— Синьоры, извините, что вмешиваюсь в ваш разговор, но мне как раз нужен кофе, — сказал я на испанском языке. — Моя жена обожает кофе!

Жену упомянул, чтобы сбить цену. Мачо должен с пониманием относиться к желаниям не только своей женщины, но и женщины другого мачо. Сторговались быстро, потому что парни спешили продолжить праздник. В Мормонском лагере фунт кофе в бобах стоил унцию золотого песка, в лавках Сан-Франциско — в два раза дешевле, а мне двенадцать фунтов обошлись в пять унций. Следующим моим шагом была покупка фургона, не нового, но в приличном состоянии, за двадцать пять унций золота или четыреста долларов. Оставив на дело три килограмма золота, остальное положил в «Банк Нью-Йорка». В Сан-Франциско есть офисы нескольких банков, мексиканских, испанских и североамериканских. Я выбрал этот потому, что помнил, что «Банк Нью-Йорка» доживет до двадцать первого века и прославится отмыванием русских денег. Сейчас они занимались переводом намытого золота в американские доллары по курсу шестнадцать за унцию. На моем счете, с учетом приданого жены, стало четырнадцать с половиной тысяч долларов. Как мне рассказал капитан Роберт Вотерман, за такие деньги на Восточном побережье можно купить бриг тонн на триста-четыреста, не новый, но не требующий срочного ремонта, а в Сан-Франциско из застрявших на рейде, как я узнал — два или даже три таких.

На следующее утро фургон, в который были запряжены Буцефал и Бетти, повез нас с Катрин на юг Калифорнии. Кроме наших личных вещей, провизии и оружия, в кузове был только мешок с десятью фунтами кофе — подарок семейству Домингес. Два фунта оставил для Катрин. Она и на остальное хотела положить лапу и если не выпить, то продать. Мормонская жадность не позволяла ей делать такие шикарные подарки. Я попытался объяснить Катрин суть китайской стратагемы «Отдай сливу, чтобы получить персик». Не поняла, но спорить перестала. У мормонов почитание мужа возведено в религию. Если когда-нибудь надоест быть атеистом, подамся в члены «Церкви Иисуса Христа Святых последних дней» только лишь ради того, чтобы жена со мной всегда соглашалась.

Кристобаль Домингес сидит в плетеном кресле, которое стоит на лужайке в саду за его домом, курит тонкую сигару и маленькими глотками пьет натуральный черный кофе из китайской фарфоровой чашечки с летящими красно-золотыми птичками на боках. На лице синьора отображается такое удовлетворение жизнью и самим собой, что я перестаю верить в несовершенство этого мира. Справа в таких же креслах, с таким же набором удовольствий и выражением на лицах расположились все старшие мужчины его патриархальной семьи. Я сижу слева и без сигары и кофе, но почти так же удовлетворен, потому что потягиваю из стеклянного бокала местное красное вино, слегка кисловатое и терпкое, по которому соскучился за последние недели. Все молчат. После сиесты надо не меньше часа, чтобы к кабальеро вернулась болтливость. Из дома выходит служанка-индеанка с полным оловянным кофейником, обходит мужчин и доливает всем в чашки свежий горячий кофе, после чего ставит его на плетеный столик рядом с коробкой с сигарами и отходит в сторону, чтобы вечной женской суетливостью не нарушать гармонию мироздания.

— Тебе повезло на золотых приисках? — не столько спрашивает, сколько констатирует факт Кристобаль Домингес.

— Да, — соглашаюсь я и уточняю: — Я там намыл жену с хорошим приданым.

Синьор и его родственники улыбаются. Настоящий кабальеро презирает любой физический труд, кроме постельного. Богатая невеста — это престижно, в отличие от золотой жилы, выковырянной киркой. Всё дело в том, чем ковырять. Богатой невесте даже простят другое вероисповедание. По пути к Сан-Франциско Катрин таки проболталась, что она мормонка, принявшись защищать своих единоверцев от «неконструктивной критики», и последний день ехала верхом на кобыле, опять растерев бедра. Не уверен, что сделала правильные выводы. Пострадать за веру — святой долг каждого верующего. Без страданий вера теряет смысл, поэтому верующие создают страдания сами. Я хотел было сказать чете Домингес, что Катрин, как и я, католичка, но потом решил не рисковать. Латиноамериканцы очень чувствительны к вопросам религии. По их мнению, в любых других вопросах, типа отношения между полами, врать — это жить, но в религии надо быть искренним и честным. На исповедь священнику правило не распространяется.

Я рассказываю, как ирландцы зарезали семью Нэшей, как догнал и наказал убийц. Умалчиваю только о количестве золота, которым в результате владею. Если сочтут слишком богатым, перестанут хорошо относиться. Порядочный человек не может быть богаче тебя.

— Где золото, там и кровь, — философски замечает Кристобаль Домингес и показывает служанке, чтобы вновь наполнила чашку.

После моего рассказа отношение к Катрин изменилось в лучшую сторону. Испаноязычные католики относятся к мормонам, как лень к трудолюбию или щедрость к скарёдности. Франкоязычные ведут себя спокойнее, потому что и сами не без греха. Донья Эсмеральда подарила моей жене новое черно-красное платье, дорогое и яркое, какое положено носить молодой синьоре, и целую кучу других вещей, менее заметных. Все это было изготовлено в синьории, даже часть тканей местного производства. Типичное феодальное хозяйство. Кстати, Катрин очень понравилось такое ведение дел. У мормонов нет жесткого разделения на классы, но их общины тоже стараются обеспечивать себя сами, помогая так друг другу.

Из синьории мы уехали на нагруженном доверху фургоне, запряженном парой волов. За ним на поводу шли навьюченные мешками с вяленой говядиной кобыла Бетти и мул. Мы везли на продажу муку, бобы, лярд, вяленую говядину, инструменты, мыло, одеяла… Часть товаров мне дали в кредит. Следом ехал я верхом на Буцефале и подгонял десяток бычков-двухлеток, собираясь забить их прямо в лагере золотоискателей, и вел на длинных поводках двух собак, кобеля и суку, которые все время оглядывались, не желая покидать стаю, в которой выросли. Смерть Нэшей заставила меня внимательней относиться к вопросам охраны, особенно ночью.

Странно, не был в Мормонском лагере всего несколько недель, а такое впечатление, что несколько месяцев. С моего участка он казался другим, как бы двухмерным — левый берег и правый. С позиции торговца, расположенной выше палаток, шалашей и прочих хибар, лагерь кажется многомерным. В нем теперь уйма новых людей. Или, может быть, я увидел тех, с кем раньше не пересекался. Тогда у меня покупали мясо только те, кто жил и работал поблизости, а теперь пришли за покупками или просто поглазеть почти все. Торговала Катрин. У нее это лучше получалось. Как говорят китайцы, если не умеешь улыбаться, в розничной торговле тебе, то есть мне, делать нечего. Первыми за покупками пришли все члены ее секты. К моему удивлению, скидок никому не делала. Мормонская скупость распространяется на всех, а на мормонов — в первую очередь. Разве что товар отпускала им самый лучший, хотя объяснил ей одно из правил торговли: сперва продается худшее. Мормоны купили у нас всех бычков-двухлеток оптом, чтобы забивать по одному и делить по паям, и все мыло, потому что лагерь разрастается, и стирка становится все более доходным делом. Большую часть муки, вяленого мяса и лярда забрал лавочник Фредди Беркли, а бобы — Сара Флинт, которая расширила свою столовую и наняла двух работников-китайцев. Последних в Мормонском лагере, да и во всей Калифорнии, становится все больше. Добираются до Америки они без гроша в кармане и первое время батрачат на других. Кобыла Бетти и мул достались небольшой горнорудной компании, добывавшей золото выше по склону, почти в километре от реки. Воду туда приходится возить, но, говорят, все расходы окупаются с лихвой, потому что находят много золотых самородков. Остальное разлетелось среди старателей-одиночек. Продажа привезенного заняла у нас всего два с половиной дня.

— Сколько мы заработали? — спросила Катрин после продажи последнего одеяла.