившей его самого четкостью разглядел отрезанный палец, валявшийся на ковре, словно ненужный кусок куриной тушки, сброшенный наземь нерадивым поваром.

И тут из его рта вырвался визгливый крик мучительной, непостижимой боли и неверия в случившееся.

– О, мой бог! О, мой бог! О, мой бог!

Тревор нагнулся и поднял отрезанный палец. С обрубленного конца все еще капала кровь.

Анна набрала номер Дэвида Деннина.

– Анна, это вы? – кратко осведомился он; его обычное теплое обращение сменилось непривычной осторожностью. – Отовсюду сыплется дерьмо.

– Дэвид, расскажите мне, в чем дело. Что за чертовщина там происходит?

– Именно что чертовщина. Говорят, что вы… – Его голос вдруг затих.

– Что?

– Чертовщина. Вы говорите по чистой линии?

– Конечно.

Последовала непродолжительная пауза.

– Послушайте, Анна. По министерству отдан приказ провести вас по процедуре P-47 – полная проверка почты, телеграмм, прослушивание телефонных разговоров.

– Иисус Христос! – воскликнула Анна. – Я вам не верю.

– Дело еще хуже. С этого утра вы объявлены 12—44: подлежите аресту при первой же возможности. С применением любых необходимых средств. Господи Иисусе, я не знаю, с чем вам пришлось связаться, но вы объявлены подозреваемой в государственной измене. Было сказано, что вы являетесь неблагонадежной и представляете угрозу национальной безопасности. Еще говорят, что вы уже несколько лет получали деньги от врагов государства. Я не имею права даже разговаривать с вами.

– Что-что?

– Также прошел слух, что ФБР обнаружил в вашей квартире много наличных денег и драгоценностей. Дорогую одежду. Документы офшорного банка.

– Ложь! – вскипела Анна. – Это все ложь, до последнего слова.

Еще одна пауза, на сей раз подлиннее.

– Я знал, что это фальшивка. Но все равно, Анна, я очень рад, что смог услышать это от вас самой. Кто-то со страшной силой старается вывалять вас в грязи. Но почему?

– Почему? – Анна на мгновение прикрыла глаза. – Похоже, что я сейчас нахожусь не в том положении, чтобы определить причину. Могу только догадываться. – Она поспешно нажала кнопку отключения.

Что, черт возьми, происходит? Может быть, «Йосси» или Фил Остроу что-то надули в уши Бартлету? Она не упоминала о них; возможно, Бартлет разозлился в первую очередь из-за того, что они узнали о проводимом ею расследовании, хотя она в этом нисколько не виновата. А может быть, он завелся потому, что она не выполнила их требования выдать Хартмана.

Она внезапно поняла, что ни один из представителей ЦРУ ни словом не упомянул о Хансе Фоглере, убийце из бывшей штази. Не могло ли это означать, что «Йосси» ничего не знал о нем? Если так, то, скорее всего, «вольные стрелки» из МОССАДа не нанимали Фоглера для этой работы. Анна вынула карточку Фила Остроу и набрала его номер. Откликнулся автоответчик, и она решила не оставлять сообщения.

Может быть, что-нибудь об этом известно Джеку Хэмптону? Анна набрала номер его дома в Чеви-Чейз.

– Джек, – начала она. – Это…

– Иисус Христос! Только попробуй сказать, что ты мне не звонила! – нервно воскликнул Хэмптон. – Попробуй сказать, что ты не подвергаешь опасности своих друзей непродуманными звонками по телефону.

– А что, на твоем конце стоит подслушка?

– На моем конце? – Хэмптон сделал паузу, потом игриво хохотнул. – Нет. Никогда. Я это проверяю сам.

– В таком случае тебе ничего не грозит. У меня, на этом конце, безопасная линия. Я просто не представляю, каким образом можно засечь этот звонок.

– Допустим, что ты права, Анна, – с некоторым сомнением в голосе проронил он. – Ты все еще представляешь для меня в некотором роде моральную загадку. Прошли слухи, что ты прямо-таки суперзлодейка – помесь Ма Баркер с Матой Хари. А гардероб у тебя похлеще, чем у Имельды Маркос.

– Все это коровье дерьмо, и ты сам об этом знаешь!

– Может быть, знаю, а может быть, и нет. Суммы, о которых я слышал, могут оказаться чрезвычайно соблазнительными. Можно запросто купить хороший кусок земли в Вирджин-Горд. Розовый песок, синее небо, все такое… Каждый день плавать под водой…

– Прекрати валять дурака, Джек!

– Небольшой совет. Впредь не принимай деревянных рублей и не сворачивай шеи швейцарским банкирам.

– Что, обо мне говорят такие вещи?

– Это часть. Причем очень небольшая. Я бы сказал, что это самый массированный обвал слухов, с каким мне доводилось сталкиваться со времен Вен Хо Ли. Если говорить честно, все это несколько преувеличено. Я все время спрашиваю себя: кому могло понадобиться бросаться такими огромными деньжищами? В России настолько плохо с наличностью, что большинство их специалистов по ядерной энергии уже давно уехали. Сейчас они работают шоферами такси в Нью-Йорке. А что можно сказать о твердой валюте в Китае? Это ведь то же самое, что и Замбия, только с атомными бомбами. Я хочу сказать, что нужно вернуться к реальности. – Голос Хэмптона, казалось, наконец-то смягчился. – Так, зачем ты звонишь? Хочешь узнать сегодняшние коды ракетных пусков, чтобы передать их красному Китаю? Тогда продиктуй мне номер, я сброшу тебе по факсу.