Снаружи рвался ветер, заставляя трепетать пламя масляных ламп, освещавших двор. Солнце зашло, стало холоднее, но Давос помнил Восточный Дозор и то, как ветер свистел на Стене по ночам, прорезая, как ножом, самый теплый плащ и замораживая кровь прямо в венах. Белая Гавань по сравнению с этим была теплой купальней.

Были и другие места, где он мог погреть уши: трактир, знаменитый своими пирогами с миногой, паб, где выпивали посредники по продаже шерсти и таможенники, зал лицедеев, где за несколько пенни можно было найти пахабные развлечения. Но Давос чувствовал, что он услышал достаточно. Я пришел слишком поздно. Старая привычка заставила его потянуться к груди, где он когда-то хранил костяшки пальцев в маленьком мешочке на кожаном ремешке. Там ничего не было. Он потерял свою удачу в пожарах на Черноводной, когда потерял свой корабль и своих сыновей.

Что я должен теперь сделать? Он поплотнее затянул накидку. Забраться на холм и предстать перед воротами Нового Замка с тщетным призывом? Вернуться в Систертон? Отправиться обратно к Марии и мальчикам? Купить лошадь и поехать по королевской дороге, чтобы рассказать Станнису, что у того нет ни друзей в Белой Гавани, ни надежды?

Королева Селис устроила пир для Саллы и его капитанов вечером накануне отплытия флота. Коттер Пайк присоединился к ним и еще четверо командующих Ночного Дозора. Принцессе Ширин тоже позволили участвовать. Когда подали лосося, сир Аксель Флорент развлек стол рассказом о принце Таргариене, у которого была ручная мартышка. Принцу нравилось одевать зверюшку в одежду своего умершего сына и притворяться, что это ребенок, утверждал сир Аксель, и время от времени он предлагал устроить тому брак. Удостоившиеся чести лорды отказывались всегда вежливо, но, разумеется, отказывались.

— Даже одетая в шелк и бархат, обезьяна остается обезьяной, — сказал сир Аксель. — Более мудрый принц понял бы, что нельзя поручать обезьяне делать работу человека.

Люди королевы рассмеялись, и некоторые ухмыльнулись, поглядев на Давоса.

Я не обезьяна, думал он. Я такой же лорд, как и вы, и более хороший человек. Но воспоминания все еще причиняли боль.

Тюленьи Ворота были закрыты на ночь. Давос не мог вернуться на "Весёлую Повитуху" до рассвета. Придётся заночевать здесь.

Он уставился вверх на Старого Удильщика со сломанным трезубцем. Я прошёл через дожди, и кораблекрушение, и бурю. И я не вернусь, не сделав того, зачем пришёл, каким бы безнадёжным это не казалось.

Возможно, вместе со своими пальцами он потерял и свою удачу, но он не обезьяна в бархате.

Он Десница Короля.

Замковая лестница была широкой улицей со ступенями из белого камня, которая вела от Волчьего Логова вдоль берега в Новый замок на холме. Путь Давосу освещали мраморные русалки, бережно держащие в своих руках чаши с горящим китовым жиром. Дойдя до вершины, он обернулся, чтобы посмотреть назад. Отсюда он мог видеть гавани внизу. Обе гавани. За причальной стеной внутренняя гавань была переполнена военными галерами. Давос насчитал двадцать три. Лорд Виман был толстяком, но отнюдь не бездельником, как оказалось.

Ворота Нового Замка были закрыты, но когда он крикнул, открылась боковая дверь и появился стражник, чтобы узнать, в чем дело. Давос показал ему черно-золотую ленту, скрепленную королевскими печатями.

— Мне немедленно нужно увидеть Лорда Мандерли, — сказал он. — У меня дело к нему и только к нему.

Танцовщицы мерцали, их гладкие выбритые тела были покрыты тонким слоем масла. Пылающие факелы метались, переходя из рук в руки под стук барабанов и трели флейты. Каждый раз, когда два факела перекрещивались в воздухе, обнаженная девушка, кружась, прыгала между ними. Свет факелов выхватывал умасленные конечности, груди и ягодицы.

У троих мужчин была эрекция. Зрелище было возбуждающее, хотя Дейенерис Таргариен оно казалось одновременно и смешным. Все мужчины были одного роста, с длинными ногами и плоскими животами, каждый мускул очерчен так резко, будто он был высечен из камня. Даже их лица почему-то казались одинаковыми… что было довольно странно, ведь у одного из них кожа была, как черное дерево, второй был молочно-бледен, а третий блестел, как полированная медь.

Этим они хотели возбудить меня? Дени шевельнулась среди шелковых подушек. Ее Безупречные в своих остроконечных головных уборах стояли перед колоннами как статуи, лица их были бесстрастны. Но только не у полноценных мужчин. Резнак мо Резнак стоял с открытым ртом, его губы были влажными и блестели, пока он смотрел. Хиздар зо Лорак что-то говорил человеку рядом с ним, но не отрывал глаз от танцующих девушек. Безобразное масляное лицо Бритоголового было суровым как всегда, однако он также ничего не пропускал.

Гораздо труднее было угадать что было на уме у ее почетного гостя. Бледный, худой человек с хищным лицом, сидевший за ее столом, был великолепен в одеждах из темно-бордового шелка и золотой парчи, его лысая голова блестела в свете факела, пока он поглощал фиги маленькими изящными кусочками. Опалы мерцали вдоль носа Ксаро Ксоан Даксоса при каждом повороте головы, когда он следил за танцовщицами.

В его честь Дейенерис облачилась в тунику, которые носят в Кварте, легкое одеяние из лиловой парчи, скроенное таким образом, чтобы одна грудь оставалась обнаженной. Ее серебристо золотые волосы ниспадали на плечи, доходя до сосков. Половина мужчин в зале украдкой бросали на нее свои взгляды, но только не Ксаро. В Кварте было тоже самое. Этот способ не годился для того, чтобы подчинить принца купцов. Как бы то ни было, она должна была управлять им. Он прибыл из Кварта на Шелковом Облаке вместе с тринадцатью другими галлеями. Его флот — это ответ на ее молитвы. Торговля в Меерине пришла в упадок с тех пор, как она покончила с рабством, но Ксаро был способен восстановить ее.

Когда звуки барабанов достигли пика, трое девушек прыгнули над пламенем, кружась в воздухе. Мужчины танцоры поймали их за талии и плавно опустили на свои члены. Дени смотрела, как женщины изогнули спины и обхватили ногами своих партнеров, пока флейты плакали, а мужчины двигались вперед и назад в такт музыке. Ей и раньше доводилось наблюдать за любовным действом. Дотракийцы сношались на виду, как и их кобылы с жеребцами. Но здесь она в первый раз видела страсть, положенную на музыку.

Ее лицо горело. Вино, сказала она самой себе. Но потом поймала себя на мысли о Даарио Нахарисе. Его гонец прибыл сегодня этим утром. Вороны-Буревестники возвращаются из Лхазара. Ее капитан скакал к ней, располагая дружбой Ягнятников. Пища и торговля, напомнила она себе. Он не подвел меня и не подведет. Даарио поможет мне спасти мой город. Королеве страстно хотелось увидеть его лицо, погладить бороду, разделенную на три части, рассказать о своих тревогах… но Вороны Буревестники были все еще далеко за Кхазайским перевалом, а у нее государство, которым надо править.

Дым висел между пурпурных колонн. Танцоры встали на колени, склонив головы. "Вы были великолепны," — сказала им Дени. — "Я редко видела такую грацию, такую красоту". Она подозвала Резнак мо Резнака и сенешаль стремглав подбежал к ней. Капли пота усеивали его лысую морщинистую голову. "Проводи наших гостей к ваннам, где они смогли бы освежиться, и принеси им еду и напитки"

— Почту за честь, ваше величество.

Дейенерис протянула кубок Ирри, чтобы та его снова наполнила. Вино было сладкое и крепкое, благоухающее ароматами восточных пряностей, гораздо лучше тех слабых гискарских вин, что были в ее кубке в последнее время. Ксаро изучил фрукты на блюде, поданном Чхику, и выбрал хурму. Ее оранжевая кожица подходила по цвету к кораллу в его носу. Он откусил немного и поджал губы.

— Кислая.

— Милорд предпочитает что-то послаще?

— Сладость приедается. Кислые фрукты и колкие женщины добавляют жизни остроты. — Ксаро откусил еще кусочек, прожевал, проглотил. — Дейенерис, милая королева, я не могу выразить, какое удовольствие для меня еще раз насладиться твоим обществом. Дитя, покинувшее Кварт, столь же потерянное, сколь и прекрасное. Я боялся, что она плывет навстречу своей погибели, но теперь нахожу ее здесь возведенной на престол, владычицей древнего города, окруженной могучим войском, которое она создала из снов.