– Об этом и речи быть не может, – с легкой, но вполне уловимой злостью в голосе ответил Бартлет. – Такая работа поставит под удар всю операцию, и любой, кто хоть как-то заинтересован в том, чтобы прекратить расследование, без труда сумеет это сделать. Кроме того, мы не вправе подвергать опасности жизни других людей, которые именно поэтому могут попасть под удар.
– Я понимаю, – сказала Анна. – Но я к тому же не хочу повторения асунсьонской истории. Это та цена, которую вы платите за то, что входите с черного хода. Тот, кто стоит за этим… за неимением лучшего слова, скажем, заговором, судя по всему, обладает достаточно большим влиянием, чтобы остановить нас.
– Допустим. Но перевести это дело на уровень A-II – санкционированное расследование – все равно что дать объявление в «Нью-Йорк таймс» или же прямо рассказать нашим объектам о начатом расследовании и о том, на что оно направлено. Мы не можем быть уверены в том, что в разведывательных организациях нет людей, работающих по этому делу на обе стороны.
– Но ведь A-II – это высокопривилегированный уровень. Я не согласна…
– Вижу, что не согласны, – ледяным тоном откликнулся Бартлет. – Может быть, я ошибся и в глубине души вы на самом деле лояльный бюрократ?
Анна не обратила внимания на колкость.
– Мне приходилось участвовать во многих международных расследованиях, в том числе и в расследовании убийств, которые удалось сохранить полностью конфиденциальными. Особенно в тех случаях, когда мы считали, что к делу может быть причастен кто-то из правительства. Скажем, в Сальвадоре, когда правительственные чиновники убили американцев, чтобы скрыть…
– Как вы знаете, агент Наварро, я глубоко ознакомился с вашим предыдущим опытом работы, – не скрывая нетерпения, заявил Бартлет. – Вы говорите об одном иностранном правительстве. А я – о полудюжине, если не больше. Тут есть некоторая разница.
– Вы сказали, что теперь жертва оказалась в Осло?
– Да, согласно нашим самым последним разведывательным данным.
– В таком случае мы должны организовать через аппарат министра юстиции и генерального прокурора[37] прямое обращение на самом высоком уровне в аппарат норвежского государственного прокурора, требуя сохранения абсолютной секретности.
– Нет. Слишком уж велика опасность от прямого обращения к норвежским властям.
– Тогда я хочу увидеть список. Не список трупов. Я хочу узнать имена людей, на которых были заведены досье «Сигма». Ваш «горячий список».
– Это невозможно.
– Понимаю… Я имею право узнать о существовании этих людей только после смерти. Что ж, в таком случае я откажусь от этой работы.
Бартлет задумался, видимо испытывая колебания.
– Не надо играть в игрушки, мисс Наварро. Вы получили назначение. – Заботливость и рыцарское благородство, которые так старательно демонстрировал Бартлет, моментально испарились. Теперь Анна увидела вспышку блеска той стали, которая позволила ему встать к штурвалу одной из самых могущественных правительственных разведывательных организаций и успешно оставаться на своем посту на протяжении немыслимо долгого срока. – Это действительно вас не касается.
– Я могу заболеть, внезапно лишиться возможности выполнять свою работу. Окажусь не в состоянии путешествовать.
– Вы так не поступите.
– Поступлю, если вы не покажете мне «горячий список».
– Я уже сказал вам – это невозможно. Эта операция должна проводиться с соблюдением определенных правил. Если эти правила иногда сводятся к ограничениям, то вы должны принимать их как неотъемлемую часть вашего расследования.
– Посудите сами, – возразила Анна, – тринадцать стариков из вашего списка «Сигма» уже умерли при, скажем, «сомнительных обстоятельствах». В живых остаются трое, правильно?
– Да, насколько нам известно.
– В таком случае позвольте мне предложить вам вот какой путь. Когда кто-нибудь из этих парней умирает или оказывается убитым – это неважно, – мы не можем получить доступ к телу без некоего официального правительственного содействия, безразлично на каком уровне. Верно? Но если мы добиремся до одного из них, прежде чем его убьют… Послушайте, я хорошо понимаю, что мне, как предполагается, необходимо исследовать мертвецов, а не живых людей. Но если мы будем рассматривать их как потенциальных свидетелей и возьмем под круглосуточное наблюдение – конечно, очень аккуратно…
Бартлет некоторое время смотрел на Анну, и выражение его лица то и дело менялось; легко было понять, что он пытается решить, как лучше поступить. Затем он подошел к стоявшему на полу сейфу, который заметно возвышался над его головой, открыл дверь и вынул оттуда папку. Из папки он достал листок бумаги, испещренный штампами: «Секретно», «Не для иностранцев», «Только специалистам». Эти пометки означали, что, помимо высочайшей засекреченности, документ ни в коем случае не должен попасть в руки подданным любого иностранного государства или временным служащим министерства.
– Вот этот список, – спокойно проронил он.
Она быстро пробежала глазами напечатанную в несколько колонок информацию – псевдонимы, настоящие имена, имена любых живых родственников и номера досье, заведенных на каждого из них. В живых оставались трое стариков родом из Португалии, Италии и Швейцарии.
– Никаких адресов? – поинтересовалась она.
– Только старые. Но ни одного современного, который можно было бы раздобыть традиционными способами. Все трое сменили место жительства в прошлом году.
– В прошлом году? Они могут находиться в любом уголке планеты!
– Логически это возможно. Но гораздо вероятнее, что они находятся в той же самой стране и, скорее всего, в той же самой ее части. На определенном этапе жизни каждый человек оказывается подвластным своеобразному полю тяготения. Старикам бывает очень трудно оторваться от того места, где они успели пустить крепкие корни. Даже когда их жизни угрожает серьезная опасность, все равно, у каждого из них существует определенный и строго индивидуальный уровень, до которого они не станут подчиняться душевному волнению. Так или иначе, они все равно не оставили своего нового адреса. Очевидно, они ведут себя очень сдержанно.
– Прячутся, – уточнила Анна. – Они напуганы.
– Создается впечатление, что у них есть для этого основания.
– Похоже, что идет какая-то антистариковская война. Но как же может что-то, затеянное неведомо когда, еще до создания ЦРУ, все еще обладать такой силой?
Бартлет склонил голову на плечо и, полуобернувшись, некоторое время рассматривал выложенный бархатом стеклянный ящичек, и лишь через некоторое время снова взглянул на Анну.
– Некоторые вещи от возраста становятся только крепче. И, конечно, было бы серьезной ошибкой путать размер с влиятельностью. Это сегодня ЦРУ – солидное правительственное учреждение с огромным штатом и бесчисленными слоями бюрократии. А в самом начале истинная сила скрывалась в личных «сетях». Так было с Биллом Донованом, основателем Бюро стратегических служб[38], и в еще большей степени с Алленом Даллесом. Да, Даллес прославился ролью, которую он сыграл в создании ЦРУ, но это не было самым внушительным из его достижений. Что же касается его самого, то вся его деятельность в «конторе» являлась частью одного сражения, которое он вел всю жизнь, сражения против революционно настроенных левых.
– Ведь его называли шпионом-джентльменом, не так ли?
– Качество «джентльмен» проявлялось у него в не менее опасном виде, чем качество «шпион». Он никогда не был столь огромной и могущественной фигурой, как в те дни, когда являлся еще частным лицом и вместе со своим братом Фостером управлял отделом международных финансовых операций некоей юридической фирмы.
– Юридической фирмы? И что же они делали? Выставляли клиентам двойные счета?
На сей раз Бартлет взглянул на нее с легкой жалостливой снисходительностью.
