Джон сжал пальцы правой руки. "Галлеи Коттера Пайка плавают рядом с Суровым Домом иногда. Он говорил мне, что там нет жилья, кроме пещер. Кричащих пещер, как называют их его люди. Мать Кротиха и те, кто последуют за ней погибнут там от холода и голода. Сотни из них. Тысячи."

— Тысячи врагов. Тысячи одичалых.

Тысячи людей, подумал Джон. Мужчин, женщин, детей. В нем закипала ярость, но когда он заговорил, его голос был спокоен и холоден.

— Вы настолько слепы или просто не хотите видеть? Что, вы думаете, произойдет, когда все эти враги будут мертвы?

Ворон над дверью пробормотал:

— Мертвы, мертвы, мертвы.

— Давайте я расскажу вам, что произойдет, — сказал Джон. — Мертвые снова восстанут, сотнями и тысячами. Они восстанут упырями с черными руками и бледными голубыми глазами, и они придут за нами. — Он вскочил на ноги, пальцы правой руки сжимались и разжимались. — Вы свободны.

Септон Селладор поднялся с посеревшим лицом и вспотевший, Отелл Ярвик был холоден, Боуэн Марш — молчалив и бледен.

— Спасибо за уделенное время, лорд Сноу.

Они вышли, не сказав больше ни слова.

Нрав у свиньи был легче, чем у некоторых из лошадей, на которых он ездил. Терпеливая и устойчивая, она приняла Тириона слегка взвизгнув, когда он вскарабкался на ее спину и оставалась неподвижной, пока он тянулся за щитом и мечом. Тем не менее, когда он натянул вожжи и стукнул ее ногами по бокам, она сразу тронулась. Ее звали Милашка, сокращенное от Милая-Хрюшка и ее тренировали с седлом и уздой, с тех пор, когда она была поросенком.

Расписные деревянные доспехи загрохотали, когда Претти пустилась через палубу. У Тириона вспотели подмышки и струйка пота стекала вдоль шрама под большим, плохо подогнанным шлемом. Самым абсурдным было то, что он чувствовал себя почти как Джейме, скачущий на турнирном поле с мечем в руке и в сияющих на солнце доспехах.

Мечта развеялась, когда раздался смех. Он ни какой не боец, всего лишь карлик на свинье сжимающий палку, скачущий на потеху нескольким неугомонным пропитанных ромом моряков в надежде развеселить их. Где-то в аду, его отец кипел от ярости, а Джоффри хихикал. Тирион мог чувствовать их холодные мертвые глаза следящие за лицом лицедея, также жадно, как и экипаж "Селаесори Кхоран".

И вот появился его противник. Пенни ехала на большой серой собаке, ее полосатое копье, пьяно дергалось когда животное скакало через палубу. Ее щит и броня были покрашены красной краской, выцветшей и сколотой в некоторых местах; его собственные доспехи были синими. "Не мои. Гроша. Никогда они не станут моими, умоляю."

Тирион поддал шенкелей Милашке для ускорения, когда моряки начали подбадривать его криком и улюлюканьем. Было ли это поощрением или насмешкой, он не мог сказать наверняка, но думал представление им нравилось. "И зачем я позволил вовлечь себя в этот фарс?"

Хотя он знал ответ. Уже двадцать дней корабль стоял на одном месте, застряв в штиле в Заливе Скорби. Настроение экипажа было отвратительным, и, похоже, становилось еще хуже, когда ежедневная порция рома подходила к концу. Им только и оставалось, что посвящать многие часы ремонту парусов, законопачиванию щелей и рыбалке.

Джорах Мормот слышал недовольное бормотание о том, что удача карлика отвернулась от них. Корабельный кок иногда еще потирал голову Тириона в надежде, что это принесет ветер, но остальные лишь бросали на него злобные взгляды всякий раз, когда он встречался у них на пути. Участь Пенни стала еще хуже, с тех пор как кок выдвинул идею, что сжимание грудей карлицы, возможно, именно то, что снова обратит удачу в их сторону. Он тоже принялся звать свинку Милашку Беконом, но из уст Тириона эта шутка звучала куда забавнее.

"Мы должны заставить их смеяться" — умоляюще говорила Пенни. "Мы должны заставить их полюбить нас. Если мы покажем им представление, оно поможет им забыться. Пожалуйста, м'лорд." И в итоге он почему-то согласился. Должно быть из-за рома. Вино капитана закончилось в первую очередь. Ромом можно напиться гораздо быстрее, чем вином, совершил открытие Тирион Ланнистер.

Таким образом, он оказался обряженным в раскрашенные деревянные доспехи Гроша, верхом на свинье Гроша, пока сестра Гроша давала ему инструкции о тонких моментах шутовского турнира, который стал бы их хлебом и солью, разделенными с матросами. Определенно, в этом была некая очаровательная ирония, учитывая, что однажды Тирион чуть было не лишился головы, отказавшись проехаться верхом на собаке на потеху своему извращенному племяннику. Однако ему все же было непросто воспринимать юмор этой ситуации, сидя на спине у свиньи.

Копье Пенни опустилось точно в срок, чтобы затупленный конец чиркнул его по плечу; его же копье, качнувшись когда он опустил его вниз, с шумом ударило в угол её щита. Она осталась сидеть. Он упал. Но так и предполагалось.

Легко, как свалиться со свиньи… хотя падать с этой конкретной свиньи было гораздо больнее, чем казалось. Падая, Тирион свернулся клубком, помня свой урок, но тем не менее он жестко ударился о палубу и прикусил язык так сильно, что почувствовал привкус крови. Он представлял, что ему снова двенадцать лет, и он кувыркается по обеденному столу в большом зале Кастерли Рок. Будь здесь его дядя Герион, он бы похвалил его усилия, в отличии от неблагодарных моряков. Их смех казался деланым и пренебрежительным по сравнению с теми взрывами хохота, которые приветствовали выходки Гроша и Пенни на свадебном пиру Джоффри, и некоторые зло его освистывали. “ — Безносый, ты держишься в седле столь же мерзко, как и выглядишь", — кричал один тип с бака. “- Позволил девчонке побить себя. Где твои яйца? ” Поставил на меня монету, — решил Тирион, пропуская оскорбление мимо ушей. Он слышал и похуже в свое время.

Из-за деревянного доспеха подняться было непросто. Он барахтался на спине, будто черепаха. Это по крайней мере заставило некоторых моряков рассмеяться. Жаль, что я ногу не сломал, это бы их привело в восторг. А уж если бы они видели, как я прострелил своему отцу кишки, то смеялись бы так, что у них самих животы бы полопались за компанию с ним. Но чего не сделаешь, чтобы улестить этих проклятых сволочей.

Джорах Мормонт, в конце концов, сжалился над борющимся Тирионом и поднял его на ноги.

— Ты выглядел дураком.

Так и задумывалось.

— Трудно выглядеть героем, сидя верхом на свинье.

— Вероятно, поэтому я держусь подальше от свиней.

Тирион расстегнул застежку шлема, стянул его с головы и плюнул в сторону комком кровавой розовой слюны.

— Такое ощущение, что я прокусил язык до середины.

— В следующий раз кусай сильнее, — сир Джорах пожал плечами. — По правде говоря, я видал турнирных бойцов и похуже.

Это была похвала?

— Я упал с чертовой свиньи и прикусил язык. Что может быть хуже этого?

"Засадить занозу в глаз и сдохнуть."

Пенни спрыгнула с собаки, большой серой зверюги, которую она называла Хруст.

— Суть не в том, чтобы хорошо сражаться, Хугор, — она всегда была осторожна и звала его Хугором, если кто-нибудь мог услышать. — Суть в том, чтобы заставить их смеяться и кидать монеты.

Жалкая награда за кровь и синяки, подумал Тирион, но эту мысль он тоже оставил при себе.

— Это нам тоже не удалось. Никто не кидал монет.

Ни пенни, ни гроша.

"Будут, когда у нас станет получаться лучше", — Пенни сняла шлем. Серо-коричневые волосы закрыли ее уши. Глаза у нее тоже были карие, спрятанные под тяжелыми надбровными дугами, а щеки — гладкие и румяные. Она достала из кожаной сумки немного желудей для Свинки-Милашки. Свинья начала есть с руки, радостно визжа. "Вот увидишь, когда мы будем выступать перед королевой Дейенерис, серебро польется дождем".

Некоторые матросы кричали им и стучали каблуками по палубе, требуя следущей схватки. Как всегда, самым громким был корабельный кок. Тирион презирал этого человека, хотя он был единственным более-менее сносным игроком в кайвассу на судне.