Он пересек улицу и прошел мимо нее, так что она смогла прекрасно его рассмотреть. Седина оказалась ранней – Мачадо было немногим более сорока, у него были мягкие карие глаза, он производил приятное впечатление. У него не было с собой ни портфеля, ни какой-нибудь папки, один только телефон.

Она выждала несколько секунд и последовала за ним.

Мачадо легко отыскал кафе, вошел внутрь. Анна подошла к нему минутой позже.

– Объясните мне, пожалуйста, что все это значит, – попросил Мачадо.

Анна рассказала ему, что произошло с ней и Беном накануне вечером. Она внимательно изучала выражение его лица – Мачадо казался встревоженным.

У Мачадо был угрюмый взгляд, словно у итальянских кинозвезд шестидесятых годов. И очень смуглая кожа. На шее висела тонкая золотая цепочка, еще одна цепочка украшала левое запястье. Между близко посаженными карими глазами пролегала глубокая вертикальная морщина, придававшая ему озабоченное выражение. Обручального кольца на руке не было.

– Здешняя полиция полностью коррумпирована, вы абсолютно правы, – сказал он. – Они даже наняли меня в качестве консультанта со стороны, поскольку не доверяют сами себе!

– Неудивительно. – Страх, еще не прошедший до конца после похищения, сменялся гневом.

– Вы знаете, у нас в Аргентине нет фильмов о героях-полицейских, как у вас, потому что наши полицейские отнюдь не герои. Наши полицейские – подонки. Мне это хорошо известно. Я двадцать один год отработал в Федеральной полиции. А потом вышел на пенсию.

За длинным столом неподалеку от них какие-то студенты – возможно, целая учебная группа – громко расхохотались.

– Тут все боятся полиции, – возбужденно продолжал Мачадо. – Жестокости полицейских. Они берут деньги, если кто-то просит их о помощи. Они стреляют в кого хотят и когда хотят. Как вам нравится их форма?

– Они похожи на нью-йоркских полицейских.

– Это оттого, что их форма была в точности скопирована с «Эн-Ай-Пи-Ди»[108]. И это все, что они оттуда скопировали, – на лице Мачадо вспыхнула подкупающая улыбка. – Итак, что я могу для вас сделать?

– Мне нужно найти человека по имени Йозеф Штрассер.

Мачадо широко раскрыл глаза:

– Ну, вы, конечно, понимаете, что этот старый ублюдок живет под другим именем. Я не знаю, где он живет, но могу кое-кого спросить. Это не так легко. Вы разыскиваете его, чтобы добиваться экстрадиции?

– Нет. На самом деле мне очень нужно с ним поговорить.

Он выпрямился:

– Действительно?

– Может быть, я смогу и сама найти его, но мне нужна ваша помощь. – Она рассказала ему про встречу Бена со вдовой Ленца. – Если Вера Ленц и ее пасынок связаны со Штрассером и они предупредили его по телефону, то скажите, можете ли вы установить, на какой номер они звонили?

– Да, – сказал Мачадо, – пара пустяков. Могу, конечно, если только вы сможете достать телефон сеньоры Ленц.

Анна протянула ему полоску бумаги с номером.

– В Аргентине телефонные компании записывают начало и конец каждого разговора, вызываемый номер и продолжительность разговора. У них это называется системой «Экскалибур». Мои друзья в полиции могут за подходящую цену установить все звонки, сделанные с этого номера.

И словно в доказательство того, как это просто, он набрал номер, быстро поговорил и продиктовал номер телефона с клочка бумаги.

– Никаких проблем, – сказал он. – Скоро мы все узнаем. Пойдемте, я куплю вам бифштекс.

Они прошли несколько кварталов до автомобиля Мачадо – белого «Форда Эскорт», заднее сиденье которого зачем-то было снято. Мачадо отвез ее в старомодный ресторан возле Цементерио де ла Реколета. Ресторан назывался «Эстило Мюнич», его стены были украшены кабаньими и оленьими головами. Пол выложен мрамором, но выглядел словно тусклый линолеум, потолок покрыт звукоизолирующей плиткой. Усталые официанты медленной шаркающей походкой двигались между столами.

– Я возьму вам bife de chorizo[109], – сказал Мачадо, – с соусом chimichurri. Jugoso[110]. Хорошо?

– Да, я очень его люблю. А почему вы привели меня именно в ресторан под названием «Мюнич»? В этом есть какая-то символика?

– Они готовят лучшие бифштексы в Буэнос-Айресе, а наш город знает толк в бифштексах, – он заговорщицки взглянул на Анну. – В Буэнос-Айресе множество ресторанов, в название которых входит Мюнхен – в свое время они были очень модными. Теперь уже их значительно меньше.

– Теперь здесь не так много немцев.

Мачадо отхлебнул «карраскал». Его сотовый телефон зазвонил. Мачадо быстро поговорил и сунул телефон в карман.

– Моя подружка, – извиняющимся тоном объяснил он. – Я рассчитывал, что уже могут поступить какие-то результаты поиска, но их пока нет.

– Если Штрассер намеревался прожить здесь много лет и надеялся остаться необнаруженным, значит, у него должны быть качественные фальшивые документы.

– У таких людей, как он, всегда есть качественные фальшивые документы. Долгое время выслеживать их удавалось только Якобу Зонненфельду. Если помните, несколько лет назад ходили слухи, что Мартин Борман до сих пор жив и живет в Аргентине. Это продолжалось до тех пор, пока в Германии не нашли его череп – в Берлине, в тысяча девятьсот семьдесят втором году. При постройке моста копали землю и наткнулись на череп, который был идентифицирован как череп Бормана.

– Точно?

– Пару лет назад наконец-то провели тест ДНК. Это действительно оказался череп Бормана.

– А все тело?

– Так и не нашли. Я думаю, он был похоронен здесь, в Барилоче, и кто-то перевез его череп в Германию, чтобы запутать преследователей. – В глазах Мачадо сверкнуло веселье. – А знаете, здесь живет сын Бормана. Он католический священник. Честно, я вас не разыгрываю. – Еще один глоток «карраскал». – Это правда. Про Бормана все время ходят разные слухи. Как и про Йозефа Менгеле. После его похорон все стали думать, что он инсценировал собственную смерть. То же самое и с Ленцем. После того как стало известно о его смерти, еще годы ходили слухи о том, что он все еще жив. Потом нашли его кости.

– Их тоже подвергли тесту на ДНК?

– Не думаю.

– А где-нибудь находили его череп?

– Никакого черепа.

– Тогда получается, что он вполне может где-нибудь жить и здравствовать.

Мачадо хохотнул:

– Тогда ему было бы уже за сто двадцать.

– Да, молодыми умирают только хорошие люди. Он скончался от удара?

– Это официальная версия. Сам я считаю, что Ленца убили израильские агенты. Как вы знаете, когда сюда переселился Эйхман, они с женой взяли себе фальшивые имена, но трое их сыновей носили его настоящую фамилию. Школу посещали трое мальчиков по фамилии Эйхман! Но, как видите, никто не обратил на это никакого внимания. Совсем никто, пока за это дело не взялся Зонненфельд.

Им принесли бифштексы. «Потрясающе вкусно», – подумала Анна. Она никогда особо не налегала на мясо, но вкус этого блюда заставил ее на сей раз изменить привычке.

– Ничего, если я спрошу, зачем вам понадобилось побеседовать со Штрассером? – спросил Мачадо.

– Извините, но этого я вам сказать не могу.

Ее отказ вроде бы не обидел Мачадо.

– Штрассер был одним из разработчиков «циклона-Б».

– Этот газ применяли в Аушвице.

– Но использовать его на людях было собственной идеей Штрассера. Он умный парень, этот Штрассер. Он возвысился, придумав более быстрый способ убивать евреев.

Пообедав, они немного прошлись по улице и зашли в большое кафе «Ла Бьела», расположенное на авеню Квинтана. После одиннадцати вечера внутри кафе было людно и шумно.

За чашкой кофе Анна спросила:

– Вы можете достать мне оружие?

Мачадо хитро взглянул на нее:

– Можно организовать.

– К завтрашнему утру?

– Посмотрим, что я смогу сделать.

Его телефон зазвонил снова.