— Не могу сказать за богов, — начал я, — но мне показалось, что они поняли, что люди слишком слабы для такого высокого поста. Получивший его, теряет голову и начинает делать ошибки. Это место не для простого смертного.

— Это место для ставленника богов, — подсказал Энкиманси. — Я уверен, что ты не потеряешь на нем голову.

— Может быть, — уклончиво ответил я. — Только я не вечен, а боги хотят создать такую систему, чтобы она не ломалась после смерти одного человека. Будет лучше, если Каламом будет править совет верховных жрецов из Ниппура, как это было и раньше, только с большими полномочиями. Он должен активнее вмешиваться в жизнь шумерских городов, не позволять им воевать между собой, решать спорные вопросы, объединять усилия во время нашествия внешних врагов.

— Правителям многих городов это не понравится, — возразил верховный жрец.

— Еще больше им и их подданным не понравится, если будут осаждены приведенной мною армией, — сказал я.

— То есть, мы можем смело предупреждать их о такой возможности? — спросил он.

— Конечно, — подтвердил я, хотя заниматься усмирением шумерских городов у меня не было желания. — Говорите это уверенно и заодно сообщайте, что под моим покровительством находятся не только шумерские города, но и многие эламитские племена, которые с удовольствием разграбят богатых зазнаек.

Я был уверен, что хватит одной угрозы. Все уже знают, какая участь постигла Киш, Умму, Шушан и Ур. Да и судьба Ааннепадды наверняка убавит пыл многих энси.

— Это очень не понравится Гильгамешу, энси Урука. Он заявляет, что боги хотели бы видеть его правителем Калама, — поделился Энкиманси.

— Когда дело касается Гильгамеша, удивляюсь, почему он о чем-то спрашивает богов, а не они его?! — улыбнувшись, произнес я.

Верховный жрец тоже улыбнулся.

— Станет ли Гильгамеш правителем Калама или не станет, все равно будет рассказывать, что все подчиняются ему, — развил я свою мысль. — Не мешайте ему говорить это, пусть повеселит богов, но посоветуйте не переходить от слов к делу.

— Говорит он лучше, чем делает, — согласился со мной Энкиманси.

— И правильно поступает. Не важно, что ты совершил, важно, как рассказал. Потомки не смогут увидеть твой подвиг, а красивый рассказ о нем будет жить долго, — поделился я. — Так что записывайте байки Гильгамеша. Они помогут ему прослыть полубогом, а лишних богов не бывает, особенно для жрецов.

— Мы можем записать и рассказы о твоих подвигах, — предложил верховный жрец.

— Мне это ни к чему, — отмахнулся я.

Судя по завороженному взгляду Энкиманси, мой отказ был истолкован, как нежелания опускаться с позиции «бог» до позиции «полубог». Не стал его разуверять. Лучше пусть переоценивают, чем недооценивают. В первом случае тебе платят больше.

52

Главной причиной моего отказа от трона «всея Шумерии» было желание вернуться на море, обплыть ближайшие берега, посмотреть, что там сейчас происходит. Интересно будет сравнить действительность с тем, что я читал в будущем в учебниках и научных трудах. Историки, особенно пишущие о древних временах, от которых остались только руины непонятных сооружений да пара керамических черепков, всегда мне казались переводчиками с одного неизвестного им языка на другой непонятный. Главное в их профессии — соврать убедительнее коллег.

Эламиты стали привозить для строительства больше дерева, чем надо было. Я решил изготовить судно. За образец взял арабский дау. Под этим названием обычно проходят несколько типов парусных судов (багала, бателла, банья, бум, самбук, зарук…). Общим у них является узкий корпус и сетти — латинский парус с обрезанным нижним углом и наветренной шкаториной. Узкий корпус увеличивал скорость хода и возможность идти под более острым углом к ветру, но уменьшал остойчивость, особенно во время шторма, которые в этих водах бывают настолько редко, что ими можно пренебречь. Да и берег всегда рядом.

Я встречал самые разные типы дау в этих водах даже в двадцать первом веке, причем это были не яхты спортсменов-любителей, а рабочие лошадки, занятые перевозкой грузов и людей, рыбной ловлей и, куда уж без этого, пиратством. Обычно на таком судне-матке находилась боевая группа, изображавшая из себя рыбаков, а на буксире тянули пару больших быстроходных моторных лодок, и еще одна, маленькая, выискивала цель. Заметив сравнительно тихоходное торговое судно, разведчик по рации сообщал о нем на матку. Там пересаживали на моторки две абордажные группы, которые опережали жертву, а потом, растянув между лодками канат, останавливались. Торговое судно, проходя между моторными лодками, натягивало форштевнем канат и поджимало их к своим бортам. Дальше в дело шли «кошки», и обе абордажные группы оказывались на судне, если, конечно, на нем не было вооруженной охраны. Впрочем, разведчик первым делом проверял, есть ли охрана. Два опытных бойца, а других в охрану судов не брали, запросто перестреляют из укрытий обе абордажные группы на незащищенных лодках.

Я решил сделать двухмачтовый парусник с бермудскими парусами и стакселями и кливерами. С ними легче работать, не нужен большой и обученный экипаж. Для слабого попутного ветра приказал сшить геную, а для свежего — брифок. Мачты-однодеревки были из сосны. Для подводной части корпуса использовал тис, выше ватерлинии — дуб. Транцевую корму местные корабелы пока не научились делать. Усложнять им жизнь я не стал. Пусть будет острая. Палубы тоже пока не в моде, но тут я на уступки не пошел, приказал сделать из сосновых досок. Мало того, что груз защитят, так еще людей или что-либо легкое и не боящееся влаги на главной палубе можно перевезти. Сделал и порты для шестнадцати весел. В итоге получилось у меня парусно-гребное судно непонятного типа. Брало оно около ста тонн груза или, если хорошенько утрамбовать, пару сотен человек. Для отражения нападений вооружил судно двумя «дельфинами» — очень тяжелыми камнями каплевидной формы, подвешенными на канатах, которые с помощью грузовых стрел поднимались высоко, выносились за борт и сбрасывались на вражеское судно, проламывая его днище. Пока что здесь такого оружия не знают, как и тарана. Единственный способ ведения морского боя — абордаж. Для этого сделал «ворон» — поворотный переходной мостик с бронзовым «клювом» на конце, чтобы надежно зацеплялся за вражеское судно.

Строительство судна закончили в июне. К тому времени Иннашагга родила дочь, из-за чего сильно расстроилась. Наследовать титул энси может только мальчик. Если сына нет от жены, получит сын от наложницы. Я подобрал для девочки шумерское имя, которое почти полностью совпадало с именем моей матери — Лидда. Вместе с именем она получила и миниатюрную прялку. Шумерские женщины предпочитали заниматься рукоделием. Весенний паводок прошел без чрезвычайных ситуаций, чему все обрадовались. В том числе и потому, что новая крепостная стена была еще далека от завершения.

В начале июля я повел ходовые испытания нового судна, названного в честь дочери, выйдя на нем по реке Тигр в Персидский залив. По морю шло резво, при свежем ветре разгоняясь до четырнадцати узлов, руля слушалось хорошо, особенно при следовании под брифоком. Экипаж, набранный из матросов купеческих судов, сильно удивился такой скорости и обрадовался, что меньше придется грести веслами.

Во время испытаний судна я вспомнил забавный эпизод, случившийся со мной в двадцать первом веке во время следования в порт Басра. С нами связался американский эсминец и от имени ООН потребовал остановиться для досмотра. Везли мы трубы для нефтепровода, так что я не стал выпендриваться, застопорил двигатель. К нам подгреб военный катер под пиндосским флагом, с которого высадился десант в количестве восемнадцати вояк. Все в черном, и при этом больше половины спецназовцев были неграми. Черные люди в черном. Обвешены оружием так, что я почувствовал себя самым опасным террористом в мире, даже опаснее американского президента. Один из черных громил в черном, ростом за два метра и весом пара центнеров, прилепился ко мне, как черный банный лист. Куда я — туда и он. Разрешив им ползать в трюме между трубами, я понаблюдал немного, после чего пошел к себе в каюту. Негр попробовал зайти в нее вслед за мной. Тогда я сказал, мягко выражаясь, что отымею его, чернозадого предка человека, во все естественные отверстия, если он сейчас же не отправится в одно из этих отверстий сам. Представьте эту картину: я весь белый, прилетевший из зимней России и еще не успевший загореть, одетый в белую рубашку и светло-кремовые штаны, а мой, так сказать, собеседник весь черный в черном и при этом выше меня сантиметров на тридцать пять, я ему по плечо был, и тяжелее раза в два-три, но при этом я угрожаю ему. Не поверите, я остался жив и даже отстоял неприкосновенность своей каюты. Кто-то из экипажа втихаря снял этот эпизод на мобильник и смонтировал клип. Прохожу я как-то мимо дей-рума (каюты для отдыха), а оттуда гогот. Смотрели, как их капитан, глядя снизу вверх, объясняет «горилле», что сейчас сделает с ней. Типа скетч с белым и черным клоунами.