Пленников провезли до храма Нинурты, бога счастливой войны. Человеческие жертвоприношения пока или уже не приняты у шумеров. Я решил немного подкорректировать шумерские обряды, чтобы сильнее запомнили эту победу. Трех старших вражеских командиров поставили на колени на площади перед храмом и убили ударами булавы с двумя львиными головами.

— Нинурта, я выполнил твой приказ! — громко, чтобы слышали все на площади, произнес я, глядя на вход в храм, где в нише стояла каменная статуя бога. — Твои враги повержены! — показал я на три трупа, после чего приказал солдатам: — Увезите эту падаль и закопайте на дальнем краю кладбища.

На дальнем краю кладбища хоронят чужаков и отщепенцев.

Жрецы всех лагашских храмов уже знали, что земли Гуэдинна я раздал своим солдатам, поэтому никто даже не заикнулся о том, кому они раньше принадлежали, не предъявил права. Они надеялись, что этим и отделаются. Я тоже сперва не собирался напрягать с ними отношения, не был уверен, что меня поддержат горожане, точнее, вооруженная часть их, воинские отряды храмов. Визит командиров фаланг из этих отрядов стал для меня сюрпризом.

Их было семеро. Инициатором визита, как догадываюсь, был Нумушда, командовавший лагашскими копьеносцами, ходившими со мной в поход. Он был длинного роста, всего сантиметров на десять ниже меня, и с длинными, обезьяньими руками. Мне иногда казалось, что во время ходьбы он шлепает себя ладонями по коленям.

— Нас прислали воины со всех городских отрядов, — начал Нумушда. — Мы тоже хотим получить землю, как эти… — кивнул он куда-то себе за спину, подразумевая, наверное, лучников-эламитов, — …и служить тебе.

— Я готов взять вас всех на службу, но земли у меня нет. Она принадлежит храмам, — сказал я. — Можно отобрать ее и раздать вам, только вот жрецам это не понравится. Я их не боюсь, а вы готовы перейти на мою сторону и сразиться с ними, если придется?

— Они не будут сражаться, им нельзя, — проинформировал меня Нумушда.

— С оружием в руках не будут, — согласился я. — Ударят чужими руками и в спину, как они умеют делать. Настроят против нас горожан, поднимут смуту. Если вы не поддержите меня, один я не справлюсь.

Допустим, я буду не один, эламиты уж точно будут драться насмерть за меня и полученные участки, но их мало.

— Мы тебя поддержим, — заверил Нумушда. — Готовы поклясться прямо сейчас от имени своих отрядов.

— Клянитесь, — потребовал я, показав им на дверь во внутренний дворик, где стояла каменная статуя богини Нанше возле пустого пока склепа.

Там мы и совершили обряд. Командиры фаланг поклялись служить мне верой и правдой против всех врагов, включая внутренних, а я — дать им земельные наделы и относиться с заботой, как и положено лугалю к своей армии.

Через час у меня были верховные жрецы вместе с администраторами, которых называют санги, и писцами с табличками-описями земель всех пяти городских храмов. У шумеров все учтено и записано, так что решить, сколько у кого отнять, было не трудно. Я принял вызванных в так называемом тронном зале. Это было помещение длиной метров десять и шириной около трех, освещенное четырьмя лампами, заправленными кунжутовым маслом, к запаху которого я все никак не привыкну. В дальнем от двери конце у стены находился трон — непривычный для местных, простенький, без украшений, дубовый стул с высокой спинкой и подлокотниками, изготовленный по моему заказу, с привычной для местных подушкой, набитой овечьей шерстью. Стоит он на трехъярусной, как здесь заведено, платформе, но ступени идут только с боков. Сложена она из обожженных кирпичей и облицована глазурью. Высотой платформа около метра, так что, даже сидя на троне, я выше тех, кто стоит перед ней. По бокам, возле ступеней, несут службу по три эламита, вооруженных топорами и кинжалами, а у входной двери — четыре шумера с короткими копьями и кинжалами. Вдоль обеих стен сложены из кирпича и застелены овчинами лавки для членов моего совета, который пока в стадии формирования. Сейчас места занимают Тиемахта, Нумушда и шесть командиров фаланг, перешедших на мою сторону.

Обращаясь к Гунгунуму, как верховному жрецу главного и самого богатого городского храма, я поставил в известность деятелей культа:

— Боги сказали мне, что земля должна принадлежать тому, кто ее защищает. Этот человек будет сражаться за нее, не щадя своей жизни. Мне разрешили забрать у храмов лишнюю, оставить ровно столько, чтобы могли служить, не отвлекаясь на занятия хозяйственной деятельностью и накопительством. Жрецы должны думать только о духовном, посвящать все свое время богам, а не решать, надо защищать родную землю или нет, тем более, что в случае поражения вам ничего не грозит, вас не убьют и не отнимут у вас ничего. Ваше богатство сделало вас предателями своего народа. Вы отказали в военной помощи своему энси в тяжкое для всего народа время, но боги помогли ему и решили наказать вас. Отныне не вы будете владеть землей и солдатами и не вы будете решать, кого защищать, а кого нет. Такова воля богов!

— Нам боги ничего не говорили, а с нами они общаются в первую очередь, — возразил верховный жрец, довольно молодой, чуть за тридцать, самого бедного городского храма Нуску, бога огня и палящего зноя.

— Поскольку они тебе нчиего не говорили, значит, общаются с тобой в последнюю очередь, — произнес я насмешливо. — Сейчас мы проверим, кого из нас они поддерживают. Мои охранники попытаются убить тебя. Если я солгал и боги на твоей стороне, они спасут тебя от смерти, а если не спасут, значит, лжешь ты, не хочешь исполнять их волю, сообщенную тебе. Убейте его! — показав на верховного жреца храма Нуску, приказал я воинам-эламитам.

Жрецы не носят оружие, а санги и писцов проверили перед входом в тронный зал, так что защищаться им нечем, даже если все бросятся на помощь коллеге. Убежать тоже не смогут, потому что охрана на дверях проинструктирована, что не получит земельные наделы, если выпустит из помещения без моего разрешения хоть одного человека. Если жрецы полезут на рожон, они все должны будут покинуть тронный зал вперед ногами. Помочь им в этом должны будут не только охранники, но и командиры фаланг, чтобы повязались со мной еще и кровью.

— Не надо проверять! Я могу ошибаться! Наверное, боги не успели донести мне свою волю! — побледнев, затараторил верховный жрец.

— Остановитесь! — приказал я охранникам и добавил шутливо: — Он уже услышал волю богов!

— Да-да, я услышал! — закивал верховный жрец храма Нуску, вытирая ладонью пот со лба.

— Еще кто-то сомневается, что я выполняю волю богов? — поинтересовался я, посмотрев по очереди в глаза остальным верховным жрецам.

Они были постарше и разумнее, рисковать не захотели. Наверное, заметили, что и командиры бывших их отрядов готовы были принять участие в убийстве жреца, и сделали правильный вывод: на чьей стороне сила, за того и боги.

— Ты ближе к богам, лучше знаешь их волю, — произнес покорно Гунгунум. — Если они действительно так хотят, мы подчинимся их воле, — сделав ударение на слове «действительно», продолжил он. — Надеюсь, нам оставят достаточно, чтобы служить богам, не думаю постоянно о пропитании и содержании наших помощников.

— Я не знаю, что ты подразумеваешь под словом достаточно, но у жрецов и их слуг не будет забот о хлебе и к хлебу, — заверил я. — Тем более, что штат работников храмов будет сильно сокращен. Вам уже не надо будет управлять большим количеством полей, садов, пастбищ, каналов, водохранилищ, учитывать, хранить и распределять урожай и изготовленные в ваших мастерских ткани, командовать солдатами, торговать. Всем этим отныне будут заниматься другие, а вы сосредоточитесь на своей главной обязанности — служении богам. В последнее время вы явно недорабатывали, иначе бы они не прислали меня на помощь.

— Нам остается положиться на твою доброту и щедрость, — печально произнес верховный жрец храма Нанше.

— И правильно сделаете, — согласился я и приказал: — Тиемахта, проводи верховных жрецов и санги в соседнюю комнату. Пусть там подождут, выпьют вина, пока я с администраторами и писцами решу, что оставить храмам.