Анна посмотрела на светловолосого, коротко стриженного американского армейского офицера и почувствовала уверенность в том, что ему удастся остаться незамеченным. Но, несмотря на все слова, которыми она ободряла Бена, она вовсе не была уверена в том, что это удастся ей. Она не подстригла и не покрасила волосы. Конечно, она изменила прическу и подобрала себе другую одежду, но, как бы то ни было, ее маскировка была очень слабой и примитивной. Она ощущала где-то пониже желудка ледяной ком – это был страх, который сам поддерживал себя, так как Анна хорошо понимала, что ничто не выдаст ее так окончательно и бесповоротно, как проявление этого самого страха. Ей следовало сосредоточиться. Ее обычная повышенная внимательность к окружающему могла теперь погубить ее. Прежде чем войти в терминал, ей было необходимо полностью избавиться от страха и беспокойства. Она представила себе, будто идет по лугу, заросшему бермудской травкой и одуванчиками. Она вообразила, будто держит за руку кого-то сильного и надежного. Это мог быть кто угодно – ведь она отлично сознавала, что всего-навсего выполняет мысленное упражнение, – но человеком, которого она представляла себе, был Бен.

Сюлли пристально рассматривал пассажиров, проходивших через его пост, высматривая признаки излишней нервозности или чрезмерной сдержанности, а также тех, у кого было слишком много или слишком мало вещей, и, конечно же, клиентов, имевших сходство с фотографиями, полученными из DCPAF.

Его внимание привлек мужчина, стоявший третьим. Он был примерно такого же роста, что и подозреваемый, имел курчавые каштановые волосы и все время позвякивал мелочью в кармане – нечто вроде нервного тика. Судя по одежде, он был, несомненно, американцем. Возможно, у него имелись основания для нервозности.

Он дождался, пока человек предъявит билет и паспорт офицеру охраны авиалинии, а затем вышел вперед.

– Всего несколько вопросов, сэр, – сказал Сюлли, прожигая подозрительного пассажира взглядом.

– Да, конечно, – отозвался тот.

– Прошу вас пройти со мной. – Сюлли подвел пассажира к своему посту возле билетной стойки. – Итак, что привело вас во Францию?

– Медицинская конференция.

– Вы врач?

Вздох.

– Я торговый агент фармацевтической компании.

– То есть торговец наркотиками! – Сюлли улыбнулся, хотя его взгляд остался настороженным.

– В каком-то смысле, – неохотно, словно не желая поддерживать шутку, ответил человек. На лице у него было такое выражение, будто он почувствовал дурной запах.

Американцы с их одержимостью гигиеной. Сюлли еще несколько секунд присматривался к пассажиру. У того было такое же угловатое лицо, квадратный подбородок, вьющиеся волосы. Но черты лица казались не совсем такими – слишком мелкими. К тому же Сюлли не заметил в голосе человека, когда тот отвечал на вопросы, настоящего напряжения. Сюлли попусту тратил время.

– Хорошо, – сказал он. – Желаю вам приятного полета.

Сюлли снова вернулся к очереди пассажиров, дожидавшихся регистрации, и тут же заметил белокурую женщину со смуглой кожей. Подозреваемая вполне могла покрасить волосы; все остальные приметы, кажется, подходили. Он направился к ней.

– Могу я взглянуть на ваш паспорт, мадам? – сказал он.

Женщина непонимающе уставилась на него.

– Votre passeport, s’il vous plat, madame, – повторил он по-французски.

– Bien sir. Vous me croyez tre anglaise? Je suis italienne, mais tous mes amis pensent que je suis allemande ou anglaise ou n’importe quoi.[92]

Судя по паспорту, она проживала в Mилане, и Сюлли подумал, что вряд ли американка могла говорить по-французски с таким вопиющим итальянским акцентом.

Больше в очереди не оказалось никого, кто выглядел бы хоть сколько-нибудь подозрительно. Перед белокурой итальянкой стояла баба с пятнышком на лбу и с двумя ревущими детьми. Насколько понимал Сюлли, такие не торопятся покидать его страну. Судя по тем темпам, с какими они переселяются во Францию, цыпленок-виндалу скоро перестанет считаться экзотическим блюдом. Хуже мусульман, конечно, никого нет, но и пятнистые лбы с их непроизносимыми именами тоже очень небольшая радость. В прошлом году, когда он вывихнул руку, доктор-индус в клинике категорически отказался дать ему хорошее, настоящее болеутоляющее. Наверно, считал, что он должен владеть какой-нибудь из тех штучек, которые показывают их фокусники-йоги. Если бы рука у него не выскочила из плеча, он разорвал бы этого парня в клочья.

Сюлли без интереса взглянул на паспорт женщины и махнул рукой, чтобы она проходила вместе со своим сопливым выводком. От этой шлюхи с пятнистым лбом даже смердело шафраном.

Молодой прыщавый русский. Фамилия немецкая, значит, скорее всего еврей. Мафия? Сейчас это не его проблемы.

Кристально честный француз и его жена, отправляющиеся на каникулы.

Еще одна одетая в сари баба с пятнышком на лбу. Имя Гайатри, а дальше следует нечто, совсем уже непроизносимое. Перченая ж. а.

Больше никто не подходил под описание: один слишком старый, другой слишком жирный, третий слишком молодой, четвертый слишком короткий.

Совсем погано. Похоже, что его звездный час наступит не сегодня.

Анна устроилась на своем месте в салоне туристского класса, оправила сари и еще несколько раз мысленно повторила свое имя: Гайатри Чандрагупта. Если кто-нибудь спросит, она должна произнести его без запинки. Свои длинные черные волосы она закинула за спину и, увидев свое отражение в стекле иллюминатора, с трудом узнала себя.

Анна беспокойно смотрела сквозь зеркальное окно в офисе «Америкен Экспресс» на тихую, обсаженную деревьями Пласа Либертадор Генерал Сан-Мартин. Когда-то на месте этого парка проводились корриды, затем был невольничий рынок, теперь же внимание приковывала огромная бронзовая статуя генерала Хосе де Сан-Мартина верхом на коне. Солнце пылало безжалостно, а в помещении перекатывался волнами ледяной воздух из кондиционера и стояла тишина.

– Сеньорита Акампо?

Повернувшись, она увидела стройного мужчину в обтягивающем синем блейзере и тяжелых стильных очках в черной оправе.

– Мне очень жаль, сеньорита, но мы не можем найти ваше письмо.

– Не понимаю. – Во избежание ошибок Анна перешла на испанский: – Estregistrado que to recibi[93]

– Да, мадам, мы его получили, но не можем найти.

От всего этого можно было сойти с ума, однако по крайней мере это был уже прогресс. Предыдущий служащий, с которым она беседовала, категорически отрицал, что на ее имя вообще что-то поступило.

– Значит, получается, что оно пропало?

Быстрое пожатие плечами, словно нервный тик.

– Согласно данным компьютера, оно было послано из Вашингтона, округ Колумбия, прибыло сюда вчера, но вот потом – ничего не могу вам сказать. Если вы заполните этот бланк, то мы начнем поиск по всей системе. Если же мы ничего не найдем, то вы имеете право потребовать стоимость пропавшего.

Проклятье! Ей вовсе не казалось, что конверт пропал. Более вероятным было то, что его украли. Но кто? И зачем? Кто знал, что находилось внутри? Кто знал, что его вообще нужно искать? Деннин отказался помочь ей? Она с трудом могла в это поверить. Могло быть и так, что его телефон, по секрету от него самого, поставили на прослушивание. В действительности же возможных объяснений было гораздо больше, даже слишком много, и ни одно из них не меняло основного факта – если конверт украден, то, кто бы это ни сделал, он теперь знает, кто она такая и зачем приехала сюда.

Аргентинский офис Интерпола располагался в здании штаб-квартиры Policia Federal Argentina на Суипача. Представителя Интерпола в Буэнос-Айресе, Jefe Seccion Operacines[94] звали Мигуэль Антонио Перальта. На двери его кабинета висела пластинка с надписью «SUBCOMISSARIO DEPARTAMENTO INTERPOL». Перальта был массивным человеком с обвисшими плечами и большой круглой головой. Спутанные пряди черных волос, зачесанные на одну сторону, лишь подчеркивали лысину на макушке, вместо того чтобы скрывать.