— Он — не то, что я ожидала.

— Он — то, что у нас есть.

— Что твой бастард сделал с ним?

— Думаю, снял немного кожи. Несколько небольших кусочков. Ничего особенно важного.

— Он безумен?

— Может быть. Это имеет значение?

Вонючка больше не мог слушать.

— Пожалуйста, м'лорд, м'леди, здесь какая-то ошибка, — он упал на колени, дрожа, как лист в зимнюю бурю, слезы лились по его исстрадавшимся щекам. — Я не он, я не перевертыш, он умер в Винтерфелле. Меня зовут Вонючка. — Он должен был помнить это имя. — Рифмуется с уродцем.

Корабль был уже в семи днях пути от Волантиса, когда Пенни наконец появилась из своей каюты, возникла на палубе как какое-то лесное создание, разбуженное после долгой зимней спячки.

Стемнело, и красный жрец зажег свой ночной огонь в большой железной жаровне посреди палубы; и команда собралась вокруг на молитву. Голос Мокорро был низким, как барабан, который, казалось, грохотал откуда-то из глубин его массивного туловища. “- Мы благодарим Тебя за Твое Солнце, которое согревает нас,” — молился он. “ — Мы благодарим Тебя за Твои Звезды, которые указывают нам путь, пока мы пересекаем под парусом это холодное темное море.” Огромный человек, гораздо выше сира Джораха и достаточно объемный, чтобы сделать двух таких из него, священник носил алые одежды, с манжетами, воротником и каймой, расшитыми огненно-оранжевым атласом. Его кожа была черной как смоль, волосы — белыми, как снег, щеки и лоб покрывала татуировка — желтые и оранжевые языки пламени. Его железный посох, увенчаный головой дракона, был столь же высок, как и он сам; когда он ударял им о палубу, из пасти дракона извергалось потрескивающее зеленое пламя.

Его телохранители, пять воинов-рабов Огненной Руки, вторили ему. Они пели на языке Старого Волантиса, но Тирион слышал достаточно молитв, чтобы ухватить суть. Зажги наш огонь и защити нас от тьмы, и от всякого там еще, освети наш путь и согрей нас как следует, ночь темна и полна ужасов, спаси нас от разных страшных вещей, и прочий подобный бред.

Он знал, что лучше держать свои мысли при себе. Тирион Ланнистер не верил ни в каких богов, но на этом корабле определенно мудрее было выказать уважение красному Рглору. Джорах Мормонт снял с Тириона оковы, как только они достаточно далеко отошли от берега, и карлик не хотел дать ему повод одеть их вновь.

"Селаэсори Кхоран" была валким корытом, вмещающим до пятисот тонн груза, с глубоким трюмом, высокими надстройками на носу и корме, и единственной мачтой между ними. На баке стояла гротескная деревянная фигура — какой-то изъеденный червями правитель, со взглядом страдающего запором и свитком наготове в одной из рук. Тирион никогда еще не видел столь уродливого корабля. Его команда была не более симпатичной. Капитан, суровый человек с сердито поджатыми губами, выпяченным бочонком-животом, близко расположенными, жадными глазами был плохим игроком в кавассу и, проигрывая, отвратительно себя вел. Под его командой состояли четверо его помощников-вольноотпущенников и пятьдесят прикованных рабов; каждый из них носил на щеке татуировку, грубо повторяющую силуэт носовой фигуры. Тириона моряки называли Безносым, независимо от того, сколько раз он повторил им, что его имя Хугор Хилл.

Трое из помощников капитана, и более чем три четверти команды были ярыми поклонниками Владыки Света. Тирион был меньше уверен насчет капитана, который всегда выходил на вечерние молитвы, но не принимал никакого участия в них. Но Мокорро был истинным хозяином Селаэсори Кхоран, по крайней мере на этом рейсе.

— Владыка Света, благослови своего раба Мокорро, и освети его путь по тёмным углам мира, — прогудел красный жрец. — И защити своего праведного раба Бенерро. Даруй ему смелость. Даруй ему мудрость. Наполни его сердце огнём.

В этот момент Тирион заметил Пенни, наблюдавшую за зрелищем с крутой деревянной листницы, которая вела вниз под палубу. Она стояла на одной из нижних ступеней, поэтому была видна лишь верхняя часть головы. Под капюшоном сияли её глаза, большие и блестящие в свете ночных огней. С ней была собака, большая серая гончая, на которой она ездила в памятной Тириону пародии.

— Миледи, — тихо позвал Тирион. По правде говоря, она была не леди, но он не мог заставить себя выговорить это ее дурацкое имя, и он не собирался называть её девушкой или карликом.

Она отпрянула назад.

— Я… Я не видела вас.

— Ну, я небольшой.

— Я… Я была нездорова.

Ее собака гавкнула.

Больна от горя, ты имеешь ввиду.

— Если я могу вам чем-то помочь…

— Нет — и так же быстро она ушла снова, удаляясь вниз, в каюту, которую она делила со своими собакой и свиньей. Тирион не мог винить её за это.

Экипаж "Селаэсори Кхоран" был весьма рад, когда он впервые поднялся на борт; карлик приносит удачу, в конце концов. Его голову терли столь часто и так энергично, что было чудом, что он не стал лысым. Но Пенни встретили не столь радушно. Она могла быть карликом, но она была также женщиной, а женщины были плохой приметой на борту корабля. На каждого человека, пытавшегося потереть её голову, приходилось трое, бормотавших под нос проклятия, когда она проходила мимо.

И один мой вид только бередит ее рану. Они отсекли голову ее брата, в надежде что это моя. Но вот я сижу здесь словно проклятая гаргулья со своими пустыми словами утешения. На ее месте я бы хотел одного — столкнуть меня в море.

Он не чувствовал к девушке ничего кроме жалости. Она не заслужила того ужаса, что ей пришлось испытать в Волантисе. Не больше чем ее брат. В прошлый раз, когда он видел ее, как раз перед тем, как они покинули порт, ее глаза были мокры от слез — два красных провала на изможденном, бледном лице. К тому времени, как они подняли парус, она уже заперлась в собственной каюте вместе со своими собакой и свиньей, но ночью он слышал как она плачет. А вчера он услышал как один из помощников капитана предложил выбросить ее за борт, чтобы она своими слезами не превратила корабль в болото. Тирион был не вполне уверен, что это была шутка.

Когда вечерние молитвы подошли к концу, и команда корабля вновь разошлась по своим делам: кто-то на наблюдательный пост, остальные — есть, пить ром или спать, Мокорро остался у ночного костра, как и каждую ночь. Красный священник отдыхал днем, но в темное время бодрствовал, оберегая священное пламя, чтобы солнце могло возвратиться к ним на заре.

Тирион присел на корточки напротив него, отогревая руки от ночного холода. Некоторое время Мокорро не замечал его. Он глядел на мерцающие языки пламени, во власти какого-то видения. Действительно ли он видит грядущее, как утверждает? Если да, то это страшный дар. Наконец, священник поднял глаза и встретился взглядом с карликом. "Хьюгор Хилл," — произнес он, наклонив голову в торжественном приветствии. "Ты пришел, чтобы помолиться вместе со мной?"

Кто-то говорил мне, что ночь темна и полна ужасов. Что вы видите в этом пламени?

"Драконы", — сказал Мокорро на общем языке Вестероса. Он разговаривал на нем очень хорошо, с едва заметным акцентом. Без сомнений это стало одной из причин, по которой первосвященник Бенерро выбрал его, чтобы принести веру Р'глора к Дейенерис Таргариен. "Драконы старые и молодые, истинное и ложное, светлое и темное. И вы. Маленький человек с большой тенью, рычащий среди всех".

"Скалиться? Такому славному парню как я?" Тирион был почти польщен. И, конечно, именно этого добивается священник. Любому дураку приятно слышать, что он значимая фигура. "Может быть ты видел Пенни? Мы с ней почти одного размера."

— Нет, друг мой.

Друг? Интересно, когда это случилось?

— Вы видели, когда мы достигнем Миэрина?

"Тебе не терпится увидеть освободительницу мира?"

— И да и нет. Освободительница мира может избавить меня от головы или отдать своим драконам в качестве угощения.