А ведь еще и тварь каждому была потребна своя. Девятирунному не подсунешь под топор тварь с четырнадцатью рунами! Вдруг благодати будет слишком много? И шестирунному она не сгодится, у него силенок не хватит пробить ее шкуру. Потому несколько раз тварей добивали сами хельты. А вот зачем Магнус навязал нам Гейра, я так и не понял, там не было ничего, с чем бы не справились ульверы.

Когда Птичий остров был исхожен вдоль и поперек и Коршун не слышал больше никакой рунной силы, кроме как с моря, нам пришлось поплыть к соседнему острову. Там мы едва не сцепились с каким-то мелким хирдом, который не хотел уступать свое место, впрочем, Гейр одним своим видом угомонил их хёвдинга. И снова охота! Обрывистые горы с множеством трещин и пещер, лесные тропы и непролазные чащи, ручьи с болотистыми берегами… И твари, твари, твари. Всякие: прыгучие, ползучие, ядовитые, клыкастые, когтистые, пушистые и лысые, с панцирем и с шипами. Если бы к тому времени на одного хускарла не приходилось по два-три хельта, кто-то бы наверняка погиб. И так Живодеру пришлось немало потрудиться, залечивая раны, многие ульверы обзавелись новыми шрамами, и их было бы еще больше, если бы благодать не исцеляла.

Под конец мне обрыдло всё: и твари, и охота, и вспышки благодати в стае, и особенно то варево, которым нас потчевал Вепрь. Припасов мы взяли на две седмицы, а прошло почти четыре. Дичи в лесах мало, и та, что осталась, пугалась каждого шороху, так что мы жрали рыбу, вяленое мясо и те крохи урожаев, что недособрали здешние жители перед тем, как удрать с острова. Херлиф не раз предлагал вернуться в Хандельсби, передохнуть, взять припасов, узнать у Магнуса, где лучше поохотиться, и выйти снова. Но я же сказал, что после этого похода в моем хирде хускарлов не будет! А раз сказал — надо выполнять.

Но теперь всё! Трудюр получил долгожданную десятую руну.

Я знал, что это лишь начало. Знал, что тот же Птичий остров недолго останется свободным от тварей и те скоро появятся вновь. Да, конунг пришлет людей, чтоб сторожить, но надолго ли этого хватит?

Скоро зима. Закончилось лето, да и месяц Хунора(1) тоже. Близилось Мамирово(2) время. Скоро выпадет первый снег, ударят морозы, пролягут ледяные мосты меж всеми островами Северного моря. И твари с Гейровых земель вновь хлынут на наши…

Трудюр проснулся ближе к утру, недоуменно посмотрел на свои голые ноги, скривился от боли, когда попытался встать. Я вытащил из мешка портки и кинул ему, знал, что лучше взять запасную одежу, потому как бывало уже всякое.

— Только гляди, чтоб больше твой уд вперед твоей головы не шёл. Иначе я доделаю то, что ты этой ночью хотел сотворить. И вообще жениться тебе надо!

Шурин криво усмехнулся, кое-как оделся и чуток враскоряку пошел к двери.

Ульверы встретили нас радостными криками и шутками. Каждый хоть что-то да сказал о том, каков нынче у Трудюра дар и что он теперь может делать своим торчалом. Сам шурин не огрызался, привык за эти зимы к насмешкам хирдманов.

Фродр подошел ко мне и сказал:

— Опробуй теперь свой дар.

— К чему? Я же ни одной руны не получил.

— Хельты. Теперь под твоей рукой почти одни хельты. Ты не поменялся, зато поменялась стая.

Я одной мыслью слил всех хирдманов воедино. Те даже не вздрогнули, привыкли уже к такому, но их движения стали немного иными. Как огромные косяки селедки, где все рыбы знали свое место и хоть не умели говорить, вместе поворачивались, разлетались в стороны, пропуская пловца, и сливались вновь. Вот и хирдманы также скользили друг меж друга, слыша соседа не ухом, а через стаю. Только я разницы никакой не заметил. Стая — она и есть стая.

Так что я покачал головой и сказал ульверам, чтоб готовились к отбытию. Пора возвращаться в Хандельсби!

Вскоре драккары взмахнули десятками лап-вёсел и отошли от берега. Я, как всегда, сидел у кормила и разглядывал свой хирд. Этот месяц изрядно сплотил нас. Если прежде хирдманы держались порознь: псы с псами, живичи с живичами, львята со львятами, то нынче уже нельзя было различить, кто откуда. Не зря Дометий настаивал, чтоб к хускарлам приставляли всякий раз разных хельтов.

Лишь Фродр да Живодер держались наособь. С Мамировым жрецом и так было понятно, а вот с бриттом всё пошло наперекосяк, как только зажили последние шрамы на его лице. Не, Живодера в хирде уважали за его лекарские умения: ни одна рана под его рукой не пошла гнилью. Но эти узоры… Если взглянуть на Живодера мельком, то вроде ничего такого, обычное лицо: два глаза, нос, рот. Ну ожоги, ну шрамы, видали и похуже. Если же вглядываться подольше, то понемногу лицо менялось. Откуда-то появлялось третье око, жуткое, нечеловечье, на щеке прорезался еще один рот, искривленный в усмешке… И вот ты уже смотришь на чудовищную морду измененного, в которой сложно угадать, кем был человек до этого. Я всегда отводил взгляд при появлении третьего глаза. Отчаянный на днях поспорил с кем-то, сказал, что будет смотреть на Живодера, пока не закипит вода в котле. Поначалу еще хорохорился, улыбался, насмешничал, потом побледнел, сцепил пальцы, чтоб не было видно, как трясутся руки, а под конец его вырвало. Спрашивать, что он там увидел в конце, никто не стал.

Когда «Сокол» и «Жеребец» подошли к пристани и закрепились, ярл Гейр перескочил на причал одним из первых и громко, чтоб слышали все ульверы, сказал:

— Хочу войти в хирд снежных волков. Есть ли тот, кто не желает этого?

Разговоры враз стихли. И почти все хирдманы невольно посмотрели на меня.

— К чему? — спросил я. — Ты ведь ярл и сам хёвдинг. Зачем тебе идти под мою руку?

— Ярл без земель. Хёвдинг без хирда и кораблей, — усмехнулся Гейр.

— Конунг даст тебе и людей, и корабль.

— И я снова их потеряю. Моя удача плоха. Твоя гораздо лучше: ты дважды помог мне.

Я глянул на ульверов:

— Есть кто против?

Мой взгляд зацепился за Фродра. Он единственный, кто не выглядел удивленным. Нет, даже не так. Жрец перебирал пальцами костяные бусины на своей шее и смотрел на Гейра так, словно сам всё это и придумал.

Прежде бы я загордился. Как же, сам ярл Гейр рвется под мою руку! Тот самый Гейр, который когда-то хотел закопать меня живьем! Тот самый Гейр, чьи руны выше всех на Северных островах! Самый суровый и самый сильный ярл просится в хирд мальчишки. Только вот не из-за меня он того хочет, а из-за Скирирова дара.

Не услыхав возражений, я не стал тянуть, схватил огонек Гейра и взял его в стаю. Вот теперь ульверы вздрогнули, почуяв огромную чужую силу, что ворвалась в их тела. Вздрогнул и Гейр. Не сводя с меня глаз, он чуть склонил голову, показывая, что признает мое первенство.

Я махнул рукой, чтоб Херлиф занялся делами хирда, а сам подошел к Гейру и негромко сказал:

— Пойдем поговорим.

Он отвел меня к дому, где поселили его людей. Внутри дрых один лишь хельт, да и тот вскочил, едва мы вошли, выслушал повеление Гейра насчет еды и пива и тут же исчез. Я успел лишь заметить, что нынче дружинник Лопаты выглядел лучше, чем на острове: отъелся, отоспался, и пропало затравленное выражение с лица. Может, потому Гейр и не позвал своих в поход? Может, и у Лопаты есть сердце?

— А теперь начистоту, — сказал я, усевшись за чисто выскобленный стол. — Прежде, при Магнусе, ты хотел, чтоб тебе дали людей и корабль, даже на мой хирд нацелился. А нынче сам готов под мою руку идти. Ты сторхельт, восемнадцать рун…

— Девятнадцать, — поправил ярл.

Я аж задохнулся, услыхав это, но сглотнул слюну и продолжил:

— Любой воин пойдет за тобой. На всех Северных островах нет никого сильнее тебя. Да и в других землях вряд ли отыщется хотя бы десяток воинов, равных тебе.

Гейр слушал меня с безразличным видом, будто я хвалил не его, а кого-то другого.

— А еще не хочу, чтоб кто-то оспаривал мои слова, — добавил я. — Ульверы уже сталкивались с предательством. Я убивал тех, кто прекословил, и рубил пальцы тем, кто их не остановил. С тобой так не выйдет.