Следом вышел Видарссон, тяжелый и косматый. Как всегда, казалось, будто он прожил зим тридцать.

— Этот закинет на полсотню! — услышал я от соседа.

— Не, смотри, он хельт, а дар, видать, не в силу.

— В бороду ушел, — рассмеялся незнакомый воин.

Мне и самому стало любопытно. Стаю-то я не убирал, так что у моих ульверов все дары двух хирдов и немножко сторхельтовой мощи.

Видарссон легко вскинул бревно наверх, крякнул и как зашвырнет его…

— Шестьдесят три шага! — воскликнул конунгов дружинник. — Пока лучший бросок!

Всего на двадцать шагов больше. Как по мне, маловато. Простодушный, что пошел вместе со мной, увидел мою кислую морду, рассмеялся и сказал:

— Мы сказали, чтоб хирдманы особо не выпячивали силу. Сначала пусть глянут, как другие делают, а потом сделают чуть лучше. И у нас уже семь наград!

На суше шли состязания, а фьорд медленно обрастал ледяной коркой, пока не затянулся полностью. И каждое утро конунгов дружинник выходил проверять его крепость. Не для похода на тварей, ведь открытое море замерзает медленнее, чем вода во фьорде, а для проведения турнира по кнаттлейку.

Уже пять зим я проходил с хирдом, но видел подобный турнир лишь единожды. На вторую зиму с ульверами мы с Тулле играли здесь в кнаттлейк, еще будучи карлами. Правда, Тулле быстро выбыл, поэтому дальше я продолжил играть с Магнусом, и мы победили.

Я участвовать не буду, зато выступят мои ульверы. Конунг заранее предупредил, что нынче будем играть иначе. Каждый хирд выставит всего две команды: из хускарлов и из хельтов. Заменять людей в команде нельзя. В команде будет не два, а три человека, и игра будет проходить меж тремя командами, а не четырьмя, как в тот раз. Проигравшие выбывают, победители потом сражаются меж собой, пока не останется лишь один.

Раз уж снежные волки могут выставить лишь одну команду, то в нее должны войти самые лучшие воины, чтоб разгромили всех хельтов Северных островов в пух и прах! Я поручил Дометию подобрать людей для кнаттлейка, ведь этот фагр знал о дарах и способностях ульверов больше всех. Беда лишь в том, что Дометий ничего не знал не только о кнаттлейке, но и о зиме, о снеге и о том, как нужно бегать по льду.

Едва пришли первые морозы и высыпал снег, наши фагры попросту обомлели. Оказывается, они думали, что зима уже давно наступила. Мол, небо хмурое, вода холодная, ветер ледяной. Куда уж дальше-то? А то была всего лишь нордская осень.

Да, их руны защищали от холода, да и дар Флиппова хирдмана помогал, но фагры всё равно мёрзли и не верили, что белый пух, падающий с неба, — это та же вода, ведь снег так легко можно растопить. Море, покрытое льдом, им тоже было непонятно. Клянусь Скириром, если б фагры заранее знали, какова зима на Северных островах, они бы не пошли за мной! Им пришлось привыкать и к тяжелым меховым накидкам, и к вязаным шапкам, и к толстой обувке, в которой уже не так просто бегать, и к рукавицам.

Впрочем, Дометий не унывал. Теперь он гонял своих клетусовцев в два раза больше, чтоб те привыкли к новой одеже, Хундр же поглядел на него и заставил псов делать то же самое.

В очередное холодное утро, когда я еще кутался в одеяло, с улицы донесся какой-то шум. Стоило Вепрю открыть дверь, как вместе со снежной порошей в дом ворвались детские крики:

— Лед окреп! Сегодня будет кнаттлейк! Лед окреп!

Сперва решили провести турнир меж хускарлов, что было весьма удачно для Дометия. Он сможет увидеть, как играют в кнаттлейк, каких воинов лучше брать, как их расставлять и чем побеждать. И с этого дня я видел Дометия лишь поздно вечером, когда он возвращался с игр, задумчивый, но воодушевленный.

Я тоже приходил время от времени и удивлялся, сколько же нынче на Северных островах высокорунных воинов! Помнится, на том турнире, что я видел, с трудом наскребли три команды хельтов по два человека. Там я впервые увидел Болли Толстяка и Трёхрукого Стейна. Конечно, тогда конунг не созывал в Хандельсби всех ярлов и всех вольных хёвдингов, потому народу было меньше. Да и руны нордов были гораздо ниже. Как быстро всё поменялось из-за появления Бездны на Гейровом острове!

Если сарапы вздумают прийти к нам следующим летом, они удивятся нашей силе! С того дня, как конунг поубивал всех их жрецов, воины Северных островов изрядно подняли свои руны. Правда, какой ценой! Потерянные острова, разоренные деревни, погибшие в сражениях хирдманы…

После долгих размышлений Дометий сказал, что на турнир пойдет он сам, гейровец с даром в вёрткость и пёс с даром в силу, а после этого начал их гонять, чтоб те поняли, как надо играть, хотя это больше нужно было самому фагру. Гейровец, как и всякий норд, играл в кнаттлейк с детства.

Когда начался турнир хельтов, ульверы впервые заявились всем хирдом разом. Нас много и голоса у нас громкие, потому, как только наши парни вышли на лед, никто не сумел нас перекричать.

То ли благодаря всем дарам, то ли благодаря учению Дометия, но наша команда легко одолела своих соперников в первом бою. Да и как могло бы быть иначе? Им даже смотреть друг на друга не нужно было, они и так чувствовали, куда бить и кто перехватит плашку. Дометий перекрывал собой шатер намертво, силач расталкивал противников, а вертлявый гейровец ухитрялся вывернуться, даже когда его зажимали трое хельтов.

Второй не менее сильной командой оказались хирдманы Флиппи. Их хускарлы быстро вылетели из турнира, и тому никто особо не удивился, всё же Дельфин подбирал себе людей под морских тварей, и дары у них были своеобразные, не подходящие под игру.

Несколько дней мы ходили к фьорду и смотрели на сражения игроков. Как только завершится турнир, мы, как и все воины вокруг, отправимся сражаться с зимними тварями. Гейр немало понарассказывал о них и о прошлой зиме, и я понимал, что даже ульверам придется нелегко. Но сейчас все веселились, переживали за своих собратьев, заливали глотки крепким хмельным питьем, радуясь победе или огорчаясь от поражения.

Когда осталось всего три команды, началась последняя игра. Я, как обычно, сел со своими хирдманами, но еще до первого удара ко мне подошел конунгов человек и сказал, что Рагнвальд зовет к себе.

Конунг сидел отдельно от всех на широкой скамье, устеленной шкурами. Я видел, как он то и дело приглашал к себе то хёвдинга какого, то ярла, а то и просто выделившегося чем-то воина. Знать, пришел и мой черёд.

Я сел возле Рагнвальда, взял поднесенный рабыней кубок с горячим пряным вином и уставился на ледяное поле внизу.

— Как твои ноги? — спросил конунг.

— Зажили. Благодарю за лекарку, она крепко знает свое дело.

— Не ожидал, что ты выставишь на поле иноземцев. Чудно видеть, как фагры играют в кнаттлейк.

Я промолчал. Ну а что тут скажешь?

— А еще чудно, что дельфины вдруг дошли до последней игры. Никогда прежде они не были так сильны что в кнаттлейке, что в сражениях. Прошлой зимой Флиппи потерял около десятка хирдманов.

— М-м, — промычал я.

— Слыхал, ты ходил с ним на морскую охоту, а потом зачем-то позвал его хирд к себе… Да и твой Простодушный нынче частый гость у Флиппи.

Что-то и вино показалось кислым, и скамья — жесткой, и оказанная честь — тяжеловатой. Я поерзал на шкуре, но Рагнвальд всё не унимался:

— Верно же? Пять кораблей, более сотни хирдманов! Еще немного, и ты сравняешься силой с Черноголовым Карлом!

Я невольно сглотнул слюну. Когда-то Рагнвальд сражался с тем Карлом за власть над Северными островами и победил его, хоть и немалыми усилиями. Неужто конунг намекает, что и я возжелаю встать на его место?

— У меня жена — не конунгова дочь. И мне по душе быть хирдманом.

— Всякий вольный хёвдинг рано или поздно задумывается о том, чтоб обменять море на землю, а корабли — на деревни.

— Для того нужно, чтоб эти земли и деревни вообще были. И чтоб не твари там жили, а люди.

— Смотри, Кай! Я простил тебе ярла Скирре и приглядываю за твоим отцом и его землями. Не ошибись в выборе пути! — Рагнвальд откинулся на спинку скамьи и заговорил уже повеселее: — Помнишь, я обещал награду? Завтра жди, привезут прямо к порогу.