— Зачем к нам пожаловал известный лугаль, покоритель эламитов? — обменявшись приветствиями, поинтересовался Салитис.

Отсутствие интернета, телевизора, радио и телеграфа абсолютно не мешает мгновенному распространению новостей в нынешнем мире. Поскольку новостей сейчас мало, они не нивелируют друг друга, как будет в двадцать первом веке, когда через интернет и телевизор хлынет такой поток помоев, что все будет казаться враньем или правдой, в зависимости от вашего настроения.

— Я бы хотел установить дружеские торговые отношения с твоей страной, — начал я и изложил претензии моих купцов и вариант их разрешения с прекрасными преференциями для дильмунских купцов.

Привлечение дильмунских купцов в Лагаш было для меня даже приоритетнее. Привозя к нам свои товары, они бы отбивали заодно и свою маржу, которую сейчас получают практически ни за что.

Видимо, я был не первым, кто предъявляет такие претензии, потому что Салитис, выплюнув на пол финиковую косточку, изрек:

— Мы не меняем наши правила ни для кого. Не нравится — отправляйтесь торговать в другое место.

— За некоторое изменение правил вы получите сильного военного союзника, — предложил я.

— Нам не нужны союзники, — выплюнув очередную финиковую косточку, высокомерно отказался правитель Дильмуна. — Нам здесь некого боятся. Все, кто приплывал к нам с войной, были разбиты.

Поблизости действительно нет никого, кто мог бы перебросить на остров Дильмун большую армию. Разве что мелуххцы имеют достаточный для этого флот, но они, во-первых, находятся далековато, а во-вторых, разделены, как и Шумер, на множество городов-государств. Это мы воспринимаем их, как одно целое, а они, может быть, ненавидят некоторых своих больше, чем нас, чужаков. О том, что мне известны другие способы ведения военных действий, говорить Салитису не стал. У шумеров и халафов не принято убивать гостя, но нет правил без исключений, особенно, если это спасет страну от многих бед.

— Оставайся у меня, попируем вместе вечером, — предложил правитель Дильмуна.

— Мне надо сейчас кое-какие вопросы решить. Если успею до вечера, приду, — сказал я.

Решить надо было только один вопрос — предупредить лагашский купеческий караван из шести больших лодок, чтобы до вечера покинули порт. Они уже продали привезенные излишки зерна и приступили к закупкам.

— Нам бы еще пару дней! — взмолился один из купцов, бывший писарь.

— Можешь оставаться, — разрешил я. — Будет шанс, что твой труп закопают в священной земле в благодарность за отнятые у тебя товары.

— Война? — задал он вопрос.

— Пока нет, — ответил я. — Всего лишь принуждение к равноправному ведению торговли, но могут сильно обидеться и совершить необдуманные поступки. Ты ведь хочешь торговать с мелуххцами напрямую, без наглых посредников?

— Конечно! — искренне воскликнул купец.

— Значит, пакуй товары и греби в Лагаш, — приказал я. — Надеюсь, к следующему твоему приходу сюда ситуация изменится в лучшую сторону.

53

В Персидском заливе даже при очень сильном ветре высоких волн не бывает. Зато они очень короткие, из-за чего при плавании на небольшой лодке кажется, что передвигаешься по стиральной доске. К счастью, мое судно большое по меркам Персидского залива, волны не делают жизнь экипажа утомительной, но сразу выявили, у кого приверженность к морской болезни.

Мы с помощью штормового стакселя держимся против ветра, перемещаясь вперед от силы пару кабельтовых в час, неподалеку от восточного берега острова Дильмун. Обогнув Катарский полуостров, купеческие суда выходят прямо на нас. Дрейфующее судно с большим экипажем наводит их на грустные мысли. Чтобы не наделали ошибок, я посылаю к ним лодку с их коллегой Арадму, который немного говорит на нескольких языках. Он рассказывал купцам, кто я такой и что планы у них изменились. Зайти в порт Дильмун не получится, если не хотят погибнуть, но могут следовать в любой другой, а если пойдут в Лагаш, то будут торговать беспошлинно. В общем, ты туда не ходи, сюда ходи. Я не хочу пока обострять отношения с другими странами, хотя и наслышан, что достойного соперника в этом регионе у меня нет. Купцы тоже не хотят проверять, насколько я силен, проходят мимо Дильмуна. Мы провожаем их до северной оконечности острова, после чего они идут к материку и дальше вдоль западного берегаПерсидского залива. В Лагаш заглянул только один караван из Мелуххи. Остальные отправились в Ур или Шушан. Наварят, наверное, меньше, чем в Дильмуне, зато без риска. Хотя, кто знает?! Надеюсь, Лагаш оправдает их ожидания.

То ли кто-то из купцов обманул меня, вернулся в Дильмун, о чем обязательно пожалеет, то ли рыбаки, которые постоянно вертелись неподалеку от нас, понаблюдали и сделали правильные выводы, но вскоре в Дильмуне догадались, почему к ним не заходят иноземные купеческие караваны, подрывая тем самым экономику страны. Для решения этой проблемы к нам отправили дюжину парусно-гребных беспалубных судов, в каждом из которых по тридцать-сорок человек, включая гребцов. Они идут к нам на веслах почти против ветра, рассекая форштевнями волны и разбрасывая брызги.

На «Лидде» все на постах по боевому расписанию: кто-то стоит у мачт, чтобы поднять главные паруса; кто-то сидит на веслах, втянутых внутрь судна, ожидая команду опустить их на воду и грести; кто-то рядом с грузовыми стрелами, на которые вооружены «дельфины»; кто-то у «ворона»; кто-то разминается, натягивая и отпуская тетиву лука. Они еще не знают военный потенциал моего судна, поэтому большое количество врагов наводит членов экипажа на грустные мысли. Время от времени поглядывают на меня, спокойного и расслабленного, чтобы подзарядиться уверенностью в победе.

Первая пара вражеских судов приближается к нам. Одно мостится к левому борту, другое — к правому. Шкипера на них толковые, подходят грамотно, вовремя дают команду убрать весла с того борта, которым поджимаются к нам. Мы намного выше. Даже встав на планширь своего судна, вражеские воины не смогут дотянуться до нашего. Мне становится интересно, как они будут забираться к нам, не имея «кошек»? Сидящие на банках воины прикрывают щитами себя и гребцов, хотя никто по ним не стреляет. Это почему-то не настораживает дильмунцев.

Услышав, как об оба борта ударились подошедшие суда, и увидев багры, которыми зацепились за наши планшири, я приказал:

— Оба «дельфина» за борт!

Работать с «дельфинами» мой экипаж умеет. Я потренировал их, угробив четыре речные плоскодонки. Потопив каждую, матросы радовались, как дети. Но одно дело учения, а совсем другое сражение.

Грузовые стрелы вываливаются за борт. Тяжелые каплевидные камни, висящие на них, слабо, будто лениво, покачиваются.

— Над целью! — докладывают наводчики.

— Отпускай! — даю я команду.

«Дельфины» падают не с тем грохотом, с каким проламывали пустые плоскодонки. Здесь им попались прокладки из человеческих тел, точнее, частей тел, скорее всего, ног. Что не помешало выполнить задачу. Я слышу треск дерева и вопли боли и испуга. Каплевидные камни быстро поднимаются вверх, к нокам грузовых стрел, где зависают мокрые, слегка покачиваясь и роняя капли. Лучники выскакивают из укрытий и начинают поражать врагов, мечущихся по судну с продырявленным днищем.

— Поднят фок! — приказываю я, подхожу к правому борту своего судна, гляжу, как, постепенно отставая и стремительно набирая воду, тонет вражеское, как члены его экипажа, многие из которых наверняка не умеют плавать, скидывают с себя доспехи и выбрасывают оружие, не обращая внимания на стрелы, которые быстро выкашивают их.

Может быть, гибель от стрелы кажется им предпочтительнее, чем утонуть или быть сожранным акулами. Зубастых бестий пока что мало, но кровь уже попала в море, так что примчатся сюда быстро. Читал в бытность курсантом, что акулы чувствуют кровь в море по одним сведениям за два-три кабельтова, по другим — за восемь миль. В Персидском заливе акул столько, что хватит и первой цифры, чтобы на каждого, бултыхающегося сейчас в воде, приходилось по несколько штук.