— … и придем к выводу, что единственный виноватый у нас это ты!

За дверью воцарилась тишина.

Плохая такая тишина, гнетущая прям.

Язык мой — враг мой, хотела ведь сказать, что Сенечка, но…

…что-то пошло не так, как всегда.

Ну зато я хоть поняла, почему мама с папой были единодушно против моего поступления на международное дело. Надо признать, дипломатия — это не мое.

— Выйди по-хорошему и обойдемся малыми потерями, — сквозь зубы процедил Дэн.

Я невольно сглотнула.

Малые потер — это он про дверь?

Но вслух осторожно спросила другое:

— На фарш только Сенечку пустишь?

Прости, енотистый засранец, но себя я люблю, тебя только терплю, поэтому чья шкура дороже надеюсь понятно.

В конце концов, зачетку угробил именно ты.

И так прибить пытались меня, а Сенечка в это время спокойно забрался на шкаф в коридоре и с умеренным интересом взирал на наш забег.

С препятствиями.

И метанием тяжелых предметов.

— Варя, открывай!

Попавшее в Дэна яблоко вспомнился некстати, а я поняла, что не-а, не открою. Жить хочется. Если зачетка — это Сеня, то яблоко-то — это я.

Хотя, что такое яблоко по сравнению с зачеткой?!

— Дэн, а давай все-таки поговорим как цивилизованные люди?

Хорошее предложение, главное, что своевременное, после разнесенной в пух и осколки квартиры. Целым остался только Вася, ибо вопль «не трожь Васю!!!» был кажется мой, а ночь, клей и череп промелькнули у обоих.

— Ну испорченная зачетка — это ж не конец света, в конце концов! — оптимистично и бодро проговорила я.

— Издеваешься?

Нет, пытаюсь выжить.

— Нет, ну что ты, — почему-то прозвучало да, издевательством.

Блин.

— Ты мое проклятие, — глухо пробубнили из-за двери, — вместе со своим енотом.

Нет, про енота я согласна. Он не только твое, он еще и мое проклятие.

А вот я — проклятие?!

Да мне даже химичка говорила, что я — ангел! Сквозь слезы, мысленный мат и скрежетание зубов, правда, но говорила ведь!

И не будем уточнять, что вторым словом после ангела было Преисподней.

Кому важны такие мелочи?!

— Если что, то мне стыдно, — проинформировала в пустоту и опустилась на пол.

— Я две недели учил, а меня из-за тебя даже на экзамен не пустят! — за дверью трагически взвыли.

Почему сразу из-за меня?!

Почему не одного упрека в адрес хвостатого поганца — истинного виновника происшествия?!

Я вздохнула, мысленно сетуя на несправедливость жизни, и посмотрела на часы.

Пол-одиннадцатого.

И да, енот все ж временно мой, поэтому…

Я открыла дверь ванной и посмотрела на сидящего у стены Дэна.

— С меня фен, с тебя обещание не убивать.

К часу ночи мы решили, что зачетка с натяжкой тянет на официальный документ и молча разошлись по комнатам.

В восемь утра позвонил Ромка и заговорщическим шепотом спросил:

— Варвар, а что мне надо пожелать?

— Мозгов? — спросила с надеждой.

— Не-а, думай, Варвар, думай!

— Пойти к черту, — медленно, но неумолимо засыпая, пробормотала я, — пожелать надо.

— Варвар!!! — Ромка внезапно рявкнул.

И от этой внезапности меня подбросило, заставило проснуться моментально.

— Рома, ты…ты кретин! — садясь в кровати, рявкнула уже я.

— Два часа назад твой сосед сказал тоже самое, — странно-довольным тоном протянул мой лучший друг.

Еще б!

До часу ночи мы не спали вместе.

— Ладно, злобный Варвар, не злись, у меня к тебе предложение, — Ромка балагурить перестал и заговорил уже нормально, — пошли сегодня с нами в «Северный олень».

— Куда?!

На кровати меня подбросило второй раз, а спать расхотелось окончательно.

— Варвар, ты прекрасно слышала!

Слышать-то слышала, но поверить как-то не очень.

— Миллионер ты мой, колись кого ограбил. Откуда у тебя деньги на Оленя?

Северного, блин.

Нет, Ромку родители финансово спонсировали, но не так, чтоб идти тусоваться в самый известный и дорогой клуб.

Шутка, что даже около клуба стоять только платно можно, не такая уж и шутка.

— Расслабься, Варвар, мы по блату, — Рома довольно хохотнул. — У нашей Дашки есть брат, который дружит с владельцем этого рая, так что нам скидка на алкоголь и бесплатный вход.

Кто такая Дашка я не понял, кто чей друг брат тоже, но…

Я поняла главное: нам предлагают халявный отрыв в крутом заведении.

Та-да-да-дам!!!

Ромке было даровано всепрощение за звонки по ночам и ранним утром, а заодно все косяки на полгода вперед.

— Так ты идешь, Варвар?

— Конечно! — настроение вместе со мной радостно скакануло вверх. — Где, во сколько?

— В десять, у башни, и… — Ромка осекся, вздохнул и проворчал, — и подругу свою лучшую зови. Если я позову, то точно не пойдет.

На миг показалось, что уже звал и уже ему отказали, но глупая мысль — Ромка не стал бы это скрывать — только промелькнула и исчезла, а я активно закивала, хоть он меня и не видел:

— Позвоню, конечно!

Не одной же мне в такую рань просыпаться.

— Ром?

— Ну?

— Ни пуха, ни пера!

— Иди к черту, Варвар!

Мое прекрасное настроение продержалось до одиннадцати утра.

Ни кислая рожа Дэна, ни Сенечка, стащивший очередную футболку стирать не смогли его испортить.

А вот звонок и елейный голос моей однокурсницы Ксении Глебовны (в рабочее время только с отчеством!), что благополучно прохлаждалась в секретариате деканата, испортили.

До гримасы и ответного приторно-милого голоса испортили.

— Варечка, твои документы готовы, можешь приходить, — пропела она в трубку.

— Скоро буду, — пропела в ответ я. — Спасибо, золотце, за оперативность…

Пять минут светской беседы без единого слова правды, и я швырнула телефон на кровать.

— С-стерва!

Сенечка, отвлекшись от постирушек, согласно фыркнул.

А я вздохнула и начала собираться.

Выглядеть необходимо на все сто.

По дороге, подумав, купила вишневый пай, любимый Геродотом, и банку сгущенки, любовь к которой привил тот же Геродот, заодно доказавший, что на раскопках в походных условиях без сгущенки труба.

Альма-матер встретила пустыми коридорами, и до деканата я добралась никем не замеченной и не опознанной.

К счастью.

Для общения сегодня с однокурсниками — уже бывшими — мне вполне хватит Ксюшеньки.

Точнее Ксении Глебовны, что с торжественным видом и плохо скрываемой злорадно-радостной улыбкой вручила мне справку.

И вышла со мной в коридор — проводить.

— Ох, Варенька, и не понимаю, чего ты вдруг решила уходить, — Ксюша печально-наигранно покачала головой и покосилась на стену с фотографиями и надписью «Гордость факультета».

Подпись «Варвара Лгунова» значилась под первой фотографией в верхнем ряду. Красивая фотка, и мелькнула мысль отодрать и забрать себе.

Что?!

Все, я больше не гордость факультета!

— Скучно стало, — я насмешливо улыбнулась, сверкнув зубами. — Никакого драйва и развлечений.

Такого ответа Ксюша видимо не ожидала, потому что глазками удивленно захлопала и на меня с ужасом уставилась.

Ну да, кто бросает универы из-за скуки?!

Вот Ксюшенька за место под солнцем, в смысле на бюджете, держится всеми силами и о доске «Гордость факультета» лишь мечтает.

А я, имея все, взяла и бросила.

— Ладно, удачи, — с приклеившейся веселой улыбкой, я помахала на прощание и спустилась на третий этаж.

Там через коридор-переходы-лестницы добралась до кабинета по работе со студентами и…

… пять минут, и я свободный человек.

С неоконченным историческим образованием, аттестатом и академической справкой в руках.

Геродота я нашла в исткабе, где он изучал какую-то старинную книгу с лупой в руках.

— Илья Германович?

Я вежливо постучала и лишь потом вошла.

— Варя!

Бывший мой профессор всплеснул руками и поднялся, нацепив свои знаменитые очки на золотой цепочки.