Ворвался Гейров хельт, поставил на стол бочонок с пивом, затем рабыни быстро расставили блюда с мясом, рыбой и хлебом. Не сказав ни слова, они тут же ушли.

— Пальцы, — коротко усмехнулся Гейр. — Я за такое живьем закапывал. Поверь, малец, я знаю, что такое верность и как надо повиноваться, причем получше тебя. Не о том думаешь… Я прожил больше четырех десятков зим. У меня была семья, дети, земли, корабли, дружина. Сейчас нет ничего. Только месть.

Он говорил так холодно, будто и не о себе вел речь.

— Честь, слава, богатство… К чему это, если после меня не останется ничего? Потому единственное, чего я хочу, — это вырезать всех тварей, выжечь свой остров дотла. Пусть лучше он провалится на дно моря, чем там будут жить эти Бездновы отродья! — его глаза полыхнули огнем и тут же погасли. — Но для мести одного меня мало. Нужен крепкий хирд. Собирать его заново, притираться, приучать к повиновению нет времени. Твой хирд нынче сильнейший. Может, еще у Флиппи неплох, но я слыхал, что с ним стало, да и бултыхаться в воде не по мне.

Гейр наполнил кружки, единым махом выпил одну, забросил кусок тушеной козлятины в рот и начал медленно пережёвывать. Он будто бы подбирал нужные слова, чтоб убедить меня в чем-то.

— Да, ты прожил мало зим. Но конунг уже дважды полагался на тебя, дважды послал ко мне на подмогу. Рагнвальд не так хорош, как его отец, хотя и Зигвард особым умом не блистал, но в одном Беспечному не откажешь: он умеет подбирать нужных людей для всякого дела. Он и Кормунда отыскал, и Однорукого тоже, да и малец Стиг неплох. Я видел твой хирд в деле, видел, как вы сражаетесь, как говорите, как живете бок о бок. И видел Скириров дар — твой дар. Пока ты готов биться с тварями, я буду идти за тобой. Рядом, за плечом или впереди — как скажешь.

Я отхлебнул горького пива и задумчиво сказал:

— Когда-то Альрик сказал, что воин без дара вряд ли сможет стать сторхельтом. Чем боги одарили тебя?

— Твари… я знаю, как их бить. Не ведаю, дар это или опыт, на моем острове тварей всегда было много, и я убивал их со своей первой руны.

— Среди снежных волков был воин с таким даром. Меткий стрелок, он всегда видел, куда надо бить.

Гейр качнул головой:

— Не так. Я не знаю, куда бить, знаю лишь как. То твариное дерево… я не видел, где его сердца или головы, но догадался, что его нужно рубить раскаленным железом.

— А кабан?

— Его убить еще проще — надо лишь пробить шкуру. Это не самая сильная и не самая быстрая тварь, просто шкура уж больно крепка. Будет подходящее оружие, и я его убью.

— И еще одно. Твои люди…

— Их семьи погибли вместе с моей. У Хольми остался лишь второй сын, он его отправил к брату жены несколькими зимами ранее. Это хорошие воины. Если примешь их, не пожалеешь. Если нет, они всё равно будут сражаться с тварями.

Вот так мой хирд пополнился еще шестью воинами, из которых двое — сторхельты. Но я согласился взять Гейра не из-за его силы или разговоров о мести. Если бы Тул… Фродр не упомянул, что сторхельтова мощь не станет помехой для хирда, я всё же отказал бы Лопате. Мы еле-еле избавились от хускарловой хвори после боев, и проходить то же самое с хельтами не хотелось. Но Фродр сказал, что это пойдет нам на пользу. Осталось убедиться, что жрец не ошибся.

Я расспросил о дарах Гейровых людей и остался доволен. У троих ничего особенного: сила да вёрткость, самые частые у нордов. У четвертого была стойкость к ядам, он получил ее схожим с Дударем образом: будучи на пятой руне, столкнулся с ядовитой тварью, убил ее, но яд уже проник в его кровь. Он уже почти помер, когда ярл Гейр отыскал его и помог заколоть еще одну тварь. Полученная благодать исцелила его, а заодно подарила такую вот способность. Его и хмель нынче не брал, и жрать он мог что угодно, вплоть до тухлятины. Да, невкусно и тошно, зато животом потом не страдает. Ему и змей подсовывали ядовитых, и грибами-поганками кормили, и хоть бы что!

А последний, как раз сторхельт, обладал таким даром, который мне давно хотелось добавить в стаю: крепкая кожа. Правда, Гейр сказал, что у Кеттила и Арнодда он получше будет, недаром же у них прозвища Кольчуга и Железный. У гейровца кожа именно что крепкая, а не железная, больше как мозоли на ладонях: обжечься сложнее, и скользящий удар не оцарапает, но копье, топор и клыки пробьют легко.

Мы просидели с Гейром до самой ночи. Когда его дружинники вернулись, он не стал ничего им объяснять, коротко бросил:

— Отныне Кай — наш хёвдинг.

Второй сторхельт спросил лишь, когда перебираться под крышу ульверов: сейчас или на утро. И больше никаких расспросов. Я даже задумался, а не стоит ли тоже прикопать кого-нибудь?

Гейр предложил остаться на ночь у них, но я отказался: и так не зашел к Болли, к раненым, не спросил про отца, не показался конунгу, не узнал новых слухов.

На улице темень стояла непроглядная, так что я прихватил с собой масляную лампу. Толку от нее было мало, из-за ветра крошечный огонек метался и прыгал. Я шел больше наощупь, чувствуя через дар ульверов и слыша невеликие руны горожан, спрятавшихся в своих домах. Хотя не все руны тут были столь малы. К примеру, я слышал и нескольких хельтов. И то вовсе неудивительно, раз уж в Хандельсби собрались лучшие воины со всех Северных островов.

Кажись, тем хельтам тоже не спалось, раз они решили прогуляться по спящим улочкам. Впереди мигнул огонек, и вскоре я увидел троих мужей. Один поднес к моему лицу свет и воскликнул:

— Да это же сам Кай Эрлингссон!

Я хмыкнул. Нынче меня и впрямь знал весь город.

И тут на меня обрушилась гора!

Очнулся я от резкой боли в челюсти. Едва открыл глаза, как еще один удар прилетел мне в нос. Хрустнула кость, и я начал судорожно сглатывать кровь, стекающую внутрь глотки, чтоб не захлебнуться.

— Охотились на мышь, а поймали лису, — прозвучал чей-то голос.

Крепкий пинок под ребра заставил меня закашляться. Я дернул плечами и понял, что сижу со скованными позади столба руками, ноги… Сукины ублюдки! Они сломали мне ноги! В тусклом свете я видел торчащие кости. Неужто не отыскали железа для ножных оков? Боль накатывала постепенно и сразу отовсюду, слепнем вгрызалась в живот, резала ножом ноги, стучала в голове бодраном. Мысли ползли медленно, тяжко, и я не понимал, ни где я, ни что со мной.

— Редкая удача — застать самого Эрлингссона одного! Ну что, отрыжка червя? Без хирда ты лишь вошь под Мамировым ногтем.

Еще один пинок откинул меня вбок, и мерзко заныла кость в руке, куда пришелся удар. Но я не упал. Столб удержал.

— Так еще лучше, — сказал второй голос. — И за отца, и за мать, и за Роальда отомстим. Харальд всё равно никуда не денется.

— Никак Скиррессоны? — прохрипел я и сплюнул кровавой слюной.

— Смотри, сразу смекнул, в чьи руки попал.

Следующий удар пришелся прямо по сломанной ноге. Вспышка боли ослепила меня, и я с силой ударился затылком об столб, прокусив губу, чтоб не взвыть.

— Погодь. Еще помрет раньше времени.

— Сразу не сдохнет. Двенадцать рун! Скорее замаюсь бить.

Чуть отдышавшись, я разлепил глаза и увидел тех, кто меня поймал. Их рожи были мне незнакомы. Да и откуда? Я никогда прежде не видел старших сыновей Скирре.

Один хельт на десятой руне, второй — хускарл на восьмой. Ни в жизни не поверю, что эти два ублюдка сами сумели меня поймать. Перед тем, как меня вырубили, я чуял хельтов, и те были посильнее.

— Глянь, как зырит. Трэлево дерьмо!

Я едва успел отвернуться, чтоб кулак пришелся на скулу, а не в глаз.

— Мать хотела содрать с него шкуру… — злобно прошипел хускарл.

Он-то и бил меня всё время.

Хельт сидел в сторонке и задумчиво точил какую-то железку. Я прищурился: кажись, это был свинокол.

— Или сделать из него хеймнар и подкинуть под дверь Эрлингу? Освежеванный хеймнар! Логмар, как тебе?

— Успеется, — сказал хельт. — Для начала пусть расскажет, кто из его хирда убивал отца. Имена, прозвания, руны, дары. Всё!