Ракх обнял меня крепко и ласково, я обхватила его плечи, и мы долго стояли, глядя на красивых белых птиц. А потом дети, что устроили неподалёку веселую игру, засветили снежком прямо Ракху в затылок, и мужчина с радостью позволил вовлечь себя в догонялки вокруг озера. Я смотрела, как его обстреливают со всех сторон, и впервые за долгое время смеялась во весь голос. Ракх был похож на очередного снеговика — весь белый, всклокоченный, мокрый. Он нарочно позволял попасть в себя, а потом отвечал мальчишкам меткими бросками, сшибая с них шапки. Когда его чуть не столкнули в озеро, я кинулась на подмогу, и вместе мы кое-как отбились от шальной ватаги, правда, Ракху пришлось долго выгребать снег из-за шиворота.

— А я в детстве сосульки ела. С сахаром.

— А я придумал замораживать вишнёвый сок на палочке, и потом грыз его, — похвастался Ракх, и мы рассмеялись. — Ты как себя чувствуешь? Может, домой пора?

— Нет, что ты! Мне прекрасно. Погода великолепная, солнышко припекает. И ты рядом. Ой, а там музыканты! Поглядим?

Ракх кивнул, и скоро мы добрались до площади, где собралось полным-полно народу. Лэдар был праздником, подтверждающим торжество жизни, и проявление нежных чувств в этот день приветствовалось в любом виде. Конечно, никто не занимался любовью прямо на улице, но целовались и обнимались многие, и я тихо вздохнула, подумав, что вряд ли Ракху захочется коснуться меня, как и прежде, со страстью. Да и стоило ли нам так скоро отпускать всё плохое? С другой стороны, нужно ли было крепко держаться за боль? Тем более что любимые желали нам только счастья… Я не додумала эту мысль: хоровод весёлых девушек подхватил меня и оторвал от Ракха.

Пришлось импровизировать, потому что этот танец я всегда видела со стороны. Он был только для замужних женщин, и, видимо, меня таковой посчитали за взгляды, что бросала на Ракха. Почему-то среди рыжих и веснушчатых я чувствовала себя намного более уверенно, и старательно притопывала, хлопала в ладоши, и улыбалась, чувствуя в жилах саму жизнь. А потом девушек по одной разобрали их суженые, и Ракх тоже обнял меня за пояс.

— Позволь пригласить тебя, — сказал он.

Я растерянно кивнула, не узнавая эту его хитроватую, ласковую улыбку. Не ведала я и того, что он так хорошо знает осенние танцы. Ракх вёл меня уверенно и властно, и его тепло превращалось в нежность, а нежность становилась любовью.

Никогда он не смотрел на меня так. Было что-то неведомо прекрасное в той глубине чувств, что дарила яркая зелень его глаза. Наши пальцы были сплетены, а дыхания повторяли музыку друг друга. И как будто не было боли, не стало пустоты. Я была заполнена звучным счастьем, и улыбалась впервые так свободно. Словно летела, не боясь упасть. Просто знала, что, даже если ветер разметает мои перья — Ракх подхватит меня на свою сильную спину и донесёт до далёкого уютного гнезда.

Наверное, мы чувствовали похоже в эти мгновения. Потянулись друг к другу, и, не прерывая общего ритма, начали целоваться. Теперь в нашем танце не было отчаянной боли скорого расставания. Я чувствовала прежнюю жадность Ракха, но к ней прибавилось особое вкусное чувство, которым я очень хотела насытиться. Вот бы он никогда не отпускал меня, продолжал так неистово, но нежно касаться губами, и руками, и дыханием…

— Ты — моя, — вдруг сказал Ракх, и прижал меня ещё крепче. — Ты даже не представляешь, как бы я желал вернуть тебя прежнюю, с яркими смешинками в глазах, лёгкую и упрямую, не ведающую многого из того, что тебе пришлось пережить.

— Но я ведь…

Он не дал мне закончить и снова поцеловал, притом так порывисто и страстно, что у меня коленки размякли.

— Клянусь, я верну тебе весь свет, что отнял, Роза. Я больше никогда не обижу тебя, малышка.

— Знаю…

И снова он поцеловал меня, заставив тихо рассмеяться ему в губы. А потом наклонился к моему уху, и, щекотя короткими колючками усов, прошептал:

— Поверишь ли, рыжик: я, кажется, по уши в тебя влюбился. Не знаю, как и объяснить. Мне хочется быть сумасшедшим и дарить тебе особенную радость, несмотря ни на что.

Я вспомнила, что он говорил о жене, и на глаза навернулись слёзы. Мысленно я пообещала ей беречь Ракха от любого зла, а сама обняла его за шею крепче, и отозвалась тихо:

— Я люблю тебя, мой тёмный маг, и буду любить несмотря ни на что. У нас всё будет хорошо.

В гостиницу мы вернулись только после ужина. Успели за это время и натанцеваться, и перекусить, и наговориться вдоволь.

— А нацеловаться? — улыбнулся мужчина.

— Нет. Мне мало. Не могу до конца расслабиться, когда вокруг столько народу.

— Понимаю и согласен, хотя я, признаться, людей вокруг почти не замечал.

Мне нравилось вслушиваться в интонации его голоса, нравилось чувствовать возле себя. Прежде Ракх был сдержан, скуп на ласку, тем более на прикосновения вне спальни. Но теперь он постоянно касался меня — то погладит по щеке, то прижмётся сзади, обнимая за талию, и поцелует в шею. Его неостановимая, прекрасная нежность сводила с ума, и мне нравилось это сумасшествие. Я не хотела больше думать о плохом, хотя и знала — тяжёлые, трудные мысли порой всё равно одолевать будут.

Пришлось объясниться с хозяином, почему не буду больше помогать, но мужчина не рассердился. Они достаточно быстро нашли мне замену, и даже выделили нам с Ракхом более просторную комнату. Мы купили на двоих яблочный пирог, и теперь уничтожали его, соревнуясь, кто съест больше кусков. Ко мне постепенно возвращался аппетит, и дышать стало легче. Да и живот совсем не болел.

— Жаль, что мы не можем перезимовать в Тёрне и посмотреть столицу. Здесь ведь столько всего интересного!

— Понимаю, как бы тебе хотелось побывать в королевских садах, — усмехнулся мужчина.

— Да. Говорят, там продают самые разные семена, и собраны очень редкие растения. Но я не расстроюсь, если мы никогда не попадём во дворец. Сколько у нас времени?

— Вообще-то нисколько. В любую минуту сюда могут прийти посланники короля.

— И?..

— Скорее всего, меня попросят помочь в чём-то. Сама понимаешь, не цветы сажать.

— Тогда нам нужно уезжать сейчас! — нахмурилась я.

— Не беспокойся, лиса. Ты ведь хорошо меня знаешь. Я примерно представляю, что королю надо, и дам ему это, но в своей манере. Тебе нужно лишь довериться мне.

— Я доверяю, правда! Но не понимаю, чего он может пожелать?

— Подозреваю, что ему нужно открыть проход в потусторонний мир, или отыскать нечто важное. Например, семейные реликвии, которым много тысяч лет.

— Но он же не знает о твоих способностях кладоискателя!

— Искать можно и с помощью заклинаний, особых ритуалов, талисманов. Ты не беспокойся, я справлюсь, чего бы он ни захотел. Не думаю, что Аррикс пожелает призвать мёртвых из могил, хотя кто его знает?

Я обняла мужчину и уткнулась носом ему в грудь.

— Знаешь, а мне почему-то не страшно. То есть поначалу я заволновалась, а теперь уверена, что мы справимся. И город, оказывается, красивый. Ты видел фрески на доме, что за углом? А витражи здесь в гостиной? Или те скульптуры в парке — прекрасные! А дворец на холме так и вовсе сказочный!

Ракх погладил меня по волосам.

— Значит, когда приехала, ты не заметила всей этой красоты?

— Нет. Я ничего вокруг не замечала. Словно всё заволокло туманом. Вот спроси, где я бывала — кроме парка с часовней да больницы ничего не вспомню…

— По правде, я тоже не особо глядел по сторонам. То есть замечал лишь то, что важно — людей, энергии, потоки сил. Ну а лепнину там всякую и древние витражи — нет. А что, тебе по нраву эта яркая старинная архитектура?

— Ага. Именно за её многоцветность. Я люблю изумрудный и бирюзовый, и горчичный, и вишнёвый цвета. Конечно, краски требуют постоянного обновления, а всё-таки серые вардарские города мне нравятся куда меньше.

— Значит, нам придётся запастись красителями, — улыбнулся Ракх. — Для дома. Правда, плотник из меня ужасный, и охотник так себе… Да и рыбак тоже. Хотя если очень надо, я могу чему угодно научиться. Приходилось и рыбу коптить, и торговать, и даже изучать некоторые особенности лекарского дела.