Болгорио на несколько секунд задумался, уставившись в пространство.

– Я вам сейчас кое-что расскажу, но если вы когда-нибудь сошлетесь на меня, то я буду утверждать, что ничего не говорил и что вы сами все выдумали. Перед вашим приездом сюда я звонил в медицинское агентство. Сразу же, едва узнал, что вы намерены расследовать смерть Проспери. Мне показалось, что именно оттуда следует начать задавать вопросы.

– И?

– Пришедшая на замену медсестра – та самая, которая была с Проспери в ту ночь, когда он умер, – она исчезла.

Анне показалось, что внутри у нее все опустилось. Я знала, что все это было слишком уж просто, сказала она себе.

– А как эта медсестра попала в агентство?

– Мне заявили, что у нее были превосходные рекомендации. Все отзывы предварительно проверили. По их словам, она жила здесь совсем рядом, и если у агентства оказывались какие-то вызовы в этом районе… Она работала по трем различным назначениям – опять же здесь, поблизости, – и ею были очень довольны. А когда постоянная ночная медсестра, работавшая у Проспери, внезапно заболела, замена оказалась под рукой, ну, и…

– И у них нет никакого способа связаться с нею?

– Я же вам только что сказал, она исчезла.

– Но выданные ей чеки, ее банковский счет…

– Ей платили наличными. В нашей стране это обычное дело. Ее домашний адрес оказался ложным. Когда мы присмотрелись получше, выяснилось, что все, имевшее к ней отношение, было ложным. Такое впечатление, будто ее со всем, что ее окружало, создали специально для этого случая как некий сценический персонаж и набор декораций. И когда спектакль закончился, актер ушел, а декорации разобрали.

– Похоже на то, что здесь действовали профессионалы по устранению. Я хочу поговорить с руководством медицинского агентства.

– Вам ничего не скажут. А я не стану помогать вам. Я и так рассказал вам слишком много. Пожалуйста, немедленно уезжайте. Есть очень много различных способов убить чрезмерно любознательного иностранца. Особенно в тех случаях, когда очень могущественные люди не хотят, чтобы какие-то их дела выплыли наружу. Прошу вас, уезжайте.

Анна знала, что парагвайский полицейский говорил совершенно серьезно. Его слова – вовсе не пустая угроза. Упрямее, чем кто бы то ни был, она с отвращением относилась к необходимости отступить. Но иногда тебе не остается ничего иного, кроме отступления, – сказала она себе. – Иногда важнее всего бывает просто остаться в живых.

Когда Бен Хартман и Маттиас Дешнер вышли на Лёвенштрассе, начался мелкий дождь. Небо стало серо-стальным. Листья лип, высаженных вдоль улицы, шелестели на ветру. Часы на шпиле башни мелодичным перезвоном известили о том, что наступило девять часов. Трамваи, катившиеся посередине улицы – 6-й, 13-й, 11-й, – то и дело останавливались, отвратительно скрипя колесами по рельсам. Непрерывно мелькали грузовики с эмблемой «ФедЭкс»[27] – Бен хорошо знал, что Цюрих является столицей всемирного банковского капитала, а банковское дело весьма чувствительно к приметам времени. Банкиры, укрывшись под зонтиками, спешили на работу. Пробежали, хихикая, две юные японки-туристки. Под липами стояли некрашеные деревянные скамейки, на которых никто не сидел.

Моросящий дождь то прекращался, то припускал снова. По кишевшему людьми переходу Бен и Дешнер миновали перекресток Лёвенштрассе и Лагерштрассе. Здание «Сосьете де банк Сюисс» – Швейцарского банковского общества – пустовало; там шла реконструкция.

Навстречу прошла пара изысканно небритых итальянцев; оба курили. Следом за ними проплыла почтенная матрона, благоухавшая духами «Шалимар».

Не доходя до конца следующего квартала, Дешнер, одетый в плохо сидевший на нем черный плащ поверх уродливого клетчатого пиджака, остановился перед белым каменным зданием, сходным по внешнему виду с жилым домом. На фасаде здания красовалась неброская бронзовая табличка. На ней были изящным шрифтом выгравированы слова: «ХАНДЕЛЬСБАНК ШВАЙЦ АГ».

Потянув на себя, Дешнер открыл тяжелую стеклянную дверь.

На другой стороне улицы, прямо напротив входа в банк находилось уличное кафе, и там под красным зонтиком, украшенным эмблемой кока-колы, сидел юношески стройный человек. Он был одет в рабочие брюки-комбинезон со множеством карманов и форменную футболку американской морской пехоты. За спиной у него висел синий нейлоновый рюкзак. Он пил «оранжину», не спеша потягивая напиток прямо из горлышка бутылки. Одновременно он разговаривал по сотовому телефону и вяло перелистывал музыкальный журнал, время от времени поглядывая через улицу на вход в банк.

Подчиняясь электронному устройству, стеклянные двери раздвинулись, пропустив посетителей, и закрылись за их спинами. Бен и Дешнер на мгновение остановились перед следующей парой дверей; затем чуть слышно зажужжал электропривод, и створки тоже разошлись перед ними.

Вестибюль «Хандельсбанка» представлял собой просторное помещение с мраморным полом и был абсолютно пуст, если не считать блестящего черного стола в дальнем конце зала. За столом сидела женщина с изящной телефонной беспроводной гарнитурой на голове и что-то негромко говорила. Когда посетители вошли, она подняла на них безмятежный взгляд.

– Guten morgen, – сказала она. – Kann ich Ihnen helfen?[28]

– Ja, guten morgen. Wir haben eine Verabredung mit Dr. Suchet.[29]

– Sehr gut, mein Herr. Einen Moment. – Она чуть слышно проговорила несколько слов в микрофон. – Er wird gleich unten sein, um Sie zu sehen.[30]

– Я думаю, вам понравится Бернар Суше, – сказал Дешнер. – Он банкир старой школы, один из лучших. Не из этих суматошных и невнимательных, вечно спешащих молодых людей, которых в наше время в Цюрихе развелось слишком уж много.

«А вот это, – подумал Бен, – мне безразлично, будь он хоть сам Чарльз Мэнсон».[31]

Стальной лифт негромким писком известил о своем прибытии, двери раскрылись, и из лифта вышел крупный сутулый человек в твидовом пиджаке. Широко шагая, он подошел к посетителям и пожал руку сначала Дешнеру, а затем Бену.

– Es freut mich Dich wiederzusehen, Matthias![32] – воскликнул он и добавил, повернувшись к Бену: – Очень приятно с вами познакомиться, мистер Хартман. Прошу, следуйте за мной.

Втроем они вошли в лифт. Из середины потолка за ними следила линза телекамеры. У Суше было приятное малоподвижное лицо, украшенное тяжелыми очками в квадратной оправе, двойной подбородок и объемистый живот. На кармане сорочки была вышита монограмма с инициалами. Из нагрудного кармана пиджака торчал платочек в тон галстуку. «Высокопоставленный чиновник, – подумал Бен. – Твидовый пиджак, а не строгий костюм банкира: он выше таких мелочей, как форма одежды».

Бен пристально наблюдал за банкиром, ожидая проявлений каких-либо признаков подозрения. Но Суше держался совершенно спокойно.

Из лифта они вышли в просторную приемную. Пол здесь был покрыт огромным, во все помещение длинноворсовым ковром цвета овсяной каши. Стоявшая здесь мебель была подлинным антиквариатом, не имитацией. Пройдя по мягкому ковру, они очутились возле двери. Суше вставил небольшую карточку, прикрепленную к висевшей у него на шее цепочке, в щель электронного считывающего устройства.

Сразу же за дверью оказался кабинет Суше – большая, ярко освещенная комната. На длинном столе со стеклянной столешницей не было ничего, кроме компьютера. Суше уселся за этот стол, Дешнер и Бен расположились напротив хозяина кабинета. Тут же в другую дверь вошла женщина средних лет с двумя чашечками кофе-эспрессо и двумя стаканами воды на серебряном подносе и поставила их на стол перед посетителями. Следом за ней явился молодой мужчина, вручивший доктору Суше папку.