Но наёмникам стоило благодарить ашраинов не только за приток дешёвых шлюх. Именно из-за закрытых городских ворот весь отряд пустили в город.

Мураддины явно не хотели этого делать, но как бы ни говнились в адрес наёмников — всё-таки нельзя было совсем не пойти им навстречу. Одно дело, кабы «ржавые» жили за стенами и ходили в город по всяким нуждам нехитрого солдатского отдыха, другое — когда в город толком не попасть. Так уж точно не годится.

Мало кто в Альма-Азраке был рад наёмникам. На «ржавых» смотрели не с большей теплотой, чем на ашраинов. Но у наёмников было оружие, а у этих бедолаг — нет. Вооружённые люди всегда получают хотя бы толику уважения.

— Кеннет! Может, ты ей хоть рот заткнёшь?

Это Карл оторвался от жареной курицы, которую безо всякого изящества манер поглощал, с противным звуком обсасывая кости. Ответа опять не последовало.

Комнатушка была, конечно, убогая — не чета роскошному дому, который товарищи захватили в Фадле. Так, конура для нищих моряков в кособоком трёхэтажном здании. Но зато отсюда их никто не погнал бы через три дня: отдых намечался длительный. Пока командиры сговорятся о деньгах, пока их получат, да и возможность поставить на ноги раненых отряду обещали. На такой службе, конечно, трудно ручаться за завтрашний день — однако были основания рассчитывать хотя бы на месяц в городе.

Нет, жаловаться не на что. В конце концов, и такие удобства досталось далеко не всем. Большая часть бойцов жила в лагере при лазарете, который разбили на окраине города: там имелась подходящая площадь.

Кстати, о лазарете…

— Надо бы навестить Бо. Глянуть, как он там.

— Да чо значит «как»? С обозными жёнами любезничает, как ещё. Рана у него — фигня полная!

— Ничего себе «фигня»! Да и в любом случае, он наш человек. Нашей десятины. Навестить надо.

Игги только привыкал командовать. Иногда он даже забывал, что вообще-то обязан это делать. Слишком непривычно и для него самого, и для товарищей. Но так решил сам капитан — кто с ним поспорит? Только полный кретин.

— Так точно, чо… Кеннет! Слыхал десятника? Сворачивай своё херосуйство! Есть дела поважнее…

Кеннет был кем угодно, но точно не человеком, игнорирующим приказы. Так что он наскоро закончил свои дела и показался из-за шторы — с мерзкой улыбкой до ушей, на ходу натягивая подштанники.

Если не знать, какой Кеннет отморозок и мудак, то он даже мог вызвать симпатию. Высокий, без пуза, широкоплечий, с простым, но мужественным лицом. Его бы постричь нормально, переодеть по придворной моде — более-менее сойдёт за самого задрипанного рыцарюшку. В десятине вообще не водилось красавцев с картин: Арджи годы ничуть не пожалели, Карл был жирным и волосатым, словно обезьяна.

Когда-то Игги был хорош собой, но не теперь.

Его ужасная рана полностью зажила, но юный командир продолжал заматывать половину лица. То, во что эта половина превратилась — кошмар. Уродство тяготило больше, чем потерянный глаз. Игги и одним отлично видел, а вот как на него самого смотрели теперь…

Он тогда зазевался всего на миг. Поторопился, высунулся не вовремя. Один удар — и вот, теперь он достойный командир компании уродов. «Шрамы украшают», ну конечно…

— Давайте, собирайтесь.

— С оружием идём?

— Нет, с дымящимися наперевес! Без оружия ходить не велено. Нас тут любят не больше, чем в Фадле.

Поскольку Игги вырос в Ржавом отряде, он сызмальства привык к ненависти окружающих. Наёмники хорошо зарабатывают, иногда даже заслуживают какую-никакую славу, но уж точно не стяжают любви. Для обычного человека те, кто готов убивать за деньги, едва ли понятнее, чем для самих наёмников — здоровые мужики, тратящие жизнь на ковыряние в земле и подобную чушь. Нахрена так жить? Бред какой-то.

Жизнь в отряде тоже не мёд, но у неё есть хоть какие-то плюсы. А ради чего влачат существование те, кто не воюет, Игги вообще никогда не мог в толк взять.

Девчонка выскользнула из угла, второпях натянув платье. Она была не старше Игги, стройной и с симпатичным личиком. Ашраины внешне не очень отличались от мураддинов, но всё-таки отличались. Чуть менее смуглые, почти все — кудрявые и светлоглазые. Вот и она тоже.

— Кеннет, сколько ты ей дал?

Ещё месяц назад Кеннет ответил бы что-то вроде: «А твоё какое дело? Пошёл в жопу!». Но теперь он уже не имел права игнорировать вопросы Игги.

— Ну, пяток медяков дал.

Даже Карл закатил глаза.

— Ну ты и сволочь! У тебя монет больше, чем она в жизни увидит. Девчонка же старалась!

— Чего пристали? Сколько попросила, столько и дал.

— Ой, всё…

Игги запустил руку в кошель на поясе, вытащил оттуда серебряную монетку с отверстием в центре. У стен Фадла он получил такую за необычайно меткий выстрел, да ещё прямо из рук лейтенанта Бенедикта. Тогда это были для него немалые деньги. Теперь же серебро водилось…

Игги протянул монету девушке. Та залепетала по-мураддински.

— Карл, чего она говорит?

— Что даст и тебе, но просит отдыха.

А ведь когда-то эти люди правили всей Великой пустыней!..

— Да нет, я ж не к тому, я не хочу… не том смысле, что тебя не хочу, ты очень красивая, в смысле… ох. Карл, объясни ей! Пусть просто возьмёт монету и проваливает.

Когда до ашраинки дошло, она схватила монетку с протянутой ладони Игги так быстро, как змея жалит. След ей простыл тотчас. Похоже, Игги сильно сократил число солдат и моряков, которых девушке предстояло обслужить в ближайшее время.

Ну, хоть какой-то хороший поступок.

— Ты теперь всегда моих шлюх будешь оплачивать? — усмехнулся Кеннет.

— Обязательно, если станешь убивать за меня. Пошли уже!

Вскоре они уже шагали по улице, застроенной нежно-синими, как воды бухты, домами.

Каждый второй оборачивался вслед компании наёмников. Ульмисийцы в портовом городе сами по себе не очень удивляли. Но несусветно кричащие, прямо-таки попугайские наряды солдат не могли не привлекать внимания. Пусть одежды порядком износились за время похода, они всё равно поражали местных буйством красок и гротескной помпезностью. Пышные буффы, длинные разрезы верхнего слоя ткани, огромные гульфики, набитые песком, плотно облегающие мускулистые ноги шоссы — едва ли что-то могло меньше напоминать костюм, принятый в халифате.

Сам Игги новый костюм справить не успел: он по-прежнему ходил в потёртом, насквозь пропитанном потом оранжево-красном гамбезоне. Зато плечи покрывал «ржавый» плащ, прямо с иголочки. У остальных, конечно, тоже были заслуженные плащи — но не такие новые.

Плащ хоть как-то скрашивал уныние от увечья и волнение от внезапно обретённой должности. Тут всё честь по чести: Игги заслужил, с этим никто бы не поспорил. Возможно, никто раньше и не получал плащ в таком юном возрасте. С другой стороны, нанятым на островах аззинийцам они куда быстрее достались: чернокожие оказались уж очень сильными и свирепыми бойцами.

— И кстати, о монетах… надо скинуться для Флори. Её теперь кормить некому.

— Я бы её покормил!

— Кеннет, я тебя ослиным дерьмом накормлю за такие разговорчики.

— Да чо я не так сказал?..

— Знаю я тебя! Без никакой херни, понял? Только прикоснись к ней!

— Да она, может, сама попросит… — пробурчал Кеннет себе под нос.

Позаботиться о вдове Густава виделось необходимым. Во-первых, тот всегда был добрым другом и прекрасным командиром. Во-вторых, девушка вроде как осталась при десятине, хоть никто обозных жён к солдатам и не приписывал. Их всё равно не хватало на всех, само собой, не то отряд стал бы похож на табор кочевников. А молодых и красивых, которые всякому солдату интереснее — того меньше… Но пока Флори в отряде податься было больше некуда, это факт. Нужно о ней позаботиться. Девушка всегда была добра и к Игги, и к остальным. Даже к Кеннету.

Они шли через город, волоча на плечах аркебузы, придерживая фальшионы и тесаки на поясах. Шлемы и кирасы быстро нагрелись под солнцем. Дети глазели на наёмников с интересом, иные женщины — с огоньком в глазах. Но в основном взгляды источали ненависть.