Совершенно ошеломленные, они притихли на заднем сиденье такси.

Дар речи вернулся к обоим, лишь когда они отъехали на несколько кварталов.

– О, мой бог, Бен. Милостивый бог. – Анна откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.

Бен положил руку ей на плечо; всего лишь краткое успокаивающее прикосновение. Сейчас он не мог ничего ей сказать – ничего такого, что имело бы хоть какой-то смысл.

– Когда мы с Мачадо обедали вчера вечером, – медленно проговорила Анна, – он сказал мне, что за все годы своей работы он никогда ничего не боялся. И поэтому я тоже не должна ничего бояться.

Бен не знал, что ей ответить. Он никак не мог оправиться от того ужаса, который испытал при виде сгоревшего тела Мачадо. Его руки, сжимавшей сотовый телефон. Сейчас многие говорят, что мир погибнет в огне. Содрогнувшись всем телом, он вспомнил безликого Шардана, судьба которого доказывала, что уцелеть порой даже хуже, чем погибнуть. «Сигма», похоже, питала пристрастие к решению проблем при помощи огня.

– Анна, наверно, мне стоит дальше заниматься этим самому, – самым мягким тоном, на какой был способен, сказал он.

– Нет, Бен, – резко бросила она в ответ. Бен видел, что это непоколебимое решение. Анна смотрела прямо перед собой, ее лицо было напряжено, зубы крепко стиснуты.

Должно быть, тот ужас, свидетелями которого они только что оказались, лишь подхлестнул решимость Анны, вместо того чтобы удержать ее. Она была твердо настроена, несмотря ни на что, посетить Штрассера и добраться до самой глубинной сути заговора, носившего название «Сигма». Возможно, это сумасшествие – возможно, они оба уже спятили, – но Бен знал, что тоже не собирается поворачивать назад.

– Вы считаете, что кто-то из нас сможет просто вернуться к прежней жизни после того, что мы узнали? Думаете, нам это позволят?

После этих слов они снова надолго замолчали.

– Мы сделаем круг, – наконец сказала Анна. – Убедимся в том, что возле дома нет никого, кто поджидал бы нас. Возможно, они считают, что после устранения Мачадо угрозы больше нет. – Бену показалось, что в ее голосе прозвучала нотка облегчения; впрочем, он не был в этом уверен.

Такси пробиралось по переполненным улицам Буэнос-Айреса, направляясь в фешенебельный barrio Бельграно. Хороший человек только что погиб ради того, чтобы они могли попытаться спасти жизнь злодея. Какая странная и ужасная ирония. Бен спросил себя, а не подумала ли Анна о том же самом? Теперь мы собираемся рисковать своими собственными жизнями, чтобы помешать убийцам одного из самых страшных преступников, каких только знала история…

А каков же подлинный масштаб злодеяний Штрассера? Возможно ли хоть как-нибудь выяснить это?

В памяти вновь прозвучали слова Шардана, постоянно терзавшие его:

Колеса, приводящие в движение другие колеса, таким был наш образ действий… Никогда и никому не закралась в голову даже мысль о том, что Запад оказался под управлением скрытого консорциума. А сообщению об этом никто не поверил бы. Потому что, окажись все истиной, это означало бы, что более половины планеты являлось эффективно работавшим филиалом единой мегакорпорации – «Сигмы».

Несколько лет назад был начат один очень специальный проект «Сигмы». Его успешный исход полностью изменил бы сам характер контроля над миром. Речь уже шла не о капиталовложениях, не о направлении перераспределения ресурсов. Вместо всего этого возник простой вопрос: кто войдет в число «избранных».

Относился ли Штрассер к числу «избранных»? А может быть, он тоже уже мертв?

– Я говорил с Фергусом, тем, что с Каймановых островов, – сказал Бен. – Он проследил телеграфные переводы вплоть до Вены.

– Вены… – без выражения повторила Анна.

Больше она ничего не сказала. Бен едва успел спросить себя: о чем, интересно, она думает? – как такси затормозило перед сложенной из красного кирпича виллой с белыми ставнями. На узкой подъездной дорожке стоял белый микроавтобус.

Анна бросила водителю что-то по-испански, а затем повернулась к Бену.

– Я велела ему объехать вокруг квартала. Хочу взглянуть на припаркованные автомобили всяких бездельников и вообще посмотреть, нет ли чего-нибудь подозрительного.

Бен знал, что это снова тот случай, когда ему следует положиться на нее. Просто принять как факт ее профессионализм.

– Что же нам нужно делать? – спросил он.

– Войти в дверь. Предупредить его. Сказать, что его жизнь в опасности. У меня при себе мои удостоверения министерства юстиции, которых должно хватить для того, чтобы мы не показались ему самозванцами.

– Надо исходить из того, что его уже предупредили – головорезы из Kameradenwerk, Вера Ленц или какие-то другие источники из системы раннего обнаружения, которую он здесь соорудил. И потом: что, если его жизни как раз и не грозит опасность? Что, если именно он стоит за всеми этими убийствами? Эти варианты ты предусмотрела?

Немного помолчав, Анна согласилась:

– Да, это действительно рискованно.

Рискованно. Это было колоссальное преуменьшение.

– У тебя нет оружия, – напомнил Бен.

– Нам нужно лишь сказать ему несколько слов. Если его удастся заинтересовать, то он будет слушать дальше.

А если он и есть организатор убийств? Впрочем, спорить на эту тему было бесполезно.

Завершив объезд квартала, такси остановилось, и они вышли.

Хотя день был теплым, солнечным, Бен чувствовал озноб – несомненно, от страха. Он был уверен, что Анна тоже боится, хотя она совершенно не показывала виду. Он восхищался ее силой.

В двадцати пяти футах от дома Штрассера на тротуаре стояла будка охранника. Охранником оказался сгорбленный старик с редкими седыми волосами и обвисшими усами; на голове у него чуть ли не комично сидела синяя фуражка. «Случись на улице какой-нибудь серьезный инцидент, от этого стража не будет никакого толка», – подумал Бен. Но все равно, лучше не вызывать у него подозрений, и поэтому они целеустремленно шагали по улице, как будто находились здесь на самом что ни на есть законном основании.

Они остановились перед домом Штрассера, который, как и большинство зданий на этой улице, был обнесен забором. Впрочем, забор был сделан не из кованого железа, а из потемневшего от времени штакетника и доставал Бену всего лишь до груди. Чисто декоративная ограда, которая, казалось, должна была сказать любому, оказавшемуся на этой улице, что обитателю этого дома нечего скрывать от окружающих. Анна нажала на ручку замка деревянной калитки, открыла ее, потянув на себя, и они вступили в маленький, ухоженный садик. Позади они услышали шаги по тротуару.

Бен нервно повернулся. К ним приближался охранник; он находился футах в двадцати. «Подготовила ли Анна какую-нибудь легенду?» – подумал он. Сам он ничего не сочинил. Охранник улыбнулся – было заметно, что зубные протезы у него плохо подогнаны и изрядно пожелтели, – и сказал что-то по-испански.

– Он просит нас показать документы, – пробормотала Анна и проговорила, повернувшись к старику: – Cemo no, senor![113]

Как ни странно, охранник сам полез в карман, словно тоже намеревался предъявить документы.

Краем глаза Бен заметил на противоположной стороне улицы какое-то движение и обернулся посмотреть.

Там стоял мужчина. Высокий мужчина с румяным лицом, жесткими черными волосами с проседью и густыми бровями, похожими на пшеничные колосья.

Ощущение, которое испытал Бен, походило на толчок в грудь. Лицо было ужасно знакомым.

Где я его видел?

В Париже – на рю де Виньоль.

В Вене. На Грабене.

И еще где-то раньше.

Один из убийц.

Мужчина наставил на них пистолет.

– Анна, ложись! – крикнул Бен и, не дожидаясь ее реакции, кинулся ничком на бетонированную садовую дорожку.