От игры нас оторвал Месаннепадда. Он был чем-то смущен, поэтому первым делом потребовал виноградного вина, которого в Ниппуре делали больше и лучшего качества, чем в любом другом городе Шумера. Слуга подал ему вино в серебряном кубке с барельефами птицечеловеков на боках — богов низшего уровня. Выдув залпом кубок, энси Ура и со вчерашнего дня правитель Ки-Ури и Ки-Энги потребовал еще один, но сразу пить его не стал.

Поставив кубок на каменную скамью рядом с собой, Месаннепадда прокашлялся и сообщил виновато:

— Ур-Нанше, боги потребовали, чтобы я назначил тебя энси Лагаша, которому покровительствует твоя богиня.

Я сделал вид, что меня удивило это предложение:

— Зачем я тебе там нужен?!

— Я не хотел этого, ты мне нужен в Уре! — торопливо, словно боясь, что заподозрят во лжи и предательстве, выпалил он. — Я сказал жрецам, пусть еще поспрашивают богов, может, не так поняли.

— С богами спорить бесполезно, — смирено произнес я.

— Вот и я не хочу злить богов, — признался Месаннепадда, — поэтому сказал, что если ты согласишься, я возражать не буду.

— Если нужен в Лагаше, поеду туда, — согласился я, кинул кости и снес две фишки Мескиагнунна с выходной клетки, спас практически проигранную партию, после чего у меня было несколько ходов, чтобы выкинуть три непомеченных угла и выиграть, пока его фишки будут добираться до моей.

— Ты колдуешь, чтобы кости выпадали так, как надо! — в очередной раз обиженно воскликнул Мескиагнунна.

Это его типичное оправдание каждого проигрыша, которые случаются не так уж и часто, потому что играет он пока что лучше меня.

— Плохому игроку доска кривая! — насмешливо произнес я.

Доска, на которой мы играем, с золотой основой, перламутровыми, коралловыми, нефритовыми клетками и выдвижным, золотым ящичком для фишек, изготовленных из ляпис-лазури и желто-красного сердолика. Захватили ее в Кише. Раньше принадлежала энси Агге (царство ему подземное!), а теперь — мне.

— В Лагаше тебе будет скучно, — предполагает юноша, которому, видимо, не хочется расставаться со мной.

— Правителю скучно не бывает, — делюсь я жизненным опытом, потом вспоминаю, сколько мне сейчас лет по легенде, и добавляю: — Как любит повторять мой отец, подданные всегда найдут, как тебя развлечь, и чаще плохим, чем хорошим.

Месаннепадда тяжело вздыхает и говорит:

— Прав твой отец!

Видимо, шапка царя всего Шумера оказалась тяжелее, чем он предполагал.

— Значит, передать жрецам, что ты согласен? — спрашивает Месаннепадда.

— Думаю, они и без тебя знают, какое решение приму, — уверенно произношу я. — Посиди с нами, попей вина, а потом пообедаем вместе.

— Не могу, — отмахивается он, вставая. — Сейчас пойду с верховными жрецами в храм бога Ана приносить жертвоприношения по случаю закладки мной нового здания в его комплексе.

Бог неба Ан и его жена Ки (Мать-Земля) — родители всех богов высшего уровня и части среднего. Бог воздуха Энлиль — их старший сын. Почему бессмертный и не подверженный болезням и старости папаша вдруг ушел на пенсию и передал верховную власть сыну — вопрос на засыпку. Жрецы объяснить мне не смогли, сослались на непредсказуемое поведение богов. Подозреваю, что Ан и раньше был на вторых ролях, всего лишь мужем своей жены Ки, потому что тогда у шумеров был матриархат. Подкаблучник на роль верховного бога не тянул, поэтому мудрые слуги божьи после наступления патриархата отдали это место его старшему сыну Энлилю.

Лагаш переводится с шумерского языка, как «место, где ночуют вороны». Ворон — птица мудрая, где попало ночевать не будет. Основной покровитель города — богиня Нанше. Ей помогают брат Нинурта — бог южного ветра, счастливой войны, покровитель земледелия и скотоводства, символом которого являлась булава с двумя львиными головами, смотрящими в противоположные стороны, и его жена Гула — богиня врачевания, которую всегда сопровождала собака, считавшаяся здесь почти священным животным, что меня порадовало. По площади этот город-государство был самым большим в Шумере. Если граница других проходила в полутора-двух даннах (данна — около одиннадцати километров) от столицы, то здесь кое-где — в четырех. В подчинении Лагаша находились защищенные крепостными стенами города Гирсу, Нина, Уруа, Гуаба, Кинунир, Киэш и Энинмар и десятка три деревень разного размера. Значительную часть территории занимала заболоченная дельта Тигра, в которой проживали лишь «речные люди» на плавучих островах, слепленных из тростника и глины. Обитатели дельты были не воинственны, жили наособицу, платили небольшой налог шкурами крокодилов и снабжали лагашцев поваренной солью, вялеными и солеными рыбой и мясом, тростником в обмен на зерно, пиво, финики и вино из них, ткани, посуду, ножи и гарпуны. Когда-то Лагаш стоял на правом берегу Тигра, но постепенно, вопреки другим рекам, которые подчинялись вращению земли и сдвигались на запад, русло начало смещаться на восток. Сейчас Лагаш соединял с Тигром канал длиной полданна и шириной метров двадцать пять, который под названием Ининагена шел, подворачивая все больше на юг, к Шуруппаку, Уруку и реке Евфрат. Город был окружен пятиметровыми стенами с прямоугольными башнями такой же высоты и всего на пару метров выступающими вперед. Снаружи стены были облицованы обожженным кирпичом на битумном растворе. Главные ворота вели на юг к берегу канала Ининагена и назывались Канальными, вторые — на север к городу Гирсу вдоль канала, ведущего туда же, и носили, как и канал, его имя и последние — на северо-запад к Ниппуру и гордо именовались Священными. Улицы и дома не отличались от урских, разве что всё скромнее. И зиккурат был ниже, и дом энси меньше и не так щедро украшен росписью и мозаикой. Семья предыдущего правителя пропала бесследно. Я так и не смог допытаться, куда они делись. То ли мне не говорили, боясь, что буду преследовать жену и детей Шагэнгура, то ли не хотят сознаваться, что сами грохнули и ограбили. Скорее, второй вариант, потому что исчезло все имущество, включая слуг и рабов.

Я прибыл в город со своим имуществом, которое с трудом поместилось в пять речных барж. Рабов, которых после захвата Киша у меня стало три десятка, диких лошадей и ослов перегнали по суше. Дом и финиковый сад в Уре я сдал в аренду. Это была собственность жены Иннашагги, распоряжаться которой при жизни ее отца не имел права. Мало ли, вдруг она захочет развестись?! Пока что девочке такая мысль в маленькую симпатичную головку не приходила. Инна радовалась всему. Особенно ей понравилось путешествие по Евфрату и каналу Ининагена и прием, устроенный в нашу честь жителями Лагаша. Ее прямо распирало от счастья и самодовольства. Закроет глаза — дура дурой, откроет — жена энси и лугаля Лагаша.

Впрочем, лугалем я стал только на следующий день, когда делегация старейшин города во главе с Гунгунумом, верховным жрецом храма Нанше, предложила мне этот пост. Видимо, им передали из Ниппура волю богов, то есть, мое пожелание. Гунгунум имел длинную голову на толстой короткой шее, словно бы просевшей под тяжестью того, что поддерживала. На лице два старых, расползшихся шрама, наверное, приобретенных еще в детстве, пересекающих наискось правую щеку. Выражение лица смирённое, взгляд мягко обволакивающий. Всегда опасался таких людей, потому что они бьют только в спину и только тогда, когда уверены, что в ответ ничего не прилетит. Верховный жрец вручил мне символ лугаля — булаву с рукоятью из черного дерева и ударной частью в виде смотрящих в противоположные стороны двух львиных голов из электрума — сплава золота и серебра.

— Пусть под твоей защитой ни один враг не нападет на наш город! — высказал пожелание Гунгунум.

— Боги лучше меня защитят город, а от вас зависит их благосклонность, — напомнил я в ответ.

— Мы объединим наши усилия! — нашелся он и расплылся в англосаксонской улыбке — эталоне фальшивости.

— Нам придется сделать это в ближайшее время, чтобы решить спор с Уммой, — сказал я.