Парни замолчали, глядя на то, как праведник с сердцем из чистейшего золота даёт последние наставления членам клуба кендо, отправляя их по своим делам. Когда последняя, Мураяма, ушла, Хёдо развернулся уже к ним двоим… и вопреки их подспудным ожиданием, лицо его было чисто, и не имело на себе ни намёка на злобу. И это стало последней каплей.

К этому моменту уже в открытую пускавшие скупые мужские тихие слёзы, Мацуда с Мотохамой недовольно опустили взгляды, и впервые всерьёз задумались о собственной ничтожности, по сравнению с такими людьми, как Усоги Хёдо. Их душила злость и зависть, одновременно с немалой благодарностью тому, кому они завидовали.

— Прости, Хёдо… — кун. — Проронил, нехотя, Мацуда.

— Да… прости нас. — Продолжил Мотохама. — …Мы звали себя твоими друзьями, но… на самом деле мы лишь использовали эту выдуманную связь. Как рыбы-прилипалы. Не знаю, почему я посчитал, что если держаться рядом с тобой, то о нас так станут думать хоть немного лучше…

— Хах… наверное, мы лишь показались всем ещё хуже, на таком контрасте. — Криво улыбнулся Мацуда. — Ками-сама, как же мне стыдно…

— … - Помолчал вместе с парнями Хёдо, прежде чем сказать: — …Усоги просит: поднимите головы.

Дождавшись выполнения просьбы (дуо извращенцев решилось на это отнюдь не сразу), Хёдо неодобрительно покачал головой, глядя то на одного, то на другого, заставляя только улёгшуюся волну непонятно кому предназначенной злости в сознаниях парней вновь всколыхнуться.

— «Стыдно»? Да… вам должно быть стыдно. — Безжалостно припечатал Хёдо… лишь чтобы через десяток секунд общего молчания продолжить: — Вот только стыдно вам должно быть не перед Усоги. Вы никак перед Усоги не провинились. Усоги так считает.

— Н-но… как же? — Неуверенно, с нотками негодования спросил Мацуда.

— Вам должно быть стыдно… перед самими собой! — Сказал Хёдо, и своими словами произвёл эффект, будто огрел собеседников пыльным мешком по голове. — Мацуда-сан. Ты рассказывал, что ты был успешным спортсменом в младшей школе. Поставил не один рекорд. Подавал серьёзные надежды. А ты, Мотохама, утверждал, что мечтал стать частным детективом… С твоим умением подмечать малейшие детали окружения, анализировать, и сохранять холодную голову при любых обстоятельствах, твоя мечта вполне могла быть со временем достигнута. Где это всё?! Вам не стыдно перед СОБОЙ?

— Ксо!!! — Скривив лица, зарыдали полностью подавленные парни.

Они и раньше могли иногда раз от разу предаваться самоуничижительному, жалостливому по отношению к самим себе настроению, из-за того что девушки в очередной раз избегали их стороной. Но в этот раз, поднятая Хёдо тема неожиданно ударила куда больнее и глубже. Даже когда они сквозь удушающую обиду, чуть ли не обнявшись, в очередной раз просматривали дежурный новый порножурнал как распоследние неудачники (о чём неглупые парни, разумеется, и прекрасно были осведомлены сами), это было не так больно, как после таких вот простых и нужных им слов, что словно бы вскрыли назревший гнойник угнетённых чувств.

— …Знаешь, Мотохама? К демонам всё. Я больше не собираюсь быть неудачником. — Неожиданно спокойно, придя к переломному для себя решению, заявил Мацуда. — …Завтра же возобновлю тренировки.

— Я… я, пожалуй, с тобой. — Пока неуверенно, но всё же без неприятия таким мыслям, сказал Мотохама. — Надо же с чего-нибудь начинать?

Усоги Хёдо с довольной улыбкой покивал им обоим, и, забрав свои вещи и по-быстрому одевшись, помог парням встать с колен. Повёл он их, впрочем, не как обещал, сразу к директору или в школьный совет, а сначала в медпункт — всё же парни неслабо навернулись об асфальт.

И пусть он, Хёдо, и знал, что скорее всего такие настроения в «извращённом дуэте» продержатся на первый раз не очень-то уж и надолго, но… даже так, это был первый, и не последний серьёзный шаг в сторону их исправления. Так что троица парней пошла к медпункту, ведомая задающим темп Усоги, весьма бодро и целеустремлённо.

…А заставший данную сцену, и просмотревший её до самого конца, Конь Риас Гремори, тем временем, если судить по его лицу — с недоумением, матерно (как он это умеет и любит) спросил у себя в мыслях, мол, «Это что ещё такое за ****** я только что увидел?! Нужно срочно, *****, доложить госпоже, ведь тут просто никак не могло обойтись без ментальной магии!».

Комментарий от Райзера: Дальнейшие временные пометки уже не будут включать в себя «~столько-то до событий Х» по очевидным причинам. И хоть до непосредственной борьбы с Трихексой ещё далеко, но конкретно за начало событий сей «саги» я когда-то решил принять, на правах автора данных записей, момент времени присоединения оригинального Иссэя к свите Риас… что и должно было в итоге однажды перевернуть мир с ног на голову, при невероятном стечении почти невозможных обстоятельств.

— Исэ-чан, встава-а-ай! — Раздался противный голос с ненаигранной бодростью даже в такую рань из-за закрытой двери в комнату самого младшего представителя семьи Хёдо.

Лежащая на кровати в комнате, некая бесформенная куча (состоящая из ужасно скомканного одеяла, подушек, и чьих-то рук и ног, торчащих из данного беспорядка в совершенно немыслимых позициях) в ответ на попытку побудки сонно заворочалась, пытаясь залезть под это самое одеяло как можно поглубже. В процессе натянув большую подушку на скрытую подо всем этим хаотичным безобразием голову — уж слишком характерной оказалась реакция Иссея на данный, как ему показалось, «адский ор откуда-то из глубин преисподней». Будучи по природе своей типичным, даже можно сказать самым эталонным «представителем семейства совиных», Иссэй Хёдо крайне негативно относился к непрекращающимся попыткам своего брата-«жаворонка» каждый божий день с утра пораньше в очередной раз показать младшему родственнику все «прелести» раннего подъёма, типа некоего мифического «заряда бодрости», дополнительного времени на возможные дела в личном графике, и даже якобы «здорового влияния на уклад жизни». Со всем вышеперечисленным немного ленивый, и привычный к сидению за книгой или компом допоздна, Иссэй как всегда был крайне не согласен, но… кого это в данном доме волнует?

— Ис-с-сэ! Усоги входит!

Никого. Никого это не волновало, и не волнует. Ни родителей, что спят и видят в Иссее «второго, неудачно воспитанного Усоги». Ни самого старшего брата… что вот сейчас, между прочим, каким-то магическим образом взял и снаружи открыл поставленную Иссеем накануне внутри комнаты на дверь защёлку!

— Исэ, опоз…

В лицо Усоги, нагло нарушившего границы чужого личного пространства, прилетела подушка Иссэя. Ну, почти прилетела: было глупо надеяться на то, что такой весь из себя спортивный и «замечательный» старший брат не успеет среагировать и перехватить импровизированный снаряд.

— …даешь в школу. — На миг запнулся старший из братьев Хёдо, опуская пойманную спальную принадлежность в руке. — Давай, не заставляй маму нервничать.

Кучка заворочалась сильнее, что-то пробурчала, и в отсутствие подушки, закрыла голову теперь уже одеялом, натянув то по самую макушку.

— Посчитаю это за положительный ответ! — Улыбнулся Усоги, и, аккуратно метнув подушку обратно на кровать, развернулся и ушёл, оставив открытой дверь, через которую в комнату стали доноситься другие раздражающие громкие звуки: бряцание посуды и громкая музыка из телевизора.

Усоги не мог заметить (или не желал этого делать, упорно игнорируя данную проблему) как вслед ему зыркнул из под одеяла отнюдь не дружественный, и не такой уж и братский взгляд мальчика.

Нельзя сказать, что Иссэй вот прямо уж ненавидел свалившегося на него пару лет назад старшего брата, который внезапно закончил эту его «приватную школу с полным погружением», в которую его запихнули родители, когда сам Иссэй был ещё совсем мелкой соплёй, а Усоги — лишь немногим старше. Те времена Иссэй помнил не очень хорошо по причине малолетства, но… что он очень хорошо запомнил, так это то, как к нему, младшему сыну, изменилось отношение с приходом этого… этого.