Кататься мне нравится.

— Камень двух колец, — поправляю и улыбаюсь, потому что об этой истории мало кто знает, а Дэн знает и от этого почему-то радостно.

Нам же ее со школы рассказывали и возили, а потом на археологии упоминали, потому что…

— Там еще городище находится. Стоянка Чудского племени первого тысячелетия нашей эры, в шестидесятые годы даже была проведена экспедиция, нашли предметы быта и останки.

— А драгоценности? — Дэн заинтересованно поворачивает голову, и я вижу, что глаза у него горят, как у маленького ребенка при слове клад.

Смеюсь и качаю головой.

— Обломись, глиняные черепки, костяные наконечники. Самая интересная находка — железный нож, но и он, думаю, тебя бы не впечатлил.

— Не, ну так не интересно, — разочарованно тянет он.

А мне, глядя на него, кажется, что отобрала любимую игрушку у все того же маленького ребенка, заодно сообщив, что деда Мороза не существует.

— Да ладно тебе, — я фыркаю, — что-то действительное ценное и интересное находят очень редко.

— Ты поэтому ушла? — неожиданно спрашивает он.

— Не знаю… — я пожимаю плечами и отворачиваюсь к окну, на наши размытые отражения в наступающих сумерках смотреть тоже интересно, — наверное… это была одна из причин.

Дэн кивает, принимая ответ.

— Дэн… что произошло… в горах? Это оттуда ведь шрамы на ноге?

Он молчит, поджав губы, а руки до побелевших костяшек впиваются в руль.

— Да, — наконец нехотя произносит, признается словно Мальчиш-Кибальчиш, которого все-таки раскололи и военную тайну он выдал, а потом тяжело вздыхает. — Год, точнее два, уже два года назад в октябре мы поднимались на Аннапурну. Высочайшая точка — 8091 метр. Она должна была стать моим вторым восьмитысячником. Двадцать третьего мы остановились во втором высотном лагере, до вершина оставалось 2451 метр. Ночью сошла ледовая лавина. Помимо нас были еще французы и японцы. Всего девятнадцать человек. Выжило трое.

Дэн замолкает, смотрит перед собой, а я перевариваю услышанное, думаю, и разглядываю дома деревни, через которую проезжаем.

Когда дорога начинает знакома петлять, намекая, что уже почти доехали, Дэн глухо говорит.

— В больнице я провел почти год. Обморожение, вся нога раздроблена. Сначала хотели отнимать вообще, но… как-то обошлось. Альбина… ты ее видела, она приходила попрощаться, уезжает на ПМЖ в Германию с женихом… она весь год была рядом, а когда выписали, сказала, что больше не сможет. Ушла.

И, наверное, я не должна спрашивать, но…

— Ты сильно ее любил?

Дэн поворачивается, смотрит пристально. Так, что становится неудобно и жарко, я отвожу взгляд, а он неожиданно усмехается.

— Когда ушла она, я злился, если уйдешь ты, я… не смогу.

Больше до скалы мы не говорим и к разговору этому никогда не возвращаемся.

Я просыпаюсь от холода и рассветного солнца, что бьет по глазам. Оно еще только поднялось над кромкой леса и небо всех оттенков от темно-синих облаков над нами до бледно-желтых полос на востоке.

Провернув голову, смотрю на Дэна. Он еще спит, светлые в лучах солнца волосы взъерошены, а на лице истинное выражение одухотворенности. Я рассматриваю его и ловлю себя на том, что улыбаюсь и думаю о ночи.

Как сказал Дэн, остановившись в паре метрах от вершины скалы, мы приехали любоваться красотами.

— В первом часу ночи? — скептически осведомилась я, пытаясь разглядеть «красоты» в свете фар и полной луны.

Нет, луна, конечно, хорошо светила и даже была круглой и желтенькой, как солнце, но до солнышка ей все ж далеко.

— А звезды? — смутить некоторых невозможно. — Ты когда последний раз на звезды смотрела?

— Да не так давно, с Ником, — ответила искренне и машинально, остановившись на самом краю и завороженно разглядывая реку в лунном свете, которая почти в круговую огибала скалу.

— С кем? — подозрительно вкрадчиво переспросил Дэн, щекоча дыханием затылок и обхватывая талию руками.

Ответить я не успела, меня уже несли обратно к машине, чтобы усадить на капот и бесцеремонно вклиниться между моих разведенных ног.

И… все.

Дальше было любование совсем другими красотами.

— Что, размышляешь за что тебе досталось такое счастье как я? — Дэн открывает глаза неожиданно и ухмыляется порочно и с намеком.

— Предполагаю, что за грехи прошлой жизни одарили самым скромным счастьем, — я фыркаю и целую его в нос, — лучше скажи, где моя футболка?

Мое счастье растерянно морщит нос и признается, что где-то там.

Возможно, в кустах.

Я лишь вздыхаю и щедро одолженную футболку надеваю.

— Мне так даже больше нравится, — выносит вердикт Дэн, обходя меня по кругу, как новогоднюю ель, — и шорты можешь не надевать.

Нижнее белье тоже и тогда, по его словам, будет совсем идеально.

— То есть ты не против, если я в таком виде мимо Ромки в дом пойду? — уточняю невинно.

Дэн, судя по моментально сползшей ухмылки и блеснувшим глазам, категорически против.

Домой мы приезжаем только в начале десятого.

Приезжаем как раз в тот момент, когда Мила обнимает Ба и направляется к Ромкиной машине. Сам Ромыч уже за рулем.

Под ругань Дэна я выпрыгиваю почти на ходу и бегу к ней.

— Милка, что случилось?

Я вглядываюсь в ее бледное, серьезное лицо и пугаюсь еще больше.

— Мне из приемки позвонили, — как-то растерянно отвечает она, — попросили подъехать. Зачем я не расслышала, связь сама знаешь.

Милка косится на Ба, и я понимаю, что расслышала, но при Анне Николаевне не расскажет, поэтому я только киваю и улыбаюсь через силу.

— Удачи, — шепчу, обнимая.

А Ромка, высунувшись из окна, обещает Анне Николаевне быть аккуратным и в магазин заехать. И про банки они помнят и как доедут позвонят. И что-то еще, я уже не слушаю — иду в дом и кабинет-библиотеку, где стоит компьютер.

Один на всех, ибо мы, решив отдохнуть от цивилизации, ноуты брать не стали, поэтому смотреть ежедневные рейтинги поступающих мы с Милой бегали к нему.

Вчера мне было не до этого, а сейчас я первый раз захожу сначала не на свой сайт, а Милкин и открываю ее списки и контрольные цифры приема.

У Милки достаточно нормальный балл — 267, но на бюджете всего пять мест и на вчерашний день она была уже семнадцатая.

До обеда я нахожу тысячи и одно дело.

Читаю «Невыносимую легкость бытия», забываю имя героя на третьей страницы и на этом мое чтение заканчивается, потом собираю на пару с Дэном огурцы для очередных заготовок, под руководством Анна Николаевны перебираю уже высушенные травы и узнаю, что ромашка бывает не только аптечной, но еще и пахучей, обнаруживаю еще минимум пять названий ромашки пахучей и…

Дэн первым не выдерживает нашего с Анной Николаевной взвинченного состояния, которое грозится вырваться наружу, ибо тысяча и одно дело уже сделано.

И осталось разве что вымыть весь дом на второй раз.

Пожалуй, я даже готова подорваться за ведром и тряпкой, но Дэн перевешивается через перила веранды, где мы сидим, и громко объявляет:

— Дамы, я обнаружил мангал. Как вам идея на счет шашлыков вечером?

Нам идея нравится.

— Только мяса нет, — тут же обеспокоенно добавляет Анна Николаевна, — и маринад…

Но Дэн трясет ключами от машины, уверяет, что no problem, и везет нас в гипермаркет, где мы бродим еще часа три.

— Спасибо, — обнимая его сзади, шепчу едва слышно.

Спасибо за очередное дело, на котором можно сосредоточиться и на которое можно переключить Анну Николаевну.

Спасибо за саму Ба, которая сейчас увлеченно выбирает крышки для банок, а перед этим она не менее увлеченно и азартно торговалась в мясном отделе и умудрилась выбить скидку, узнав о которой мы под ее снисходительным взглядом подобрали челюсть и огляделись, убеждаясь, что не на рынки находимся.

— Она невероятная женщина, — тоже шепотом отвечает Дэн, он понимает без слов, — ее мужик из мясного отдела пригласил на свидание, а вон тот дедок с тросточкой уже минут десять трется рядом и заинтересованно поглядывает на Ба.