— Тебе надо быть утром в магазине? — спросил я перед сном.

— Надеюсь, уже нет, — промурлыкала Саманта. — Я предупредила, что могу не прийти. Замену мне найдут без проблем. На место в этом отделе очередь.

Утром я все-таки завез ее в магазин, чтобы прибарахлилась. Если товарки не завидуют твоему счастья, это уже не счастье. Оставив Саманту повышать продажи на втором этаже в отделах дорогой женской одежды, где с капризными богатыми дамами работают новички и провинившиеся, а сам поехал подыскивать гнездышко для молодой содержанки. Выбрал тихий район неподалеку от порта, чтобы не далеко было ездить.

— На нашей улице не живет ни одной ирландской семьи! — заверила меня хозяйка небольшого двухэтажного дома с двумя спальнями на втором этаже и миниатюрным садиком, в котором поместились аж три куста персидской сирени.

По мнению ливерпульцев, ирландцы понаехали в их город. Говорят, сейчас уроженцы Изумрудного острова составляют примерно треть населения Ливерпуля. Вспомнил, как через полтора века они будут вместе отбиваться от мусульман. Кстати, в предыдущие разы понаехавшие на остров Британия становились его правителями.

— Я могу вам порекомендовать хорошую служанку, — предложила хозяйка дома, когда я заплатил за его аренду на год вперед.

— Ирландку? — спросил я.

— Конечно! Наши девушки служанками не работают! — гордо заявила она.

Я тоже заметил, что англичанки выбирают работу почище во всех отношениях.

Вернувшись в магазин, забрал Саманту Брук с покупками. Точнее, большую гору свертков и маленькую девушку при них. Ее обновки обошлись мне почти в сто шесть фунтов стерлингов. Месячная зарплата опытного продавца в магазине в тридцать пять раз меньше. Зато товарки Саманты ближайшие дни будут рыдать от зависти и проситься перевести их в отдел мужских рубашек.

У Восточного побережья США шторм с севера. Волны высотой метров семь и со взлохмаченными, белыми верхушками поднимаются одна за другой и бьют в правую скулу парохода «Катрин». Мы приближаемся к устью реки Мыс Страха с юга. Почти неделю ждали южнее удобную возможность. Проскочить мимо кораблей федералов становится всё труднее. Их не стало больше, но набрались опыта. Первую попытку я предпринял сходу, зайдя ночью с востока. Сперва все шло хорошо. Ориентируясь по огням береговых фортов, я вел пароход малым ходом к устью реки. Оставалось миль пять, когда справа по борту на стоящем на якоре паруснике загорелся мощный фонарь, направленный в нашу сторону. Вряд ли нас видели отчетливо, но залп дали, и один снаряд угодил в борт выше ватерлинии. Не опасное повреждение, да только впереди зажглись еще два фонаря, причем на пароходах. Мимо них не получится проскочить с минимальными потерями. Я решил не рисковать, лег на обратный курс, получив второй снаряд, влетевший в матросский кубрик на баке и убивший четырех человек, отдыхавших после вахты. С началом шторма корабли блокады ушли в океан, подальше от берега. Уверены, что в такую погоду в этих сложных местах нормальный капитан не поведет пароход к реке, тем более, вдоль берега. Именно поэтому я так и сделал.

В утренних сумерках океан кажется мрачным, злым. Волны, разбиваясь о корпус парохода, подлетают вверх стеной, падают на палубу и крышки трюмов. Часть брызг долетает до лобовых стекол ходовой рубки, разбивается о них, стекает, оставляя кривые дорожки. Когда смотришь через эти подтеки, реальность малехо расплывается, делается мягче, что ли, не такой опасной. Низкий песчаный берег сер, сливается с океаном, не поймешь, где начинается. Одна радость — дома на берегу. Они тоже кажутся серыми, но все-таки выделяются.

В свое время я заказал крупномасштабную карту этого района с нанесенными на нее всеми приметными строениями и другими навигационными ориентирами, вплоть до групп деревьев. Эта карта лежит на столе в штурманской рубке. Время от времени я подхожу к ней, чтобы свериться. Второй помощник капитана бегает из рубки на левое крыло ходового мостика. На обоих крыльях стоит по магнитному компасу с пеленгаторами. С их помощью точнее определяют место судна, чем сейчас и занимается второй помощник капитана. Третий помощник стоит на крыле, ждет, когда выйдем к точке поворота — указанному мною пеленгу на приметный красный двухэтажный дом на берегу. Старпом у машинного телеграфа. В Ливерпуле я нашел инженера, который не боится электричества, объяснил ему, что мне надо, заплатил — и теперь имею то, что хотел. Это две тумбы, закругленные сверху. Закругленная часть разбита на семь секторов. Центральный, самый верхний — «Стоп». В сторону носа судна идут сектора «Малый вперед», «Средний вперед» и «Полный вперед», а в сторону кормы — «Малый назад», «Средний назад» и «Полный назад». Самые малые и самые полные хода исключил, потому что такую тонкую регулировку двигателя пароходный механик обеспечить не может. К закруглениям приделаны рукоятки, которые перемещаются по секторам и стопорятся на выбранном. Точно такие же две тумбы с рукоятками есть и в машинном отделении, только приделаны они к подволоку, висят, так сказать, вниз головой. Когда на мостике на какой-либо из тумб переводят рукоятку в другой сектор, в машинном отделении срабатывает сигнализация на их тумбе. Звонок смолкнет только тогда, когда там переместят рукоятку на тот же сектор. Механик смотрит, какой это сектор, и меняет ход на выбранном двигателе. Это быстрее и удобнее, чем дуть в переговорную трубу и орать в нее по несколько раз, пока механик поймет команду. В будущем появятся еще и стрелки, чтобы механик сразу понимал, куда надо перемещать рукоятку, сейчас он определяет методом тыка, по замолкшему звонку, но эта задача оказалась слишком трудной для инженера. Наверное, возьмет патент и войдет в историю, как изобретатель.

Лейтенант Робин Макларен стоит на правом крыле и следит за океаном на северо-востоке. Именно оттуда могут нагрянуть вражеские корабли. Я дал ему свою лучшую подзорную трубу. Уже есть бинокли, но пока изображение в них перевернутое.

— Вижу корабль! — приоткрыв дверь в ходовую рубку, докладывает лейтенант и показывает направление: — Курсовой угол тридцать пять градусов!

Я выхожу на правое крыло мостика с другой подзорной трубой. Холодный хлесткий ветер бьет по глазам, вышибает слезы. С трудом нахожу на серой воде низкий серый силуэт броненосца. Точнее, сперва замечаю черный дым, который быстро развеивает штормовой ветер, а потом уже вижу корабль. Чешет полным ходом в нашу сторону. Только вот ход у него от силы узлов шесть-семь на тихой воде, а сейчас не больше трех.

— Должны проскочить, — уверенно произносит Робин Макларен.

— Надеюсь, — суеверно произношу я, потому что, как только решишь, что дело в шляпе, у нее вдруг отваливается верх.

Броненосец не стал срезать угол, хотя с его осадкой при нынешнем нагонном ветре мог бы проскочить над мелководьем. Запомнили мой урок.

— Выходим к точке поворота! — кричит с левого крыла третий помощник капитана.

Я говорю матросу-рулевому новый курс.

— Поворачивай плавно, не разгоняй, — предупреждаю его.

— Слушаюсь, сэр! — бодро рявкает рулевой.

Из наших разговоров он понял, что, если дотянем до точки поворота, то дальше нас уже не перехватят, поэтому радуется.

Пароход «Катрин» полным ходом несется в проход между фортами Касуэлл на Дубовом острове и фортом Фишер на острове Лысая Голова, где начинается река Мыс Страха. Пушки форта Фишер не позволят вражескому кораблю подойти к нам на дистанцию выстрела. На броненосце понимают, что не догонят нас, не попав под обстрел с форта, сами открывают стрельбу. Снаряды не долетают, но с броненосца продолжают палить, что растратить бессильную злобу.

Мы заходим за мыс, волна резко оседает. Пароход сразу добавляет пару узлов.

— Обе машины средний вперед! — приказываю я старпому.

Уильям Мур переводит рукоятки на обоих тумбах машинного телеграфа на сектора «Средний вперед». Становится слышно, как в машинном отделении разрываются два звонка. Сперва затихает один, потом второй. Двигатели начинают гудеть менее натужно.