— Сидит на мели, — улыбнувшись, подсказал я старшему помощнику Уильяму Муру, который встревоженно следил за фрегатом и не понимал, что случилось, и еще раз поделился опытом: — Кратчайший путь не всегда самый быстрый.

Старпом облегченно вздохнул, после чего, как человек, склонный к дуализму, молвил с ноткой сожаления:

— А я уж думал…

— Лейтенант, пальни по его парусам из бортовых пушек! — приказал я Робину Макларену, сбавив ход до малого, чтобы комендоры успели насладиться стрельбой.

Пусть потренируются, а то начали заплывать жиром от безделья.

«Наполеоны» стояли по две на борт. Комендоры левого борта перешли на правый, что помогать. Работали споро. Федералы попробовали отвечать нам из двух погонных шестифунтовок, но на такой дистанции их ядра не пробивали стальной корпус, отскакивали, как резиновые мячики, разве что шума много производили. Пока проходили мимо севшего на мель фрегата, мы успели сделать шесть залпов, отправив во врага двенадцать ядер и основательно подпортив ему паруса, такелаж и даже мачту. Самым удачным был второй залп. Одно из ядер подрубило грот-мачту, которая после некоторого раздумья начала клониться в нашу сторону, повисела на стоячем такелаже до нашего пятого залпа, ядра которого помогли ей принять верное решение — рухнуть. Шестой залп сорвал целехонький до той поры крюйсель. Возможно, были и человеческие жертвы, но я их не увидел. Поскольку не сомневался, что капитан фрегата смотрит в нашу сторону в подзорную трубу, сделал ему ручкой. В следующий раз мозги ему отключит не жадность, а жажда мщения.

— Молодцы, ребята! — похвалил я комендоров. — Всем по бокалу рома!

Через полчаса мы приблизились к самому большому из защищавших реку Мыс Страха фортов под названием Фишер на острове Лысая Голова. Его гарнизон видел представление, происходившее милях в двух с половиной, поэтому поприветствовал нас холостым выстрелом и радостными криками. К нам, как обычно, выслали десятивесельный катер, чтобы проверил, нет ли на борту врагов или запрещенных грузов, причем никто не знал, какие грузы считать таковыми. В предыдущие разы проверка начиналась с вопроса офицера прямо из катера: «Все ли у вас в порядке?» и сразу заканчивалась моим ответ: «Да». На этот раз мне пришлось рассказать, как угостили ядрами вражеский фрегат. Офицер сразу же заспешил с этой приятной новостью к коменданту форта полковнику Уильяму Лэмбу.

Форт Фишер с июля месяца расширяют и укрепляют. Работают там пятьсот рабов, одолженных у плантаторов. Все равно большая часть полей не возделывается, отдыхает, потому что урожай удается вывезти лишь частично. Бастионы сооружают высотой девять метров. Что интересно, образцом служит Малахов курган, который штурмовали англичане и французы во время закончившейся недавно Крымской войны и оценили очень высоко. Я бывал на этом кургане дважды: школьником во время экскурсии по Крыму и курсантом во время стажировки на малом противолодочном корабле. Музей-панораму помню, а вот какие там были бастионы, хоть убей, не помню, поэтому не могу сказать, насколько успешно копировали южане.

С первого января тысяча восемьсот шестьдесят третьего года вступила в силу «Прокламация об освобождении», принятая президентом США еще четыре месяца назад. Согласно ей, рабы в штатах, которые северяне считали мятежными, становились свободными. В тех рабовладельческих штатах, которые были на стороне федералов, а такие существовали, как ни удивительно это было узнать мне, рабство не отменялось. Да и в самих северных штатах негры все еще были людьми второго сорта. Голосовать они имели только в том случае, если имели недвижимости на сумму от двухсот пятидесяти долларов. К белым такое требование не предъявлялось. Впрочем, для исполнения этой прокламации надо было, чтобы неподалеку находилась армия северян, способная защитить сбежавших рабов от погони охранников рабовладельца. В противном случае негров вешали на ближайшем дереве высоко и коротко. Если же удавалось добежать до территории, подконтрольной федералам, негры могли вступить в армию. Там им платили по десять долларов в месяц (белым солдатам — тринадцать), что для бывшего раба были фантастические деньги. Даже если сбежавший негр не вступал в армию, он уже своим отсутствием на плантации подрывал экономическую мощь южан. С каждым днем побегов становилось все больше. С некоторых плантаций уходили сразу все рабы, убив хозяев, захватив оружие и разграбив имущество. Так что именно эта прокламация и помогла северянам победить южан, которые до этого здорово колотили противника.

Пароход «Катрин» ошвартовался в Уилмингтоне одиннадцатого января. Жена пожаловалась мне, что рабы начали отбиваться от рук, дерзить. На следующее утро я собрал их в холле и объявил, что свободны, могут отправляться на все четыре стороны. Как ни странно, я не увидел радости на их лицах. Оно и понятно. Куда им идти без денег?! Можно, конечно, добраться на людской милости до северных штатов и устроиться на фабрику или завод, но там ведь работать надо. За двенадцать-пятнадцать долларов в месяц придется пахать десять-двенадцать часов в день с одним выходным в неделю. Это не в слугах прохлаждаться. Работящие негры мне попадались редко. Ладно, в США они могли жить на пособия, вполне приличные, особенно если настрогать несколько детей, так ведь и в нищей Африке бездельничают, существуя впроголодь. Работают только бабы и то кое-как, чтобы только прокормить детей и ленивого самца. Заметив, как смущенно переглядываются мои бывшие рабы, сказал им, что, если захотят остаться на прежних местах, будут, как и слуги-китайцы, получать по десять долларов в месяц плюс бесплатное питание и один комплект униформы в год, а будут плохо работать или качать права — сразу вышвырну на улицу и найму других. Свободных негров и безработных белых в городе валом. Поскольку в южных штатах спрос на хлопок и табак резко упал, разорились многие мелкие плантаторы, если можно так назвать людей, которые вместе с парой рабов возделывали свои поля. Им бы самим как-нибудь прокормиться, поэтому отпустили рабов на волю.

Том и Джозеф, явно не ожидавшие такого поворота, заскрипели извилинами, переваривая информацию. Вызывающее выражение сразу исчезло с их туповатых лиц. Все-таки раб — это результат слабоумия. Умеющий думать, нашел бы способ стать свободным.

Слово взяла Энн, соображавшая быстрее остальных и потому, видимо, дерзившая моей жене в последние дни больше всех:

— Мы согласны!

Остальные дружно закивали.

После чего жизнь в доме сразу вернулась в прежнее русло. Я уезжал утром на пристань, где мой пароход сперва разгружался, выдавая сразу, без хранения в пакгаузах, оптовым покупателям приобретенный ими товар, а потом нагружался подвозимым прямо со складов плантаторов хлопком в тюках. Плантаторы экономили на всем. Зато с грузчиками не было проблем. Желающих заработать несколько долларов хватало как среди белых, так и среди черных, и никто уже не требовал повышения зарплаты, как было до войны.

Я теперь знал о хлопке не меньше, чем плантаторы. Оказывается, он сильно истощает почву, поэтому требует много удобрений. Благодаря войне, многие поля отдохнут. После сбора волокна надо отделить от семян. Раньше это делали вручную, а с конца восемнадцатого века — машиной. Часть семян оставляют на посев, из остальных выжимают масло. Хлопковое масло бурого цвета, запах не отталкивающий, бедняки употребляют его в пищу, но обычно из него делают мыло, смешивая с другими жирами, чтобы лучше отсаливалось и меньше впитывало воды. Жмых скармливают скоту, который производит удобрения, идущие на поля. Хлопковое волокно, в зависимости от длины, цвета (белое, желтое, кремовое), прозрачности и степени загрязненности, делят по сортам, после чего скручивают и прессуют. Само собой, я в первую очередь забирал самый длинный, белый, прозрачный и чистый. Заодно составлял карту хлопковых полей неподалеку от Уилмингтона, собирая данные об их размере, урожайности, качестве выращенного. К концу войны многие плантаторы, привыкшие жить на широкую ногу, разорятся, и можно будет за бесценок скупить их владения. На моем счете в Банке Ливерпуля скопилась значительная сумма денег, которую надо будет во что-то вкладывать, причем в разные корзины. Выращивание хлопка — не самый плохой бизнес.