— Горцы тоже посчитали, что первое мое требование слишком тяжелое, и отказались. Теперь платят в три раза больше и не ропщут, — проинформировал я. — К тому же, боги нашептали мне, что храмы Шушана очень богаты, но защищены плохо, их могут разграбить горные племена, поэтому лучше, если эти сокровища будут храниться в лагашских храмах.

Судя по тому, как жрецы, словно по команде, понурили головы, намек поняли. Придется и им раскошелиться, иначе потеряют всё. Сейчас, наверное, придумывают, что сказать прихожанам, чтобы те дали больше, и храмам пришлось взносить меньше.

— Мы серьезно прогневили богов, — сделал вывод старый верховный жрец. — Придется принять их волю и, заплатив, заслужить прощение.

— Сколь времени вам потребуется для сбора отступного? — спросил я и напомнил: — Моим воинам надо есть каждый день, так что, чем дольше мы будем здесь стоять, тем больше разорим окрестности.

— Думаю, уложимся в два дня, — ответил он, вставая с помощью молодого жреца.

Верховный жрец не ошибся. На второй день мы получили все, что я потребовал. Свою долю взял золотом, серебром и драгоценными камнями. Доли горцев ушли на погашение долгов, только у старших командиров осталось немного бронзы. Остальным хватило и того, что награбили в окрестностях Шушана. Мои же воины получили сполна и от шушанцев, и от меня то, что им причиталось от горцев, только не баранами или козами, а металлами, тканями, расписной керамической посудой… Теперь я был уверен, что армия всегда будет на моей стороне, а у кого сила, у того и власть.

49

Насколько мой поход оказался удачным, настолько не повезло Месаннепадде. Марийцы, избегая рукопашной, засыпали его фалангу стрелами из луков и камнями из пращ. Армия, собранная почти со всего Шумера, сбежала с поля боя сразу после того, как предводитель был тяжело ранен. Стрела попала между бронзовыми пластинами доспеха, пробила кожу, на которую они были прикреплены, и влезла в живот сантиметров на десять. Костяной наконечник был с заусеницами, которыми зацепился за кишки. Вынули его только после смерти Месаннепадды. Умирал предводитель Калама долго, но без мучений. От них избавил опий.

Ааннепадда тут же присвоил себе все титулы отца. Вот только отцовского авторитета у него не было, поэтому отряды из других городов отказались продолжать войну с Мари, сразу разошлись по домам. Ааннепадда только со своим войском пошел в Ниппур, в надежде принять от верховных жрецов власть над всем Каламом. Пока он туда добирался, в Кише произошел государственный переворот. Всех ставленников Ура перебили, выбрали новых энси и лугаля и объявили себя независимыми. Само собой, жрецы сочли это знаком богов и отказали сопливому вояке в титулах. Более того, ему посоветовали побыстрее вернуться в Ур, а то и там появится новый энси, звать которого будут не Ааннепадда. Гильгамеш тоже решил, что покровительство Ура не по карману Уруку, и отказался платить дань. Кстати, поражения от Мари он объявил своей победой, потому что лично и незаметно для всех остальных перебил треть вражеского войска, но был вынужден отступить, потому что рука устала махать. Самое забавное, что ему верили. У шумеров о подвигах предыдущих правителей ходят такие невероятные истории, что Гильгамеш кажется жалким эпигоном. О моих подвигах и вовсе говорить нечего. В итоге Ааннепадда, возомнивший было себя новым правителем Калама, вернулся в Ур, где верховным жрецом храма бога Нанна, своей матерью, был объявлен новым энси и лугалем.

Нет бы радоваться дураку, что всё кончилось так благополучно, так он заявил, что во всех его бедах виноват я, потому что не присоединился к походу. Когда эта весть дошла до меня, я в присутствии купцов из Ура, которых переманивал в Лагаш, обещая всяческие преференции, сказал, что у моего народа есть такая пословица: «Плохому танцору яйца мешают». Кто именно плохой танцор, я не уточнил, чтобы не обидеть свою жену, его сестру, но все догадались. Судя по тому, что Ааннепадда перестал поносить меня, ему передали мои слова.

Пока я воевал с эламитами, Итхи родила сына, синеглазого, светлокожего и светловолосого. В двадцать первом веке ученые пришли к выводу, что если женщина жила с одним мужчиной, а потом рассталась с ним и через какое-то время, иногда несколько месяцев, забеременела от другого, то у ребенка будет что-то и от предыдущего. Особенно было забавно, когда белая женщина жила с негром, после беременела от белого и рожала мулата. Такая история случилось с одной моей знакомой, натуральной блондинкой во всех смыслах слова. Через полгода после расставания с негром она познакомилась с русским парнем, тоже натуральным блондином во всех смыслах слова, вышла за него замуж и родила ему девочку со смугловатой кожей и черными, вьющимися волосами. Муж увидел ребенка — и подал на развод. Теория ученых его не впечатлила. Поскольку я был не первым и единственным у Итхи, можно было ожидать забавные варианты. К счастью, если что-то чужое и было, проявилось не во внешности. Назвали мальчика в честь полумифического правителя Меркара, о котором сложено много фантастических историй. Якобы он прожил четыреста двадцать лет и основал город Урук. Вместе с именем мальчику вручают палочку — его первое оружие. Правда, большинство шумеров, как я заметил, предпочитают держать в руках стило из тростника и царапать глину, а не прокалывать копьем или кинжалом тела врагов.

Я сразу объявил сына Меркара свободным человеком. Если бы Итхи была моей рабыней, то тоже бы стала свободной. К сожалению, она рабыня моей жены, которая ни отпускать, ни продавать ее не желает. В других вопросах Инна идет мне навстречу, а тут уперлась и ни в какую. Боится, что возьму Итхи в жены. Это при том, что и сама уже беременна, и у меня нет повода разводиться. Я подумал, что так даже лучше. Итхи не будет давить на меня, чтобы женился на ней.

Тем временем продолжалось строительство крепостных стен. Эламиты, как горные, так и из Шушана, исправно везли нам камень и дерево. Помогали им все желающие, но уже не бесплатно. Деньги у меня были, не жалел, поэтому работа шла споро. Горожанам это нравилось. У шумеров есть пословица: «Строишь, как раб — живешь, как царь; строишь, как царь — живешь, как раб». Я собирался жить, как царь, поэтому, как выразились бы в двадцать первом веке, мой рейтинг стремительно рос.

50

Повод для объявления войны Ааннепадда выбрал не самый удачный — переезд в Лагаш двух купцов с семьями. Якобы они не расплатились за полученные от храмов товары. Хотел бы я посмотреть на шумера, который хоть самую малость не доплатил храмам! Жрецов здесь боялись больше, чем светскую власть. Подозреваю, что шурину война была нужна позарез, потому что не справлялся со своими обязанностями энси. Как рассказали мне перебежчики, одним из которых был мой старый знакомый Арадму, у которого я служил когда-то охранником, Ааннепадда ввел новые налоги, чтобы было на что увеличить войско, народ возроптал, поэтому срочно потребовался внешний враг. У шурина мозгов не хватило бы самому додуматься до такого. Наверное, мать подсказала, которая, как и положено теще, питала ко мне, мягко выражаясь, противоречивые чувства. Гонец привез мне глиняную табличку с оскорбительным текстом и требованием вернуть купцов.

Я не стал напрягать писаря и переводить глину, передал на словах:

— Пусть придет и возьмет, если сумеет.

Ааннепадда готовился к походу почти месяц. Он разослал гонцов ко всем соседям, предлагая присоединиться к нему, в том числе в Урук и Умму. Не знаю, что именно остановило Гильгамеша — боязнь поражения или осознание того, что эта война ослабит его соседей, и можно будет добить проигравшего — но в походе участвовать отказался. Уммцы, может, и поддержали бы Ур, если бы энси не был мой ставленник, который быстро выявил и повесил смутьянов рядом с урским подстрекателем. В итоге Ааннепадда пошел на войну только со своим войском и небольшим количеством добровольцев, которым было без разницы, с кем воевать, лишь бы было, что грабить. Пошли они по края заболоченной приморской низменности к городу Гуаба, расположенного неподалеку от впадения Тигра в Персидский залив, морские ворота моего государства. Там проживало всего пара тысяч жителей. Стены были высотой метра четыре и давно не ремонтированные. При предыдущем правителе этот город был в загоне. Наверное, Ааннепадда собирался по-быстрому захватить Гуабу или хотя бы ограбить окрестности и уйти восвояси. Если бы я не погнался за ним, Ааннепадду объявили бы крутым парнем, достойным быть энси и лугалем, а если бы я вошел на территорию Ура, у местных жителей появился бы внешний враг, который заставил бы их полюбить своего предводителя. Он не учел, что разведка у меня налажена, что, как только я узнал, куда именно направляется урская армия, сразу вышел ей навстречу.