Мы пристаем к берегу у Речных ворот города. К тому времени на небе появляется молодая луна. Кстати, своего покровителя бога Нанна жители Ура изображают в виде полумесяца. Не знаю, у них ли переймут этот символ мусульмане или нет, но не удивлюсь, если это так. Нас уже ждут. Ворота, громко скрипя, открываются, на берег выбегает десятка три солдат. Они вместе с экипажем дружно хватают лодку и быстро затягивают ее внутрь.

Нас с Мескиагнунной встречают Месаннепадда и несколько старших командиров. Младший сын энси несет щит с трофеями перед собой, чтоб все видели. Умеет он пиариться. Моя добыча сложена в корзину. Впочем, мне нет нужды в хвастовстве. За меня это делают горящие вражеские суда.

18

Утром враги сняли осаду и, не солоно хлебавши, отравились восвояси. Само собой, не потому, что испугались защитников Ура, поверили в безрезультатность попыток захватить город. Они поняли и исполнили волю богов. Точнее, своего верховного бога Энлиля (буквально: Владыка-Ветер), к которому обратился за помощью Нанна, покровителя Ура. Ночью бог луны остался в подземном царстве, чтобы его свет не помешал исполнению замысла, и Энлиль послал на берег свою дочь Нанше — богиню рек, рыбной ловли, гадания и, не понятно мне, почему, справедливости. Не могу найти связь между рекой или рыбалкой и справедливостью. Слишком часто видел, как плохие люди и рыбаки, а таковыми, как нетрудно догадаться, являются все, кроме меня, ловили более крупную рыбу, чем я. Разве что гадание каким-то боком можно пристегнуть. Нанше, исполняя волю отца, сожгла суда и припасы, убила много воинов и вернулась в реку. Только после этого бог Нанна вышел на небо и осветил ее деяния. К тому же, как мне рассказали, под утро луна покраснела, словно напившись кровью.

Жители Ура тоже поняли намек бога Нанна. Они сделали вывод, что моей покровительницей является богиня Нанше, а некоторые даже высказывают крамольную мысль, что я — ее сухопутное воплощение. Недаром же я появился в этих краях из воды. Правда, из морской, но ведь рядом впадала река, а что стоит богине немного проплыть по морю?! К тому же, я слишком высок и белокож, впервые такого видят, и оружие, одежда и обувь у меня неземные, такое обычные люди изготовить не могут. То, что у меня не такой пол, как у богини — и вовсе ерунда! Боги принимают образ, какой им заблагорассудится. Исходя из этого, имя, которым я представился и которое непривычно для шумеров, забыли. Поскольку у них имена не делятся жестко на мужские и женские, меня теперь называют Нанше или Ур-Нанше, что можно перевести и как Нанше из Ура, и как почитатель богини Нашне.

Я ознакомился с их мифологией и сделал интересное открытие. И раньше подозревал, что Библия — это антология писателей-фантастов, но думал, что только иудейских. Оказывается, немалый вклад внесли шумерские писатели и/или, может быть, халафские. В том числе они сочинили сказку о Всемирном потопе. Шумерским Ноем являлся Зиусудра, царь и верховный жрец города-государства Шуруппака, расположенного выше по течению Евфрата. Кстати, шумерская версия, как по мне, более правдоподобна. Во-первых, откуда мог взять простой человек Ной столько денег на закупку материалов для ковчега? Во-вторых, где взял деньги на наем рабочих? В одиночку построить такую посудину невозможно. Шумерскому царю было легче решить оба этих вопроса. В третьих, Ной приступил к строительству в возрасте пятисот лет и закончил через сто двадцать. Правда, в этом случае у меня есть подозрение, что переводчики перепутали годы с лунными месяцами, и тогда сказка звучит малость правдоподобнее.

Вторым следствием вражеского отступления было назначение меня лугалем Ура и Урима. Я теперь второй человек в царстве в военное время и третий, после верховного жреца, в мирное. Это был жестокий удар по самолюбия Ааннепадды, старшего сына энси, но таково было решение совета старейшин, большую часть которого составляют командиры и старые опытные воины городской дружины. Наверное, парню посоветовали не спорить с богами. Что в ответ посоветовал им Ааннепадда — никто не признался.

Третьим, а может, это вытекало из второго, из нежелания упускать из семьи важный государственный пост, была моя женитьба на Иннашагге, дочери царя Месаннепадды. У шумеров вторую половину детям подбирают родители, относясь к браку, как к статусно-экономической сделке. При этом и у жениха, и у невесты есть право отказаться, что, как меня заверили, случается очень редко. Зная об этом, я отказался от старшей дочери царя, выбрал вторую, двенадцатилетнюю Иннашаггу, которая была моей дуальной парой.

Отца девочки мой выбор удивил:

— Она еще не созрела для брака. Бери старшую.

— Боги мне сказали, что старшая предназначена для другого мужчины, — объяснил я на понятном ему языке. — Я подожду, когда Иннашагга повзрослеет, а пока ее подменит Итхи. Ты ведь подаришь мне эту рабыню?

— И не только ее! — заверил Месаннепадда, которому, в принципе, было плевать, какую из его дочерей я выберу, лишь бы стал родственником.

Девушка тоже была не против. Да и кто бы на ее месте отказался стать женой прославленного воина, воплощения богини Нанше на земле?! Тем более, что женщины города Ура уверены на примере Итхи, что богиня рек, рыбной ловли, гадания и справедливости знает и то, как лучше ублажать партнерш в постели, и нашептывает мне.

Свадьба была скромной. Тут не принято как-то особо отмечать эту коммерческую сделку. Главным ее ритуалом было составление брачного контракта в двух экземплярах на глиняных табличках, в котором писец старательно перечислил, кто с кем вступает в брак и какое именно приданое у невесты, чтобы в случае развода могла это все забрать. Разводы здесь случаются редко, хотя сделать это не трудно. Основные причины — бездетность, воровство и неверность жены. Если жену ловили на воровстве, муж мог выгнать ее без возвращения приданого или сделать рабыней в своем доме. Мужской неверности не существует в принципе. Мужу разрешено иметь наложниц-рабынь и даже вторую жену, если от первой нет детей, но за связь с чужой женой может поплатиться большим отступным пострадавшей стороне и штрафом правителю, судье и писцу. Неверную жену, если муж не прощал ее, топили в реке или забивали камнями. Самое забавное, что оба эти наказания за такое преступление будут применяться здесь и в двадцать первом веке. Контракт заверяют своими печатями судья, писец, отец невесты и жених. Печати пока что цилиндрические, толщиной с палец или больше и длинной от двух до семи сантиметров, в зависимости от положения в обществе. Их «прокатывают» по табличке, выдавливая выпуклый рисунок. У царя печать длинная, толстая и красивая, из ляпис-лазури, с вырезанными, разделенными прямыми линиями четырьмя стадиями боя, в которых он скачет на колеснице и колет врагов направо и налево, а потом казнит попавших в плен. При этом враги ниже его вдвое. У судьи — меньше и из красного дерева, с атрибутами бога Иштарана, отвечающего за правосудие. У писца и вовсе из обожженной глины и маленькая, с какими-то черточками и атрибутами богини Гиштинаны, покровительницы писцов и толкователей снов. Видимо, истолковать каракули писца так же сложно, как и сон. Мне тоже предлагали сделать печать, но я объяснил, что у меня для этой цели есть перстень с «розой ветров». Её я и оттиснул на табличке, подтвердив, что получил в приданое за Иннашаггой двухэтажный дом в центре города, пять рабов, включая Итхи, ткани, ковры, самую разную посуду и участок земли, на котором до осады была финиковая роща, а теперь остались только молодые деревья и пеньки. Царю принадлежат еще семь финиковых рощ (поля под зерновые он не жалует потому, наверное, что приносят меньше дохода с единицы площади), и все постигла такая же участь. Если учесть, что плодоносить пальма начинает лет в десять, эту часть приданого можно назвать символической. Впрочем, я за невесту-принцессу тоже дал, если не считать ратные подвиги, чисто символический калым — трофейные бусы из сердолика, по цене равные дому, которые тут же были подарены моей жене, и пять кинжалов, а мог бы отделаться и вовсе одним кинжалом — цена рабыни, минимальная ставка за невесту.