— Если бы ты честно сказал, что не понравились, я бы подумал, что ругать ругают, но не замышляют ничего опасного, — сказал я, улыбнувшись.

— Что опасное мы, поклявшиеся не брать в руки оружие, можем замышлять?! — почти с искренним удивлением воскликнул Эмеша.

— Умные люди никогда не делают грязную работу сами, для этого хватает дураков, — поделился я житейским опытом, после чего сменил тему разговора: — Почему такой умный человек до сих пор не верховный жрец?

За всю свою такую длиннющую жизнь не встречал человека, который бы не считал себя умным. Чем глупее человек, тем крепче уверен в обратном. Лишь изредка попадались те, кто считал, что есть еще один-два таких же умных, как он сам.

— Я слишком молод для такой должности, — ответил Эмеша.

— Встречал моложе и не из знатных семей, — возразил я.

На самом деле я таких не встречал, но и мой собеседник тоже не знает всех жрецов Шумера, поэтому не сможет опровергнуть.

— Такова воля богов, — привел он универсальный отмаз.

— На моей родине говорят: «На богов надейся, но и сам не плошай», — сказал я. — Если Гунгунум окажется втянутым в заговор против энси, его место станет свободным, и я буду решать, кто станет верховным жрецом храма Нанше.

— О каком заговоре ты говоришь?! — попробовал он изобразить удивление.

— Я думаю, заговорщики собираются в одном из помещений зиккурата на третьем уровне, куда мало кого пускают, втором или третьем от входа, чтобы даже случайно никто ничего не услышал, — предположил я.

— Гунгунуму тяжело подниматься по лестницам, он бывает на третьем уровне только во время главных праздников, — возразил Эмеша.

— Уровень не так уж и важен, но обязательно в дальнем внутреннем помещении, — произнес я.

Жрец промолчал, подтвердив тем самым мое предположение.

— Наверняка там стоят ритуальные сосуды, — продолжил я. — Если бы кто-нибудь отнес туда еще один небольшой сосуд и, когда там соберутся заговорщики, поджег фитиль в нем, я бы такого человека назначил верховным жрецом храма Нанше.

— А что будет в этом кувшине? — спросил Эмеша.

— Разные предметы с заклинаниями, которые призовут на эту встречу богов и попросят их изъявить свою волю, — ответил я. — Так что подумай и, если решишь, что достоин большего, чем прислуживать выжившему из ума старику, зайди во дворец и забери дар храму. Лучше это сделать перед самой их встречей, чтобы сосуд не привлек внимание.

Первый раз я увидел селитру в Уре в лавке, торгующей лекарствами. Это была калийная или, как ее назвали англичане, индийская, потому что возили ее из Индии для изготовления в Англии пороха. Как мне сказал продавец, к нему селитра тоже попала морем, иноземные купцы привезли. Я купил всю, что была в Уре и Лагаше, а в Кише и Умме просто забрал. Всего накопил килограмма полтора. Сера тоже входит во многие лечебные рецепты, а еще используется для окуривания храмов. Ее добывают из разных серосодержащих пород. Вкапывают в землю большой глиняный кувшин, на него ставят меньший с дыркой в днище, в который засыпают породу и нагревают. Сера легко плавится и стекает в нижний кувшин. С древесным углем, причем самым лучшим, ивовым, и вовсе не было проблем. Ива — самое распространенное и дешевое дерево в Шумере, растет по берегам рек и каналов. Ее перерабатывают в древесный уголь и используют для приготовления пищи — запекания мяса и рыбы. Беднякам уголь не по карману, готовят на тростнике. Опыт изготовления пороха у меня богатый. Сделал хорошего качества. Отливать достаточно длинные бронзовые стволы из твердой оловянной бронзы пока не умели, поэтому собирался использовать порох для гранат, наполняя им рифленые цилиндры из обожженной глины с узким входным отверстием, какие были в ходу, начиная с позднего Средневековья. Заговор жрецов подкинул мне другую идею использования пороха.

Кувшин был со стенками раза в два толще обычных. Перед обжигом стенки снаружи изрезали бороздами так, чтобы получились маленькие ромбы, а потом покрыли глазурью, сделав поверхность гладкой. Горлышко было широким, но таким толстостенным, что внутрь вело лишь узкое отверстие для фитиля. Я даже подумал, что перемудрил, потому что порох пришлось заталкивать маленькими порциями и очень долго. Пропитанный селитрой фитиль вставили в отверстие и закрепили глиной. Наружу выглядывал лишь небольшой хвостик. По моим подсчетам, фитиль должен был гореть минут десять-пятнадцать.

Жрец Эмеша пришел через день и попросил встречу лично со мной. Я принял его в личном кабинете, в котором было узкое окно, застекленное. Стекло, правда, было зеленоватое, мутное, но свет пропускало. Меня удивляло, что шумеры, давно изготовлявшие стекло, так и не додумались вставлять его в окна. Наверное, потому, что привыкли обходиться без окон.

— Твое обещание в силе? — первым делом спросил жрец.

— Да, — подтвердил я. — Если Гунгунум будет обвинен в измене, его изгонят из города. Место верховного жреца храма Нанше займешь ты. Могу назначить в другой храм на выбор.

— Нет, меня устроит мой храм, — отказался он.

— Поставишь этот кувшин так, чтобы он был рядом с заговорщиками, все видел и слышал, но не на пол и не в нишу. Когда они соберутся, подожжешь этот фитиль. Огонь быстро уйдет внутрь и будет не виден, — проинструктировал я.

— Он не потухнем? — спросил Эмеша.

— Нет, боги позаботятся об этом, — ответил я. — После чего тебе надо будет уйти оттуда, иначе кара богов может настигнуть и тебя. Не сразу, не торопись, но и надолго не задерживайся в этом помещении, перейди в соседнее и стать за выступ стены.

— Я так и сделаю, — пообещал он, с интересом разглядывая кувшин.

— Если сходка по каким-то причинам не состоится, вернешь его, — предупредил я.

Жрец взял кувшин, произнес разочарованно:

— Думал, будет тяжелее.

— С чего ему быть тяжелым?! В нем лежат не человеческие грехи, — пошутил я. — Неси осторожно, постарайся не уронить и не разбить.

Эмеша взял бомбу двумя руками и прижал к груди. Знал бы жрец, что случится, если она рванет, наверное, передал бы своим слугам, которые поджидали во дворе, болтая с караулом из десятка лучников и десятка копейщиков. Я все еще не исключал вариант нападения на дворец вооруженной толпы горожан.

Взрыв прозвучал, когда я ужинал со своими командирами. Тиемахта, который хмелел быстрее сотрапезников, как раз похвалялся впечатлением, произведенным на своих земляков, которые пригнали в Лагаш скот на продажу. Они долго не могли поверить, что их односельчанин стал старшим командиром и землевладельцем — по их меркам, сказочно богатым человеком. Услышав грохот взрыва, он уронил чашу с вином и испуганно пригнулся, почти нырнул под стол. Остальные тоже порядком шуганулись. По Лагашу ходили упорные слухи, что боги накажут всех причастных к отъему собственности у храмов. Кое-кто уже прикидывал, как будет делить имущество богохульников. Хочешь насмешить богов, расскажи им о своих планах.

— Это Нанше покарал тех, кто замышлял убить меня, — спокойно произнес я. — Пойдемте посмотрим, что с ними случилось.

Когда мы подошли к зиккурату, на площади возле него уже толпились зеваки. Они смотрели на нижний уровень, засыпанный обломками сырцового кирпича и пылью, боясь подойти ближе. Заговорщики заседали в кабинете санги храма Нанше — прямоугольной комнате, в которую можно было попасть через узкую низкую дверь из другой, большей площади, в которой днем работали писцы. Из передней комнаты все еще струился черный дым, пахнущий пороховой и бензиновой гарью. В ней обсыпались потолок и стены, частично завалили проход в кабинет. Рядом с входом сидел молодой жрец, присыпанный светло-коричневой пылью, из-за чего лицо было словно в маске, а выпученные от ужаса черные глаза казались чужеродными, случайно прилепленными к ней. Выбритая наголо голова дергалась. Из раны слева от темени сочилась кровь, смешивалась с пылью и, образуя темную массу, лениво сползала по виску к шее.

— Что вы здесь делали в такое позднее время? — строго спросил я.