Сулим пригладил длинную бороду. Смерил визиря взглядом, истолковать который было трудно.

Проклятье, ведь Джамалутдин-паша пока даже не имел представления, чем всё-таки обернулось нападение на дворец. Жив ли Ржавый Капитан? Кто командует сейчас его людьми в разных концах города? С кем и как именно вести переговоры?

Сейчас необходимо именно умиротворение. Хотя бы временное.

— Хорошо. — наконец молвил Сулим. — Я иду на улицу.

Вот только тон совсем не убедил визиря, что жрец сделает именно то, о чём его просят. Как знать, не поступил ли он наоборот?

***

Люди старика с горы, хорошего друга отца, Алима немного пугали. Недавно он сидел за столом с командирами наёмников, слушал их рассказы о войнах и сражениях, но… то были другие люди.

Они пахли порохом, походным костром, горящими городами. Люди старика с горы пахли только могилой.

Убийцы обыкновенно меньше всего похожи на убийц, и это как раз тот случай. Все двадцать человек, что прибыли в дом ар-Малави, были на вид самыми обыкновенными. Не высокие и не низкие, не толстые и не худые, в простой одежде — но добротной и практичной. Ни у кого тут не было повязок на глазах, страшных шрамов, жутких лиц. Мужчины как мужчины, внимания не обратишь.

Но их готовили на той самой горе. А значит — едва ли во всём Шере есть люди опаснее.

— Гляди! Идут!

Они следили за гостевым дворцом через отверстия в плотных занавесках, со второго этажа. Атака начиналась неплохо: нанятые для неё бандиты даже догадались разделиться, чтобы перекрыть улицу на случай подкрепления.

Сейчас второй отряд бандитов как раз перебирался через ограду дворца: не похоже, что внутри всё прошло хорошо. Скорее совсем наоборот.

— Они?

— Они. Капитана ни с кем не спутаешь.

Небольшая группа людей вышла из ворот. Похоже, Шеймус был ранен, но всё-таки шёл сам: его только поддерживали Ангус и кто-то другой. Узнал Алим и чернокожего телохранителя капитана: тот нёс на руках тяжело раненого солдата.

Как и следовало ожидать, убить их не смогли.

Насколько Алим мог судить, отец до последнего момента раздумывал, пустить ли на это дело людей с горы или толпу недавних заключённых, изначально предназначенных для чего-то совсем другого. В каждом из двух случаев скорее предполагался разный результат. Вероятно, Усман принял решение именно по тем причинам, которые ранее излагал.

«Любая ситуация будет выгодна нам. Но всё же лучше, если его не убьют, чем наоборот»

Бандитам неплохо заплатили и пообещали все богатства дворца. Они толком не знали, с кем предстоит иметь дело — исход логичен. Впрочем, сам преступники едва ли сильно сожалели о результате: сейчас добро из богатого дома интересовало их больше всего.

— Убиваем? — спросил невысокий мужчина с большой плешью.

— Нет. Действуем так, как велел отец: раз капитан выбрался из дворца — теперь мы за него.

«Мудрец вовремя встаёт на сторону того, кто сам побеждает»

Если быть честным — Алим порадовался, что повернулось всё именно так.

Наёмники брели по пустой улице в сторону порта. Алим пересчитал их: десять человек, включая раненого. И это люди из лучших в отряде: случайная группа рассеянных вокруг бандитов им не особо страшна.

— Женщины с ним нет.

— Рыжей?

— Да, той самой.

— Убили? Сбежала?

— Это как раз и нужно выяснить. Если убежала, то твои люди вокруг могли её заметить. В любом случае мы должны выяснить, что с ней. Сейчас это важно. Капитан точно будет её искать.

— Понял. — плешивый кивнул. — Сейчас узнаем. Раз мы за них, то идём встречать?

— Нет, их встретят другие. Об этом уже позаботились. Как дела на улицах, есть вести?

— Всё по плану. Начинается!

Алим потёр руки. Он был доволен собой. Он оправдывал надежды отца. Город стоял на пороге катастрофы, в которой роду ар-Малави предстоит быть немало повинным — но раз отец решил так, то это правильно. Это выгодно.

Интересно, Сулим уже знает обо всём? Радуется?

Если знает, то наверняка радуется. Что же… на эту тему Усман сказал коротко, однако совершенно исчерпывающе. «Падающего толкни».

До утра упадут многие, но точно не семья Алима. Она, как обычно, врастёт в мураддинскую землю крепче прежнего. Юноша более-менее понимал план, и только один аспект до сих пор вызывал у него сильное любопытство.

Как со всем этим связана Балеария?

***

Ирме было трудно уследить за событиями последующих минут.

Её отнесли в дом на руках. Гретель заматывала раны лимландки прямо поверх порванного платья. Кругом было полно людей в оранжево-красном — десятки, наверное, но Ирма сейчас никого не узнавала. Руки тряслись, горло пересохло, и она бы плакала — но было уже нечем.

На улице кто-то дул в трубу, играя сигнал тревоги. Почти сразу тем же звуком отозвались: одна труба, другая, третья. Все наёмники, что жили в районе порта, должны сейчас двинуться сюда. Изо всех его концов. Новобранцев за пределами лагеря не было: тут каждый хорошо знает, что делать при случае.

Прозвучали выстрелы. Возможно, в воздух — но не факт.

— Потерпи, родная… сейчас.

Теперь она была среди людей, способных защитить — но едва немного отступил страх за собственную жизнь, как Ирма начала думать о капитане. Что с ним?.. А с остальными во дворце? Ирма прекрасно понимала — сбежав, она поступила правильно. Но всё равно бередило душу чувство вины, подпитываемое тревогой.

Она его бросила. А ведь Отец Пустыни говорил…

Первым из столпившихся вокруг, кого Ирма узнала, был Рамон Люлья.

— Она в порядке?

— Более-менее.

— Ирма! Ирма, слышишь меня?

Лейтенант присел перед ней на корточки.

Люлья никогда Ирме особенно не нравился. Это был именно настолько жёсткий, даже жестокий человек, как казалось по внешности. Да ещё таивший некоторые секреты, что не шли за пределы штаба и ближайшего его окружения… однако Ирма-то знала. Знала, почему Рамон Люлья редко составляет Ангусу компанию в его загулах. И как на самом деле проводит время за плотно закрытыми дверями.

Но Шеймус этого человека не за извращённые вкусы ценил. Рамон был в отряде с самого начала. Рамон служил лейтенантом ещё при Мендосе, даже раньше Шеймуса им стал. Он надёжен, как скала — а остальное не имеет значения.

— Ирма, соберись. Во дворце был Ангус? Регендорф, Бенедикт?

— Н-н-нет… — ела выдавила она. — Н-н-не было. Но… он за ними посылал. И… и за тобой.

— Угу, вот только и доложили.

— Регендорф и Бенедикт в лагере. — отрапортовал кто-то со стороны. — Они не могли успеть добраться. Скорее всего, пока и не выступили.

— Точно. И не факт, что добраться возможно. Бьюсь об заклад — или на лагерь уже напали, или это вот-вот случится. Но вот Ангус… непонятно. Ирма, что с капитаном?

— Я не знаю!.. — вот теперь слёзы откуда-то взялись. Пускай и немного: едва глаза намокли.

— Ну… успокойся.

Люлья погладил её по голове, но вышло едва ли не хуже, чем у Шеймуса. Как собаку гладят. А вот сосредоточенный взгляд чёрных глаз балеарца внушил некоторое спокойствие. Уж как минимум — он знает, что делать. А ничего важнее в таком положении нет.

— Итак. Что с Шеймусом — непонятно. С Ангусом — непонятно. Значит, в данный момент главный я. Во всём отряде. Так что… Кто посмышлёней? Срочно вестовым в лагерь. Сказать, что я собираю наших в порту. Потом двинусь к лагерю. Регендорф и Бенедиктом понимают, кто сейчас командует. Донести, как у них дела. Всё ясно?

— Есть!

— Сержанты тут? Какие есть — ко мне! Строиться будем… И трубите, трубите!

Ирму кое-как перемотали — от подмышек и до живота, дышать стало совсем тяжело. Раны на спине болели всё сильнее, а уж рёбра — вовсе нестерпимо. Волосы облепили лицо, упорно лезли в глаза: оттого ещё труднее было что-либо перед собой разглядеть. Кто-то помог вернуть в ножны кинжальчик, который женщина продолжала судорожно сжимать: руки совсем ходуном ходили, сама она с этим не справилась бы.