Питер рисковал жизнью ради меня, сказал себе Бен. Он почувствовал, что его глаза наполнились слезами. А потом он вспомнил о Джимми Кавано, человеке, который, безусловно, был, но которого вроде бы и не существовало, и торопливо рассказал Питеру о таинственном происшествии.

– Невероятно, – протянул Питер и уставился взглядом в пространство.

– Можно подумать, что они хотели как следует высветить меня. Ты помнишь Джимми Кавано?

– Конечно. Он пару раз приезжал на Рождество к нам в Бедфорд. Мне этот парень тоже нравился.

– Какое он мог иметь отношение к корпорации? Неужели они каким-то образом завербовали его и сделали так, что в какой-то момент все следы его существования начисто исчезли?

– Нет, – ответил Питер, – ты пропустил важное звено. Хови Рубин, судя по всему, был прав. Никакого Джимми Кавано нет и никогда не было. – Он заговорил быстрее: – Во всем этом есть логика, пусть и извращенная. Джимми Кавано – давай будем называть его так, ведь все равно мы не знаем, каким было его настоящее имя, – никто не завербовывал. Он с самого начала работал на них. Посуди сам: парень, старше всех остальных в твоем классе, живет за пределами кампуса и становится твоим задушевным приятелем, прежде чем ты сам успеваешь это понять. Неужели ты не видишь, Бенно? Все это было запланировано. Неважно по какой причине, но они, должно быть, решили, что в то время и в том месте очень важно тщательно следить за тобой. Это были, конечно, меры безопасности.

– Ты хочешь сказать, что Кавано был… приставлен ко мне?!

– Наверняка кто-то был приставлен и ко мне. Наш отец был одним из основателей. А вдруг нам стало известно что-нибудь такое, что могло бы представлять опасность для организации? Что, если мы намеревались или хотя бы просто были в состоянии чем-то угрожать им? Неужели им не следовало побеспокоиться на этот счет? Может быть, они хотели досконально узнать, что мы собой представляли. Пока ты не спрятался в своем гетто, а я не уехал в Африку… в общем, пока мы не ушли сами по себе пастись на травке, они продолжали беспокоиться на наш счет.

Мысли Бена все время путались, и во время разговора ему казалось, что он понимает все меньше и меньше.

– Разве лишено смысла для группы промышленников иметь под рукой оперативника, профессионального убийцу, к достоинствам которого, помимо квалификации, можно отнести и то, что он хорошо знает тебя в лицо?

– Черт возьми, Питер, я полагаю…

– Ты полагаешь? Бенно, если ты задумаешься над…

Звон разбитого стекла.

Бен, задохнувшись от неожиданности, увидел внезапно образовавшееся в оконном стекле неровное отверстие. Питер почему-то нагнул голову, наклонился вперед, к столу, как будто хотел изобразить шутливое приветствие на восточный манер. В тот же самый, неимоверно растянувшийся, словно замерзший, момент послышался продолжительный выдох, хриплое «ха-а-а-а». Бен никак не мог понять, что же означает этот звук, пока не увидел точно посередине лба Питера темно-красную, неизвестно почему показавшуюся ему непристойной выходную рану. И тут же на скатерть, тарелки и серебряные приборы полетели серые клочья мозговой ткани и белые осколки кости.

– О, мой бог! – пронзительно выкрикнул Бен. – О, мой бог. О, мой бог. – Он опрокинулся назад вместе со стулом и упал на спину, громко стукнувшись затылком о дубовые половицы. – Нет! – простонал он, почти не сознавая того, что по маленькой уютной столовой разнесся звук заглушенного выстрела. – О, нет. О, мой бог! – Он утратил способность двигаться, парализованный ужасом, потрясением и невозможностью поверить в случившееся – столь непостижимым было представшее его глазам жуткое зрелище, – и все же где-то в самой глубине подкорки его мозга прозвучал поданный инстинктом самосохранения сигнал, который заставил его вскочить на ноги.

Невольно взглянув в разбитое окно, он увидел только черноту, а затем, при свете дульной вспышки, сопровождавшей второй выстрел, появилось лицо. Бен видел его на протяжении лишь краткой доли секунды, но оно успело накрепко отпечататься в его памяти. Глубоко посаженные глаза убийцы были темными, лицо оказалось бледным и лишенным морщин и складок, с кожей, производившей впечатление подтянутой.

Бен одним прыжком преодолел чуть ли не всю ширину маленькой столовой, и в это мгновение за его спиной разлетелось другое стекло, и еще одна пуля впилась в оштукатуренную стену совсем рядом с ним.

Теперь убийца целился в него, это было совершенно ясно. А может быть, нет? Что, если он все еще стрелял в Питера и лишь случайно так сильно промахнулся? Может быть, убийца вовсе не видел его? Или видел?

Как будто в ответ на его невысказанные вопросы, пуля вонзилась в дверной наличник в нескольких дюймах от его головы, в тот самый момент, когда он выскакивал за дверь в темный коридор, соединявший столовую с вестибюлем. Оттуда послышался женский крик, вероятно, это хозяйка гостиницы завопила от гнева или от страха; в следующее мгновение она оказалась на пути Бена, возбужденно размахивая руками.

Бен, оттолкнув ее в сторону, метнулся в холл. Хозяйка протестующе закричала.

Он совершенно не думал, что делать и куда бежать, он двигался быстро и с ловкостью отчаяния. Ошеломленный и обескураженный, он походил в этот момент на робота, мысли его были полностью заняты тем, что произошло, и все ресурсы, которыми располагал его организм, были направлены исключительно на выживание.

Глаза Бена быстро привыкли к почти полной темноте – маленькая лампа на стойке в дальнем углу помещения отбрасывала лишь крошечный кружок света, – и он увидел, что там имелась парадная дверь и еще один коридорчик, ведущий к номерам постояльцев.

Узкая лестница в углу вела, очевидно, к номерам, расположенным наверху. В вестибюле не было ни одного окна, а это означало, что он укрыт от пуль по крайней мере на несколько секунд.

С другой стороны, из-за отсутствия окон Бен был лишен возможности узнать, куда побежал убийца: к парадной двери или в обход здания. Убийца Питера не мог не заметить, что один из его «объектов» ушел, и обязательно должен был броситься к какому-нибудь из выходов. Бен, естественно, не знал, сколько их было. Поэтому у него была ровно половина шансов на то, что ему удастся уйти через парадную дверь.

Пятьдесят на пятьдесят.

Такое соотношение Бена не устраивало.

А что, если убийца не один?

Если их несколько, они наверняка взяли под контроль все входы и выходы из здания. Но, как бы там ни было, один или несколько убийц поджидали снаружи, о том, чтобы удрать через парадный или черный ход, не могло быть и речи.

Из столовой послышался истошный вопль: хозяйка вошла в комнату и увидела там омерзительную сцену страшного преступления.

Добро пожаловать в мой мир, мадам.

Бен услышал тяжелые шаги наверху. Постояльцы начали просыпаться.

Постояльцы. Сколько их могло быть?

Бен кинулся к двери и задвинул тяжелый стальной засов.

Ступеньки заскрипели под тяжелыми, но торопливыми шагами, и на лестнице появилась неповоротливая фигура какого-то толстяка. На нем был явно накинутый впопыхах синий халат. Лицо мужчины выдавало сильный испуг.

– Was geht hier vor?[18] – крикнул он.

– Позвоните в полицию, – по-английски крикнул ему Бен. – Polizei… телефон! – он указал на телефонный аппарат, стоявший на стойке.

– Полицию? Кто-то пострадал?

– Телефон! – злобно повторил Бен. – Быстрее! Кто-то убит!

Кто-то убит…

Толстяк неловко покачнулся, как будто его толкнули в спину, но тут же метнулся к стойке, схватил телефонную трубку, чуть-чуть помедлил, дожидаясь гудка, и принялся набирать номер.

Толстяк быстро и громко говорил в трубку по-немецки.

Где же теперь мог находиться стрелок? Или стрелки? Может быть, он уже ворвался внутрь и ищет его, чтобы сделать с ним то же самое, что только что сделал с Питером. Ему могут попасться на пути совершенно не причастные к чему бы то ни было постояльцы… но ведь это не остановит его, не так ли? Бен хорошо помнил бойню, учиненную убийцей в Цюрихской галерее.